Сыны Императора (антология)

Севатар по-прежнему не отпускал инфопланшет.
— Именно так, — согласился он. — Хотя это вряд ли первый доклад с такой оценкой. Кто зарегистрировал эти жалкие стишки?
— Офицер записан под именем «Хайон из Хенетаи», принадлежащий к так называемому «Ордену Шакала». Указывается, что он капитан боевого корабля «Тлалок».
Севатар едва заметно пожал плечами.
— Никогда не слышал о нем. Я не могу сказать, был ли он там или нет. На Зоа я мало обращал внимания на младших офицеров Тысячи Сынов. Они все были склоны к одинаковому нытью. И спустя некоторое время размывались в памяти.
Он замолчал, поразмыслив минуту.
— Орден Шакала. Хенетаи. Какие забавные названия используют другие Легионы.
«Странное оскорбление, — подумал Улатал, — от человека, которого зовут Принцем Воронья».
Вдруг взгляд Севатара стал звериным. Не агрессивным, но явно животным. Нечто почти похожее на улыбку медленно, дюйм за дюймом, расползалось по его иссеченным губам.
«Он слышит меня. — Улатал почувствовал, как в позвоночник впились ледяные колючки. — Кровь Императора, он слышит меня».
Но Повелитель Ночи ничего не сказал и ничего не сделал, кроме как жестом дал знак продолжать.
— Я не могу зарегистрировать последний доклад в такой форме, — сказал Улатал. — Он оценочный, унылый и воспринимается, как пропаганда. И кроме того в нем присутствует угроза для боевого духа. Во-первых, мне необходимо подтвердить достоверность доклада. После этого я смогу собрать контраргументы, которые уравновесят этот предвзятый тон.
Севатар, наконец, моргнул и его подобие улыбки погасло.
— Вот, что ты можешь сделать. Можешь зарегистрировать этот доклад в таком виде, оставив в архивах для будущих поколений, чтобы рассматривать его в качестве безобидной диковинки. Или же можешь уничтожить его, и никто об этом не узнает и не заинтересуется. Если ты выберешь один из этих двух вариантов, то ты покинешь эту каюту, а затем «Сумрак», доживать остатки своей жизни. Ты никогда больше не будешь пилотировать истребитель «Ярость», но твой разум не поврежден. Только тело. Ты почти наверняка получишь повышение по службе, либо в командный состав фрегата, или же звание капитана авиагруппы, командующего истребительными эскадрильями корабля. Хороша ли такая жизнь? Плоха? Я не знаю. У меня свои стандарты, у тебя — свои. Так что подыграй мне, и мы добавим красок этой величественной картине. Да, ты высоко поднимешься, в этом я не сомневаюсь. Но ты всегда будешь мочиться в мешок. Всегда будешь во время еды ощущать вкус своей крови из — за искусственных зубов и разорванных внутренностей. Всегда будешь с трудом дышать из — за единственного оставшегося в твоей груди искромсанного легкого. Даже если тебе выдадут больше клонированных органов и кибернетических трансплантатов, ты залечишь раны, но никогда по-настоящему не восстановишься. Эта авария разрушила твое тело, Ортос. Ты знаешь это. Я вижу по твоим глазам. Возможно, у меня нет таланта читать человеческие эмоции, но клянусь тебе, я читаю правду и ложь также легко, как другие читают буквы в книге.
Улатал медленно выдохнул. Он ничего не сказал, совсем ничего.
Повелитель Ночи потянулся к одному из поясных карманов и вынул сферу из полированной меди размером с кулак. Улатал поднял бровь при виде устаревшего голопроектора, когда Севатар поставил его в центр низкого стола, стоявшего между ними. Воин поднялся с мурлыканьем сочленений брони и снова заговорил.
— Ты можешь уйти и жить своей жизнью, Улатал. Или же посмотреть запись и получить ответы, за которыми пришел. Она не содержит важных данных, которые принесут пользу Великому крестовому походу, как и изобличающей правды, которая будет угрожать обоим вовлеченным Легионам. Там всего лишь слова разошедшихся во мнениях братьев. И они не хотят, чтобы кто — то узнал об этом за пределами их Легионов. Это… — он постучал большим пальцем по руне активации, но не нажал ее, — … дело легионеров и примархов. Семейное дело. Не для смертных глаз и ушей и определенно не для архивов крестового похода.
