Царь нигилистов 2 (СИ)

— Историю можно трактовать по-разному.
— Верно! Можно говорить о том, что Карла и Людовика казнили неправильно. Но факты ты никуда не денешь. И наследственный ты монарх или избранный президент, народ все равно будет судить тебя, даже если дело не дойдет до эшафота и плахи. Он может судить тебя в светских гостиных. Но это едва ли безопаснее.
— На Павла Петровича намекаешь?
— Например… Ну, что будешь читать? Или перед прочтением сожжешь?
Никса усмехнулся.
— Знаешь, мне дядя Костя рассказывал. Ему с папá и потом младшими братьями историю права преподавал Модест Корф.
— С удовольствием бы у него поучился, — заметил Саша.
— Корф написал свои лекции на основе лекций Сперанского, хотя и не следовал ему во всем. А дедушка вносил замечания и давал рекомендации. Знаешь, что он писал? Все предметы должны быть изложены во всей их полноте и искренности. И история династии — тоже. Без изъятий и умолчаний. Нам должно знать наши фамильные дела в истинном их виде.
— Не будешь сжигать?
— Прочитаю, — сказал Никса.
— Ты прелесть.
— Как же легко ты переходишь от бунтарства к лести!
— Это не бунтарство — это честный взгляд на вещи, и это не лесть — это искренно.
Никса усмехнулся.
— Думаю, что дедушка хотел нас защитить, когда наставлял Корфа ничего не скрывать, — заметил Саша. — Не должны ли мы защищать народ? Просвещение защищает лучше невежества. От кого мы хотим защитить его запретами? Не от нас ли? Грош цена власти, от которой надо защищать. Если от нас надо защищать, значит, мы что-то не то делаем.
— От него самого, — сказал Никса.
— Почему дедушка не стал защищать нас от нас самих?
— Мы несколько образованнее народа.
— Вот именно! К этому и вернулись. Просвещение лучше невежества.
Никса отложил Радищева и развернул листок со списком запрещенных шедевров.
— Написал все-таки, — прокомментировал он.
— Давно уже. Все не было случая тебя посветить.
— «Путешествия» нет, — заметил Никса.
— Потому что не шедевр, — сказал Саша. — Но все равно мастрид.
— А что за десятая глава «Евгения Онегина»? Там же восемь глав.
— Она не сохранилась. Только отдельные отрывки. Я где-то слышал, что Пушкин посылал ее дедушке, и дедушка запретил ее печатать. После чего Александр Сергеевич ее частью зашифровал, перепутав строки, частью уничтожил, но что-то осталось в воспоминаниях его друзей. Я помню только отдельные фрагменты.
— Ну, процитируй!
— Например:
 
 
Друг Марса, Вакха и Венеры,
 
Тут Лунин дерзко предлагал
 
Свои решительные меры
 
И вдохновенно бормотал.
 
 
 
Читал свои Ноэли Пушкин,
 
Меланхолический Якушкин,
 
Казалось, молча обнажал
 
Цареубийственный кинжал…
 
 
— Там что все про это? — спросил Никса.
— В списке? Нет, что ты! «Царь Никита», например, совсем не про это.
— Помню, кстати, мне его обещали.
— Кто?
— Ну, Саш…
— Хорошо, неважно.
— Вставай! Пойдем-ка!
Никса привел его в свой кабинет. Усадил за письменный стол и выдал бумагу.
— Пиши все, что помнишь, — приказал он. — А то я тебя не поймаю. Кстати, для тебя будет подарок.
Что-то в этом было не так. Что-то насторожило и кольнуло.
— Что ты задумался? — спросил Никса. — Испугался?
— Нет, — сказал Саша.
И взял перо.
— Только прячь получше, — добавил он.
— У меня портсигары не находят, — заметил брат.
До обеда Саша исписал страниц десять.
— Все? — спросил Никса.
— Все, что помню.
Николай просмотрел бумаги, поусмехался, поподнимал брови.
— Ладно, — резюмировал он. — Потом повнимательнее прочитаю. Почерк у тебя — ужас!
И отнес написанное куда-то в другую комнату.
Вернулся с двумя деревянными боккэнами.
— Наконец-то! — восхитился Саша.
И получил один из деревянных мечей.
 
