Ковчег для Кареглазки (СИ)
Она заплакала еще громче, правильнее даже — зарыдала.
— Я не могу его открыть! Не могу подобрать код!
Абсорбент быстро поглощал хаос в голове, возвращая мне привычную логичность.
— А где Ковчег? Где кейс?
— В сейфе, — она указала рукой в сторону своего кабинета по соседству.
— Доставай. Я сейчас, — и я унесся в чулан.
Когда я вернулся, дипломат уже лежал на диване возле Елены Ивановны. Только отреагировала она на мое возвращение не очень радостно.
— Что? Нет, так нельзя! — возмутилась она, широко распахнув глаза.
— Почему? Я аккуратно, — и в руках завизжала болгарка.
Кареглазка ахнула и вскочила, чтоб помешать — но я уже лихо работал. Металл оказался прочным, шлифмашина вибрировала и отскакивала, но я упорно прижимал ее к кодовому замку. Как бы диск не разорвался — эффект будет, как от гранаты, взорванной в замкнутом пространстве. Крылова верещала — там реально могло быть что угодно, вплоть до радиоактивных элементов или бактериологического оружия. Наверняка, она думала — как можно быть таким дебилом, как я?
Она скакала вокруг, желая остановить меня, но боясь одернуть во время работы болгарки. Внезапно бетонный круг погрузился внутрь, преодолев сопротивление замка. Я вздернул аппарат вверх, выключая его. Мы втупились в кейс, а затем одновременно посмотрели друг на друга.
****
Куртка Эскула была окровавлена, но привередливость была не к месту. Балахон, штаны, водолазка, ботинки — и Гермес преобразился. Нужно спешить — Зенон скоро вернется.
В тамбуре оказалось, что можно выйти только в следующий вагон, где, очевидно, и находился Зенон. Двери наружу были плотно запечатаны. Но не люк наверх. Синдик взобрался на крышу, и ночной ветер чуть не сдул его, хотя поезд еще не набрал крейсерскую скорость.
Железнодорожные пути шли по выжженным степям восточного Горноречья. Можно попробовать спрыгнуть. Его подготовка позволяла это сделать, хотя и не гарантировала отсутствие травм. Если он сломает ноги или даже подвернет одну — он станет уязвимым перед нечистыми и выродками.
Не годится. У нее слишком важные планы, чтоб умереть посреди чахоточной степи… У НЕЕ?! Нет — у него, у него — У НЕГО! Гермеса передернуло, он провел мозолистой ладонью по черным волосам, царапая когтями голову и пытаясь вернуться к разуму и логике. Он отомстит — когда наступит лучший момент. Сейчас она слишком слаба. Она? Он! Он-он-он, — запомни уже это!
Нужно найти подходящий способ сбежать. Он побежал по локомотиву, пока не спустился в один из незапертых тамбуров. Там курил юнец — подмастерье Диониса или Стикса — он успел лишь удивиться, увидев ноги, мелькнувшие в раскрывшемся люке. Гермес мог оставить парня в бессознательном состоянии, но к чему риски? Он его задушил. И вошел в вагон.
Сидевший там смуглый мужчина давно не стригся, не брился и, очевидно, не мылся. Длинные грязные волосы сливались с черной бородой, засученные рукава оголяли мохнатые руки. Под шеей был наложен окровавленный бинт. Мужчина был без сознания или спал, но самым любопытным оказалось то, что он был в наручниках. Очевидно, что это шпион, о котором говорилось. Выродок.
****
Трудно верилось, но красный кейс, он же Ковчег, лежал перед нами, как разверзнутое лоно девственницы. Внутри были выемки, окруженные амортизационным материалом, выглядевшим как темно-красный бархат, что усиливало ассоциацию с женским половым органом.
В дипломате оказался герметичный прозрачный пенал с волнообразным логотипом, который сразу же оказался в руках Елены Ивановны — в нем была заполненная ампула-контейнер, и она буровила ее взглядом, словно это был настоящий Грааль. То есть, это и есть Ковчег? Мне достались широкая тетрадь и круглая коробка с цифровыми дисками.
