Продана Миллиардеру (СИ)

– Как ты? – спрашиваю глухо.
– Круто, – оскаливается Волков. – Кайфово. Особенно теперь. Даже из палаты на волю не тянет.
Заранее заготовленные фразы вылетают из головы. А ведь я несколько раз прокручивала в голове формальные выражения, представляла наш короткий диалог. Но сейчас все резко забывается, даже двух слов связать не могу. Я лихорадочно сминаю ручки пакета. А взгляд так и соскальзывает к повязкам на мускулистом теле Волкова. Бинты охватывают не только массивную спину и крепкий торс, от плеча до запястья тоже проходятся широкие полосы. Все внутри меня содрогается при виде выразительных алых следов на белом материале.
Глаза печет. Не могу смотреть, но и отвернуться не выходит. Смешанные эмоции разрывают на части.
– Ты чего? – хриплый голос будоражит.
Мне приходится закусить губу изнутри, чтобы сдержать рвущуюся на волю истерику. Сама не понимаю собственные чувства.
– Лика, – массивные ладони обхватывают мои дрожащие плечи, сдавливают и встряхивают, легонько, только бы привести в сознание. – Девочка моя.
Нервно мотаю головой и невольно всхлипываю, когда вижу, что кровь еще сильнее пропитывает повязку. Белоснежный бинт багровеет прямо на моих глазах. Воздух вмиг пронизывает металлический запах. Нервный трепет разливается под кожей. Грудь сводит болезненный спазм.
Больно. До жути больно. Не могу терпеть.
Меня прорывает в секунду. Слезы льют градом по щекам, крупными каплями срываются с ресниц. Стараюсь сдержаться, унять рыдания, но продолжаю беззвучно плакать. Зажмуриваюсь. Напрасно пробую успокоиться, соленые ручьи никак не желают останавливаться, струятся по лицу, стекают вниз.
– Тише, девочка моя, – шепчет Волков.
Ему явно плевать на раны. Он вообще никак не заботится о своем состоянии. Притягивает меня вплотную. Зарывается лицом в мои волосы. Дышит шумно, тяжело, точно огромный оголодавший зверь.
Так необычно. Непривычно. Напрочь сбивает с толку. Его движения порывистые, но бережные. Он будто опасается, что я исчезну.
А я утыкаюсь лицом в его грудь, упираюсь лбом туда, где нет никаких повязок, нет бинтов. Голая кожа. Гладкая. А под ней – самый твердый на свете металл. Железные мускулы прирожденного хищника. И я чувствую аромат. Терпкий. Пряный. Мускусный. Это совсем не тошнотворная вонь крови. Тут его запах. Животный. Дикий. Будоражащий. Наверное, я должна разволноваться, опять напрячься, броситься прочь. Но я расслабляюсь.
Может, все дело в рваном мужском дыхании? Или в том, как чужие губы прижимаются к моей макушке?
Не знаю. Просто Волков рядом, и мне становится хорошо. Волнение последних дней вырывается наружу и отпускает. Будто острые когти разжимаются, больше не держат в плену тревоги. Я успокаиваюсь, сама не замечаю, как прекращаю рыдать.
Слезы высыхают. Всхлипы обрываются.
Я отстраняюсь от него. Поднимаю голову, чтобы поймать пронзительный взгляд синих глаз.
– Тебе надо отдохнуть, – говорю, прочистив горло. – Нельзя так долго быть на ногах. И вообще, ты слишком много двигаешься. Немедленно возвращайся на кушетку. Кровотечение открылось.
– Где? – выгибает брови Волков, а после бросает короткий взгляд на свою руку и равнодушно дергает плечом. – Да эти жалкие капли не в счет. Забей.
– Нет, – отрезаю. – С такими травмами нужно быть осторожнее. Я позову врача, а ты пока приляг. Прошу, послушай меня.
– На черта здесь этот старый хрыч? – кривится и небрежно отмахивается. – Я и так его постную рожу с утра до вечера наблюдаю.
– Глеб, пожалуйста, – повторяю с нажимом. – Тебе нужно лечь.
– Ну если только, – начинает он и прищуривается, широко ухмыляется, буквально буравит горящим взглядом, но продолжать речь не спешит.
– Что? – напрягаюсь.
– Да так, ничего, – качает головой, а после проходится ладонью по затылку, взъерошивая коротко стриженные волосы. – Всякая хренота в башку лезет. Стоп, а какого дьявола ты тяжести таскаешь?
Волков выхватывает у меня пакет.
– Поставь, – выпаливаю. – Тебе нельзя.