Он был сделан вполне прилично, с красивой черной оплеткой рукояти и качественно отшлифованным деревянным клинком.
Любуясь подарком, Саша немного успокоился. И чего всполошился? Вручил брату собственноручно написанный компромат на десяти листах? И что? Никса пока не предавал. Под угрозой показа папá потребует покорности? Тут требовать не надо. Уж чего Саша не собирался так это бунтовать против отца и брата. Гнуть свою линию — да. Но желательно на позиции системного либерала. Бунтовать? После того как шанс на сотрудничество появился? После двадцати лет в глухой оппозиции. Наконец-то!
Если правительство хоть отчасти ведет страну в правильном направлении, уважающий себя либерал должен построиться и помогать правительству.
Ломишься в открытую дверь, братец Лис!
Они вышли в сад и до обеда сражались на боккэнах на садовых песчаных дорожках. Двигался Никса классно. Не зря же его с детства учили танцевать мазурку и ездить верхом.
Первое сентября порадовало Сашу девятым номером «Морского сборника» с патентным проектом. Журнал был увесистым, страниц этак пятьсот, на обложке имел изящный якорь и ссылку на «Морской ученый комитет», а на первой странице — отметку о допуске цензурой: «Печатать позволяется». И фамилии цензоров.
Сашин опус располагался ближе к концу в разделе «Смесь». Где-то между «Порядком снабжения хронометрами Великобританского флота» и статье о «Поднятии кораблей, затопленных в Севастопольской бухте».
В сопроводительном письме к «Сборнику» дядя Костя писал, что гонорары за переводы колеблются от 20 до 30 рублей за статью, в зависимости от объема.
Двадцать пять рублей гонорара за проект дядя Костя прислал с лакеем. Гораздо меньше цены велосипеда, но куда больше, чем ожидал Саша.
Бли-ин! На эти деньги жить можно! Статья в месяц — и жалованье титулярного советника. И о чем только думал этот самый Раскольников, ютясь в своей нищей каморке? Он что языков не знал? Да, переводы, конечно, прозаичнее философских трактатов о том, кому что позволено, и заточки топора для старушки!
Статья о «Великобританском флоте», кстати была переводная и подписана инициалами «А. Л.». И еще один перевод с голландского тоже подписан инициалами: «А. В.» Так что его «А. А.» благополучно терялись на этом фоне…
Господа Фребелиусы за велосипед взялись, но закончить работу к восьмому сентября — Дню рождения Никсы не представлялось возможным.
На следующий день, второго, он добрался до каретной мастерской. Зиновьеву этот визит не понравился, но удался при поддержке дяди Кости. Дело осложнялось тем, что Константин Николаевич притащил шкодливого Николу, и Саша ждал с его стороны какого-нибудь хулиганства, но, вроде, все обошлось.
Колеса для велосипеда сделали, как передние у ландо, те, которые пониже. Сложнее было с рамой, цепью и педалями. Последние, вместе с седлом, заказали в Англии, что затягивало дело по крайней мере недели на две. А потом еще педали надо будет под цепную передачу переделывать.
Вечно в нашем российском производстве какой-нибудь ерунды не хватает. Впрочем, зачем свои педали изобретать, если на Великобританских велозаводах есть?
Саша рассмотрел колесо, повернул вокруг оси, как волчок, попробовал поднять. Деревянный обод, обитый железом, редкие и толстые деревянные спицы. Тяжелое, как сволочь! Уж не стоило ли и колеса в Англии заказать?
— Господин Фребелиус, можно облегчить конструкцию? — спросил Саша. — Спицы тонкие и железные, ну, пусть их будет больше. Как я вам рисовал. Ну, как у «костотряса».
— Постараемся, Ваше Высочество, — сказал мастер.
— Размер колес, что надо, — подсластил Саша пилюлю.
Сообразительный Никола вникнул в цель визита и безапелляционно заявил:
— Папá, я тоже такой хочу!
Дядя Костя обреченно кивнул.
Саше что-то подсказывало, что с импортными деталями цена велосипеда возрастет рублей до пятисот.