Прочесть тетрадь было невозможно — записи были сделаны на неизвестном языке. Единственный образец русской речи находился на листке, вероятно, выдранном из церковной книги. На обрывке кто-то желтым фломастером подчеркнул фрагмент текста: «Бог не только создал тварь, но и сохраняет свое создание. Укажешь ли ты на ангелов, или архангелов, или на высшие силы, и вообще на все видимое и невидимое — все находится под Его промышлением, и если бы стало вне Его деятельности, то распалось бы, разрушилось бы и погибло бы». В слове «промышлением» тем же фломастером была исправлена буква «п» — со строчной на заглавную. Я показал это Кареглазке, но она отмахнулась — мол, есть более важные дела.
Тогда я решил просмотреть диски. Их было девять, и я просто хотел понять, что там может быть. Уже первое видео дало знать, что просмотреть все диски вряд ли удастся. Я вставил второй диск, затем третий — но уже с другого конца стопки. Везде было одно и то же. Многочасовые записи с разных камер наблюдения. Понять, откуда записи, я не смог, хотя этим немного отвлек Крылову. Она как раз готовила оборудование, чтоб проанализировать содержимое ампулы.
— Что там? — она заглянула в монитор через мое плечо.
— Как видишь, — я дал ей возможность самой удостовериться в происходящем в начале видеоряда четвертого вставленного диска. Сквозь помехи из-за снегопада было видно, как трое мужчин с камерой, штативом и микрофоном проходят через КПП.
— Это какой-то научный центр? — спросила ученая, но не у меня. Так она пыталась разобраться в том, что видит. — Там Артур обнаружил Ковчег? Правдоподобно…
Она задумчиво кивнула сама себе.
— Ладно. Всем этим займемся потом. Сейчас нужно извлечь субстанцию из контейнера.
Да ладно! На часах уже половина первого. Не этим, совсем не этим я хотел бы заниматься в такое время. Учитывая насыщенность прошедшего дня и половины ночи — сейчас был едва ли не лучший момент, чтоб остаться с ней наедине. И не вздумайте что-то говорить мне о цинизме, это обычные вещи для всех людей.
— Брось, — сказал я. — Уже ночь, мы устали. Я — пьян. Как бы беды не натворить…
— Кто устал? Ты? Ну, иди, я сама поработаю. Я не могу спать! — возмутилась Елена Ивановна.
— И не спи, — мой голос приобрел монотонный успокаивающий эффект. — Просто не трогай сейчас то, что таит неизведанную опасность. Как там ученые говорят о человеческом факторе? Что там насчет Чернобыля?
— Успокойся, — отрезала она, складывая артефакты из кейса в черную джинсовую сумку. — Со мной все нормально. Я этого ждала всю жизнь.
Но ее пальцы предательски задрожали, и она уронила на пол пластиковую коробку из-под дисков — та лопнула и развалилась на части, а диски рассыпались в радиусе метра. Я подпер лицо ладонью и посмотрел на Кареглазку как можно суровей.
— А если бы это была ампула? Так, говоришь, все в порядке?
Ответом стал лишь ее виноватый, расстроенный взгляд. Даже диски были важны, мы еще не знали толком, что на них. Она присела на стуле, широко расставив ноги, но прикрыв брешь черной юбкой. Я весь набух от волнения.
— Давай с утра, — попросил я. — Будут Пенс, Бергман и Валерон. Нормально организуем процесс.
Пенс — это мое прозвище Креза, сокращенное от «пенсионер». Крылова вроде сдалась и только кивала в унисон с моими словами, одновременно с тем жадно следя, как я укладываю содержимое дипломата в сумку, а затем — водружаю в сейф.
****
Гермес врезал пощечину по щетинистой щеке, и веки мужчины поднялись. Выродок с недоумением воззрел иссиня черными глазами.
— Я не видел здесь женщин, — промурчал он. — Кто ты, крошка?
Синдик не горел желанием причинять страдания, но все зависело от того, насколько пленник будет полезен.
— Почему ты здесь? — спросил он. — Рассказывай все и быстро. Или убью.
Последнюю фразу он подкрепил четками, заброшенными оборванцу за шею. Для лучшего взаимопонимания он сдавил импровизированную удавку. Это действительно способствовало тому, что шпион осознал реальность угрозы.
— Стой! Я уже все рассказал!
— Я хочу сокращенную версию, — отрезал Гермес, — если не хочешь знакомиться со мной поближе, — он снова сдавил шею четками, грубо, неаккуратно, давая понять, что не намерен возиться.