Он играючи перебрасывает ношу из одной руки в другую, а я впиваюсь взглядом в повязки. Кровь вроде бы не проступает сильнее прежнего. Но впечатления могут оказаться обманчивы.
 
– По-твоему, я совсем дохляк? – хмыкает Волков.
– Там бульон, – вздыхаю и поджимаю губы. – Расплескаешь.
Он тут же ставит пакет на столик возле кушетки, заглядывает внутрь, изучает содержимое, точно не верит. А внутри действительно банка с бульоном. Еще фрукты.
– Я думал, ты не любишь готовить, – замечает Волков, переводя взгляд на меня, в синих глазах вспыхивает странный огонь.
– Не люблю, – роняю в ответ.
Он опять оказывается рядом со мной. Двигается так быстро и порывисто, что я сокрушенно выдыхаю. Упертый. Упрямый. До жути раздражающий.
– Тебе совсем плевать на свое здоровье? – хмуро сдвигаю брови.
Волков обнимает меня. Здоровой рукой. А потом и той, которая повреждена. Я накрываю его широкое запястье ладонью, но почему-то не могу отодвинуть в сторону от себя. Вместо этого веду пальцами по контурам татуировки.
– Ну прости, – жаркое дыхание опаляет мою шею. – Руки так и тянутся к тебе. Дьявол раздери. И не только руки.
– Тогда мне пора, – говорю я, решительно отстраняюсь от Волкова. – Я мешаю твоему выздоровлению.
– Наоборот, – оскаливается он и смотрит настолько пристально, что двинуться на выход не получается, буквально держит взглядом. – Знаешь, и правда было хреново, а теперь отпустило. Резко. Утром прямо крепко накрыло. Но сейчас гораздо легче.
– Тебе нужен покой.
– И тебе, поэтому не спеши, – заключает Волков, мягко подталкивая меня в сторону кресла. – Чего дергаться? Присядь. Отдохни. Чай хочешь? Кофе?
– Я хочу, чтобы ты продолжил лечение.
– А мы чем занимаемся? – искренне удивляется и с недоумением выгибает брови. – Лечим меня. Интенсивно. Ты в гости пришла, и я сразу просек, что попал сюда не зря. А до этого только и прикидывал, как спетлять.
– Нет, даже не думай о таких глупостях, – нервно мотаю головой. – Ты должен находиться под присмотром врачей. Никаких побегов, ясно?
– Допустим, я откажусь от этой идеи, – тянет Волков. – А что взамен?
– Глеб, я серьезно.
– Неплохо.
– Что? – спрашиваю и лишь теперь осознаю, как близко мы опять оказываемся, почти касаемся друг друга.
– Мое имя на твоем языке, – хрипло произносит Волков. – На губах. Я бы вечно слушал, раз за разом прокручивал.
Я опускаюсь в кресло, только бы разорвать этот странный контакт и сбросить морок, накрывший сознание. Но вообще, нужно двигаться к двери, а не здесь задерживаться. Навестила, убедилась, что он в порядке, отдала передачу.
Ну и хватит. Можно идти.
Бряцание открываемой банки заставляет меня повернуться на звук. Крышка отправляется на стол.
– Обалдеть, какая вкуснотища, – вдруг выдает Волков, пробуя мой бульон. – Но тут мало совсем. На один раз. Чисто подразнить. Растравить аппетит.
– Там полная банка, – возражаю. – Я не знала, понравится ли тебе такое, что ты обычно ешь.
В те разы, когда мы оказывались вместе за одним столом, Волков обычно ел меня. Пожирал взглядом без тени стеснения.
– Ты круто готовишь, – замечает он. – Черт, да как здесь тормознуть?
Бульон испаряется на глазах, а я невольно улыбаюсь, но потом взгляд соскальзывает на окровавленные бинты и внутри все холодеет.
– Глеб, тебе пора отдохнуть, – говорю твердо. – Пожалуйста, приляг, а я позову врача. Пусть осмотрит раны.
– Зачем? – пожимает плечами и отставляет пустую банку. – Ты действуешь на меня лучше любых процедур и лекарств. И бульон классный. Но добавка же только завтра будет? Сегодня вряд ли получится?
– Наверное, – роняю в ответ. – Нужно продукты купить, приготовить. Будет уже слишком поздно. Лучше утром, сделаю и свежий привезу.
Черт, а ведь я не собиралась приезжать второй раз. Но ему и правда сильно понравился бульон. Волков набросился на содержимое банки так, будто несколько дней ничего не ел.