Твоя... Ваша... Навеки (СИ)
— Пока сомневаюсь, что оно доброе, — Эван делает шаг ко мне, я замечаю, как он принюхивается, как осматривает внимательно, придирчиво, пытаясь понять, не перешла ли я черту. — И где, позволь спросить, ты была всю ночь?
Глава 5
Мы с Эваном не поссорились, нет, лишь немного покричали друг на друга в попытке отстоять каждый свою точку зрения, но установившийся между нами тон общения, подчеркнуто вежливый, откровенно сдержанный, больше походит на напряженное, подозрительное ожидание ответных действий противника, нежели на настоящее перемирие.
От Дороти я узнаю, что накануне брат сам привез Тессу домой, да так никуда после и не поехал. По некоторому размышлению я захожу в спальню Эвана прежде, чем горничная начнет в комнате уборку, и с удивлением обнаруживаю там запах Тессы. Более того, я понимаю, что брат спал с девушкой в одной постели, не посягнув при том на честь нашей гостьи, несмотря на полнолуние и порождаемые им инстинктивные желания. Это так странно, что я даже не сразу вспоминаю, что сама провела всю ночь в обществе пары инкубов и прекрасно себя чувствовала, не испытывая мучительных, разъедающих изнутри сексуальных порывов.
Или, быть может, в этом заключен некий смысл, скрытый пока от нашего понимания?
Вечером мы, как и договорились, отправляемся в театр. К моему облегчению, дом я покидаю задолго до возвращения Эвана с работы. Едем в Большой лилатский театр, на спектакль «Шипы и грезы роз», весьма популярный в этом сезоне. В ярко освещенном фойе уже полно народу, мы здороваемся с знакомыми, обмениваемся с подошедшими поприветствовать меня или Арсенио пустыми, ничего не значащими любезностями. Байрон продолжает привычно держаться позади, словно он слуга, отрок, вынужденный сопровождать родителей на светском мероприятии, или все еще мальчик по вызову. Я замечаю вдруг, как реагируют на него окружающие, — искоса поглядывают с обычным жадным любопытством, но при разговоре со мной и Арсенио демонстративно не обращают внимания, не здороваются, будто Байрона с нами и вовсе нет. Наконец я теряю терпение и, обернувшись, беру Байрона под локоть, рывком вынуждаю поравняться с нами, встать по другую сторону от меня.
— Рианн, не стоит, — возражает Байрон.
— Почему нет? — не могу сдержать негодования.
— Потому что все равно не поймут.
— Зато представители нашего народа, наоборот, воспримут все именно так, как есть, — добавляет Арсенио. — И наверняка еще кое-кто, кто разбирается в наших обычаях.
— Какая разница?
— Ты же вроде не хотела раньше времени афишировать наши… не совсем традиционные для большинства отношения.
— Не хотела, — соглашаюсь. — Но не ценой же, что один из вас будет плестись за остальными как собачка на поводке.
— Я давно привык и перестал обращать внимание, — отмахивается Байрон. — И тебе не следует. Мы в любом случае вызываем вспышку нездорового интереса со стороны окружающих.
— Тогда тем более не вижу разницы — если все или знают, или предполагают, или догадываются, то не лучше ли в таком случае тебе идти с нами, как равному, а не тащиться в хвосте, словно слуге? — не отступаю я.
— Леди Рианн!
Вздрагиваю невольно, заслышав голос леди Валентины Регис. Она — под ручку с Клеоном, конечно же, — приближается к нам, улыбается почти искренне.
— Не ожидала встретить вас здесь сегодня, — произносит Валентина и кивает Арсенио. — Лорд Абелардо.
— Леди Регис, — отзывается Арсенио.
— Я тоже не ожидал, — бормочет Клеон, изучая меня тем же цепким, колючим, слишком пристальным взглядом, что и накануне, вызывающим острое желание или зарычать на чужака, нарушающего допустимые границы, или спрятаться за спинами своих мужчин, как и положено слабой беспомощной женщине.
— Полагаю, мы не обязаны отчитываться перед тобой, — немедля отвечает Арсенио.
— В целом да, не обязаны, — повышает голос Клеон. — Но я как-то всегда считал, что дружеские отношения предполагают некоторую степень… скажем так, откровенности. Особенно в таких… хм-м, серьезных вопросах.
— Лео, давай обсудим все позже и в более подходящей обстановке, — вмешивается Байрон.
— Да, разумеется, — не спорит Клеон и мне кажется, он безошибочно видит во мне главную причину охлаждения их строгой, проверенной мужской дружбы.