 
— Тогда зачем вы предлагаете мне ее?
Севатар тихо рассмеялся.
— И в самом деле, зачем? — Его тон придал вопросу риторический характер. — Прощай, командир авиакрыла.
Повелитель Ночи взял со стола огромное боевое копье.
— Эта запись, Первый капитан. Если я посмотрю ее…
Севатар впился черными глазами в поднятый взгляд Улатала.
— Ты спрашиваешь, лишишься ли жизни, узнав правду?
Улатал кивнул. Севатар — нет.
— Позволь кое — что спросить, Ортос Улатал. Если ты умрешь этой ночью … тебе и в самом деле это важно?
Шпиль в сердце города был построен из вулканического синего камня, добываемого только на самом восточном континенте Зоа. Признаваемое населением Зоа чудом их мира, здание было ошеломляющим достижением архитектуры, пронзающим облака, монументом тяжелому труду человечества и его способности создавать прекрасное.
Севатар посмотрел на башню, его прицельная сетка плясала с места на место, выискивая конструктивные слабости. Красота строения не отражалась в его размышлениях, как и мысль, что другие люди сочли бы его красивым. Его разум работал иначе.
На языке местной культуры Зоа здание называлось Ивил’куух, что на готике означало «Башня Просветления». Перевод был неточным, так как просветление в зоанской культуре подразумевало не мирное просвещение, но снисходительное чувство «положение обязывает» просвещенной элиты к невежественным массам. Капитан знал об этом из операционных данных, а их изучение входило в обязанности хорошего солдата. Знание специфики зоны боевых действий было жизненно важным.
— Красиво, не правда ли? — раздалось в воксе трескучее урчанье Шанга.
«Не знаю, — подумал Севатар. — Как ты определяешь, красиво что — то или нет?»
— Да, — произнес он вслух, потому что подозревал, что именно так должен был думать. — Настоящее чудо.
— Досадно, что придется разрушить его, — добавил Шанг.
— Закон есть закон, — заученно ответил Севатар. Шанг в ответ согласно хмыкнул.
Севатар посмотрел на основание башни, и прицельные перекрестия на ретинальном дисплее вспыхнули на нескольких более соблазнительных целях. Окружившую башню воины Тысячи Сынов стояли стройными рядами, сжимая болтеры и клинки по стойке «вольно». Они ждали, нет, охраняли, и единственное, что изменит ситуацию — слова примархов, находящихся сейчас на орбите.
Иногда усилия Тысячи Сынов были видны, иногда — нет. Время от времени Севатар видел в воздухе мерцание телекинетического барьера. При этом каждый раз башня колыхалась подобно миражу за невидимой стеной энергии, которая сохраняла ее невредимой.
Первый капитан Повелителей Ночи шел по разбитым камням завоеванного города, под сапогами хрустел запыленный гравий разрушенных домов. Он подошел к ближайшему офицеру Тысячи Сынов — темнокожему воину в красно-золотистом доспехе его Легиона. Под крашеными глазами были круги от усталости.
— Азек, — поприветствовал Севатар воина.
— Капитан Севатарион, — легионер Тысячи Сынов протянул руку в нострамском приветствии — открытой ладонью, чтобы продемонстрировать отсутствие злых намерений. Севатар улыбнулся этой любезности, поскольку людям следовало улыбаться.
— Есть новости?
Азек Ариман покачал головой.
— Ни одной.
Оба воина посмотрели на противостоящие ряды людей. В то время как воины Тысячи Сынов демонстративно стояли на страже, застыв словно автоматоны, Повелители Ночи разбились на разрозненные группы, разговаривая друг с другом и глядя на защитников башни с нескрываемым отвращением, застывшем на их белых лицах.
Патовая ситуация растянулась уже на три часа. Стаи Повелителей Ночи время от времени разбивались на пары и проводили дуэли — из — за оскорбленной чести или просто скуки. Тысяча Сынов не позволяли себе подобной недисциплинированности.
— Оно того стоит? — спросил Севатар, кивнул на противостоящие силы. За последний час обе стороны подтянули боевые танки.