Ничья

– Ты не беспокойся, – попыталась ободрить мать, хотя сама стояла белее полотна. – Судья обещал поговорить с бургомистром, похлопотать. Да и ты не плошай. Сутулься, одно плечо ниже, другое выше держи, громко шаркай. Я к Софии сбегаю, красок для лица принесу, мы тебе кожу разукрасим.
Обе мы понимали, подобными хитростями сборщицу не проведешь, зато можно ненадолго обмануть себя. Да и разве возьмут не самых юных? Мне уже не пятнадцать, пусть до старой девы далеко. Однако успокоиться не получалось. Мысль об отборе повисла в воздухе, отняла аппетит. Ночь не принесла облегчения. Ворочалась с боку на бок и не могла сомкнуть глаз. Родители тоже не спали. Слышала, как тяжко вздыхал отец через тонкую стенку, как тайком, думая, что никто не слышит, рыдала мать. И становилось вдвойне горше: мысленно они со мной попрощались. И только Нона спала. Счастливая! Когда наступит следующий отбор, она успеет стать чьей-то женой.
 
Глава 2
 
По случаю приезда сборщицы занятия в школе отменили, и все мы, девушки от пятнадцати и старше, как потерянные, слонялись по родным домам. Пробовала шить, но только исколола пальцы. Готовить – мать выгнала, сказала, чтобы не мешала. Какая помощница из той, у кого кастрюли из рук валятся? Так и промаялась до полудня, когда пришло время идти на площадь. По совету матери оделась максимально просто, в самые темные и свободные вещи. Волосы собрала в несуразную кичку, надеясь жуткой прической отвлечь внимание от лица. Краски Софии тоже пошли в дело. Ими мы подчеркнули круги под глазами, нарисовали пару пятен, которые издали можно принять за прыщи. Словом, из дома я вышла уродиной, во всяком случае, искренне надеялась на это. Рядом скорбно шагали другие девушки, которые тоже, как могли, попытались отвести от себя перст судьбы. Улица напоминала серое море – яркие цвета привлекли бы ненужное внимание. То и дело слышались вздохи, всхлипы, а то и плач. Некоторые девушки шагали в обнимку. Может, сестры, а, может, просто подруги. Отыскала в людском потоке знакомые лица. Прежде бы улыбнулась, а теперь лишь понуро опустила голову. От нас ничего не зависело, захотят, разлучат. Вдоль улицы выстроились солдаты, живой цепью отсекая отцов, братьев, матерей. Отдельные отряды прочесывали дома, проверяли, не утаили ли девицу, не нарушили ли приказ. В наш тоже зашли. Я как раз обернулась, чтобы, возможно, в последний раз взглянуть на родимое крыльцо.
– Не переживай! – Моей руки коснулась чужая, прохладная и мозолистая. – Им нужно всего десять.
Всего десять! Покачала головой. Это слишком много.
– Я вот в прошлый раз не попала, – продолжала утешительница.
Взглянув на нее убедилась, передо мной уже не девушка. Миловидная, но не более. Не иначе бесприданница – иных причин засидеться в старых девах я не видела. И вдруг злость такая обуяла. Ей хорошо говорить, посмотрела бы, тряслась бы она или нет пятнадцать лет назад!
– Все решает сборщица, – продолжала безымянная попутчица. – Достаточно ей не понравится, и свободна.
Фыркнула. Как все просто! Можно подумать, сборщицу остановит дурной характер или слабоумие. В Храме наслаждений не разговаривают, а гордость выбивают палкой. Не нужно там бывать, не нужно читать, и так ясно.
Подходящих для отбора девушек выстроили по возрасту в несколько рядов, от самых молодых к перестаркам. Я оказалась примерно посередине и в просвете между телами видела страшный шатер, куда предстояло зайти избранным. Внешне он не отличался от ярмарочных, никаких устрашающих надписей, рисунков или иных знаков. Не знай, зачем он, приняла бы за шатер заезжих актеров. Помоста или иного возвышения тоже не видно. Пока совершенно непонятно, как нас станут отбирать.
Дрожащие от страха девушки терпеливо ждали, и вот появилась она. В сопровождении судьи и бургомистра из здания муниципалитета вышла сборщица. Алая ткань колыхалась, при каждом движении приоткрывая завесу тайны то над одной, то над другой частью ее тела. Вот мелькнет сквозь первый тонкий слой бедро, вот откроется взору линия груди. Никакого обнаженного тела, между ней и зрителем всегда тончайшая органза. Сборщица ступала плавно, чуть покачивая бедрами. Подбитые металлом каблучки выбивали четкий ритм на булыжной мостовой. Мужчины на фоне спутницы казались грузными, неповоротливыми. Она словно бабочка, яркая, праздничная. Пусть тетя Нэт и запретила, тайком любовалась сборщицей. Сегодня в ее волосах переливались нити с перламутровыми раковинами. Бездонные глаза затягивали в омут, чуть приоткрытые губы приковывали взор. Даже бургомистр попал под ее чары. Не на толпу он смотрел, а на точеную фигурку сборщицы. И не просто смотрел, а испытывал желание обладать. Странное заявление для не знавшей мужчины девицы, но мысли бурмистра читались по лицу, взгляду. Только девушки из Храма наслаждений, пусть даже бывшие, не ответят взаимностью рьянцу. Сборщица остановилась у входа в храм. Сегодня его двери были наглухо закрыты, чтобы никто не надеялся найти там спасение. Поздно брить виски, да и не поможет – служительниц привели сюда же, для закона все равны.
 