— Доброго вечера, леди Рианн, — говорит Валентина, благоразумно игнорируя замечания инкубов.
— Доброго, леди Регис, — улыбаюсь я вежливо.
Пара удаляется, и я надеюсь, что наши места в зале расположены достаточно далеко друг от друга, чтобы не создавать лишних неудобств и не мешать смотреть постановку.
— Я его убью, — обещает Арсенио мрачно.
— В сущности, он имеет право знать, — возражает Байрон.
— Ну вот и узнал.
— От нас, Арсенио, а не по факту в бальном зале.
— Да какого вурдалака я должен перед ним оправдываться или объясняться? — возмущается Арсенио. — Лео что, советовался с кем-то из нас, когда выбирал себе это обледеневшее бревно, не способное дать ему ничего, кроме денег и статуса? Зато сколько праведного гнева было, когда я забрал Тессу! Я, дескать, и избалованный маменькин сынок, далекий от суровой лилатской жизни, и эгоист, не думающий о друзьях, и безнадежно влюбленный дурак, и еще куча непечатных эпитетов в адрес мой и моей родни.
— Тут другой случай.
— Мне надо знать еще что-то о ваших традициях? — перебиваю я, не вполне понимая всего того, о чем говорили мужчины.
Но нутром чую, что дело не только в дружеской ревности или зависти.
— Нет, — в один голос отрезают оба инкуба, и я хмурюсь, глядя с подозрением на каждого по очереди.
— По-моему, нам пора пройти в зал, — напоминает Байрон мягко. Берет меня под локоть и ведет к входу в зал.
Арсенио не отстает, а я оборачиваюсь, ищу глазами Клеона и леди Валентину. Вижу, они не успели отойти далеко, Валентина вновь остановилась, беседуя с кем-то, а Клеон оглянулся, посмотрел прямо на меня. От тяжелого, по-мужски оценивающего взгляда краска бросается мне в лицо, и я отворачиваюсь поспешно, с облегчением позволяю инкубам увести меня.
* * *Следующим вечером мы посещаем ресторацию «Бархат», заведение дорогое, респектабельное и популярное среди высших кругов знати не меньше вчерашнего спектакля. Я вновь малодушно сбегаю из дома задолго до приезда брата с работы, предоставив Дороти объяснять, куда я ушла на сей раз, и не без внутреннего содрогания ожидаю, как Эван встретит меня по возвращению.
Мы опять появляемся на публике втроем.
И я снова наблюдаю, как повторяется вчерашняя реакция на Байрона. Его по-прежнему не замечают, вернее, тщательно создают и поддерживают иллюзию, будто бывший мальчик по вызову для прочего мира — всего-навсего невидимка, пустое место, тень, следующая привычно за своим хозяином, пусть бы теперь за хозяина, по мнению общества, считался Арсенио.
Действительно, один инкуб ухаживает за молодой леди, а его приятель просто ходит хвостиком за другом, и никто не возражает.
Я задумываюсь, не сменить ли нам выходы в свет на посещение мест попроще, менее официальных, где никто не знает нас в лицо, не знает, кто мы и кем были, и где мы сможем проводить время более спокойно, не тратить его на чужие взгляды, что щипали беспрестанно, преследовали назойливо, словно сотрудники желтой прессы.
Вечер несколько портит и факт, что Клеон и леди Валентина тоже ужинают в «Бархате». Конечно же, мы ограничиваемся короткими приветствиями и воздерживаемся от взаимных предложений пересесть за столы друг друга и провести оставшееся время одной компанией — и я, и леди Валентина без слов понимаем всю неуместность, всю возможную неловкость подобной дани вежливости, а Арсенио и Клеон по-простому буравят друг друга тяжелыми, недовольными взглядами. И даже когда мы занимаем заказанный накануне столик и нам приносят меню, я не могу избавиться от ощущения, что Клеон не сводит с меня пристального взора, что он следит за каждым моим движением, присматривается ко мне хищно, пытливо, изучает в стремлении разобраться, почему я, что именно связывает меня с двумя его друзьями. Волчица испуганно поджимает хвост и тянется за защитой к мужчинам, которых полагает своими, я не сразу замечаю, что во время разговора подаюсь ближе к собеседнику, инстинктивно норовлю прикоснуться то к одному, то к другому. Прикосновения вполне невинны — к руке или к плечу, — легки и почти незначительны, но в эти моменты чужой злой взгляд едва ли не хлещет наотмашь, будто я провожу время не со своими кавалерами, а кокетничаю с посторонним мужчиной на глазах жениха.