– Все? – обратилась предвестница беды к бургомистру.
Тот подозвал начальника городской стражи, выслушал доклад и кивнул. Сборщица удовлетворенно улыбнулась.
– В некоторых деревнях меня пробовали обмануть. Бедолаги сами себя наказали.
Выходит, за сокрытие девушек действительно казнили.
По телу пробежала дрожь, под ложечкой потянуло, а в животе образовался гигантский ледяной ком. Очарование женщины в алом пропало, только теперь я в полной мере осознала, где нахожусь и что мне предстоит.
– Ладно, начнем. – Сборщица споро взялась за дело. – Есть среди присутствующих потерявшие девственность? Если да, проходите в палатку. Я проверю и отпущу по домам.
Никого не нашлось. Да и кто согласился бы добровольно подвергнуться столь унизительной процедуре?
– Замечательно! – просияла сборщица. – Значит, все вы подходите. Сейчас узнаем, кому выпадет счастье дарить ласку лучшим мужчинам мира.
Интересно, так же она думала пятнадцать или сколько там лет назад, когда ее, плачущую, дрожащую, забирали из отчего дома? Да и думала ли так даже теперь. За фальшивой улыбкой так удобно скрыть истинные чувства. Сомневаюсь, будто женщина слепа и наивна. Может статься, она ненавидела фрегийцев не меньше нашего.
Велев спутникам оставаться на месте, сборщица отправилась гулять вдоль рядов. Она шла медленно, вглядывалась в каждую девушку, но пока никого не выбрала. Пятнадцатилетние вздохнули с облегчением, когда женщина перешла к тем, кто постарше. Но я бы на их месте обождала. Все ближе и ближе… И вот алые одежды плывут уже перед моими сверстницами.
Вблизи сборщица оказалась не столь прекрасна. Красота ее во многом заслуга умело наложенной косметики, скрывавшей морщины. Я тайком разглядывала посланницу другого мира, пока та занималась моими соседками. Интересно, что останется, если смыть всю краску, не выжатый ли фрегийцами цветок? Они выкинули его за ненадобностью, но подарили крохотный шанс остаться в живых. И поэтому цветок благоухал, источал запах сандала и жасмина, привлекая неопытных пчел. Однако все мысли вылетели из головы, стоило сборщице шагнуть ко мне. Тут же опустила голову и напряглась. Цепкий взгляд прошелся по моей фигуре, ни на чем не остановившись. Сборщица привычным движением взяла меня за подбородок. Взгляды наши на пару мгновений пересеклись: мой затравленный и ее пустой, потухший. Но вот сборщица отпустила и перешла к следующей девушке. Не выбрала.
 
От долгого стояния в практически неподвижной позе начала замерзать. Скорей бы уж сборщица обошла всех! Проверила, где она – осматривает старых дев. Идет столь же медленно, смотрит столь же внимательно: вдруг в прошлый раз пропустили годную? Да и иногда рак на безрыбье сойдет, храм не должен пустовать.
– Я сделала свой предварительный выбор, – вернувшись к бургомистру, сообщила сборщица. – Осмотрю пятнадцать, там решу окончательно.
Теперь она двигалась иначе, стремительно, указующим перстом выхватывая из разных рядов то одну, то другую. Когда палец остановился на мне, с трудом сделала шаг: ноги онемели. В глазах потемнело, не помнила, как добрела до палатки. В голове звучало: «Ей нужно десять, хоть бы я не подошла!» Убедившись, что все пятнадцать девушек на месте, сборщица зашла последней и плотно задернула полог.