Сыны Императора (антология)
Кузнец, поглощенный работой, поднял глаза лишь тогда, когда Пертурабо протиснулся внутрь. Кузница была закрытым пространством, красно-черным миром тайн. Ее хозяин оказался мощным, мускулистым и искусным в своем ремесле. Но телосложением юный примарх ему не уступал, и кузнец не посмел возражать.
Пертурабо огляделся, узнавая имена инструментов и предметов в тот же миг, как их видел.
— Дай мне железо. Дай мне уголь. Высший сорт, горит долго. Дай мне инструменты. Дай мне их сейчас, — произнес он.
Примарх экстраполировал нужные слова из кратких обрывков речи пастухов. Речь, исходящая из его уст, была запутанной, но понятной. Он впервые разговаривал с другим человеческим существом.
Кузнец подчинился. Юный примарх источал власть. Остальное сделал страх.
Долгими часами трудился Пертурабо в кузне, создавая изделие, которого никогда раньше не видел, но чью форму носил в своей душе. Знание того, как работать с металлом, ковать из железа сталь, закаливать и оттачивать, пришло к нему так же инстинктивно, как и эта форма. Поначалу кузнец держался в стороне, хотя и не желал покидать свои владения. В конце концов он приблизился, чтобы помочь. В те суеверные времена богам молились, богов чтили, но никогда их не видели. И вот оно — доказательство их существования. Лишь посланник богов мог быть настолько странным, появиться настолько таинственно и творить кузнечную магию, несмотря на столь дикий облик.
Пертурабо принял помощь кузнеца.
Миновал целый день, прежде чем работа завершилась. В заключение Пертурабо поднес к лицу обыкновенный железный меч и изучил взглядом кромку. Это был первый меч, когда-либо виденный им. Он удовлетворенно фыркнул и развернулся, чтобы уйти. Не считая первоначальных требований, примарх не произнес ни слова.
— Кто ты? — спросил изумленный кузнец.
Мальчик задержался на пороге кузни.
— Я Пертурабо, — ответил он.
Снаружи молча ждали взволнованные люди, сжимая бесполезное оружие в дрожащих руках. Пертурабо прошагал мимо них, и они пропустили его.
Холодный ветреный участок, где, как предполагалось, примарх впервые появился на Олимпии, был отмечен лишь пирамидой, сложенной из камней. Оливье задался вопросом, почему здесь нет более крупных монументов, ведь уже стало совершенно ясно, что Пертурабо нравятся монументы. Они имелись в Лохосе, имелись на горных вершинах. И на обочинах дорог. Многие из них изображали Железных Воинов — как отдельных героев без шлемов, так и безликие воплощения IV легиона в целом. Но ничуть не меньше было и статуй Пертурабо. Крашкаликс гордо заявил, что многие из них — дело рук самого примарха.
Место посадки оказалось вовсе непримечательным.
«Лэндспидер» завис у горного склона под громкий гул двигателей. Этому склону — одной из многих граней покрытой льдом исполинской горной глыбы, поднимавшейся над Халдицейским нагорьем, — не хватало всего нескольких градусов крутизны, чтоб называться утесом. Здесь не было ничего живого. Оливье заметил, что ему стало трудно дышать. Не наблюдалось никаких признаков человеческого жилья, даже вездесущих древних рудников и карьеров, что испещряли всю Олимпию. На пути сюда транспортник пролетел над многими из них. То, что вначале казалось естественными образованиями, на самом деле было обширными разработками из Темной эпохи технологий. Но только не на этой горе. Пертурабо прибыл в саму первозданность, холодную, мрачную и печальную для человеческой души. Пожалуй, никто не стал бы сюда подниматься по собственной воле.
— Какое тоскливое место… — пробормотал Оливье.
— Это действительно произошло здесь? — осведомилась Марисса.
Крашкаликс выглядел озадаченным.
— С большой вероятностью. К тому времени, когда примарх сюда вернулся, его капсулу кто-то забрал. Даже на такой высоте подобный трофей непременно отыскали бы и похитили. На Олимпии нет доступных месторождений многих полезных ископаемых, поскольку их выработали тысячелетия назад.
— Разве он не помнит точно? — удивился Ле Бон. — У большинства примархов отменная память.
И вновь на лице космодесантника появился тот вариант хмурого выражения, что означал неловкость.
— У моего владыки тоже, но из своих ранних дней в этом мире он помнит немного. Воспоминания примарха начинаются с восхождения на Фригейские утесы близ Лохоса. Легенды халдицейских горцев — источник наших знаний о первых днях примарха. Они видели падающую звезду. Немного времени спустя в горах заметили странного ребенка. Тот убил часть их скота, и на него объявили охоту — до тех пор, пока он не сразил ялпиду и других местных хищников. После того люди решили, что примарх — дар прежних богов, и он странствовал из деревни в деревню, мастеря чудеса и убивая опасных зверей.
— Дар богов, в которых никто больше не верит, — уточнил Оливье.
— Не верит, — согласился Крашкаликс. — В соответствии с Имперской Истиной.
Марисса сделала подробные заметки и приступила к работе с пиктером. У ее мужа интерес не пробудился. Голый камень и вероятная зона посадки не предвещали обилия фактов. Летописец опасливо наблюдал за женой. Ей следовало бы знать, что не надо придавать этому месту никакого значения. Каркнула птица. Она летела на уровне глаз Оливье всего в тридцати метрах впереди, и под ее брюхом зияло больше километра пустого пространства. От взгляда вниз, мимо птицы, у Ле Бона закружилась голова.
— Здесь особо не на что смотреть, — сказал он. — Давайте двигаться дальше.
Космодесантник кивнул:
— Недалеко отсюда есть мемориальный музей. Там вы увидите больше.
— Еще минутку! — Марисса суетилась вокруг, фотографируя и делая зарисовки.
Летописец нетерпеливо ждал, пока она закончит. Крашкаликс устремил взор к далеким туманным лесам, озерам и скалам Олимпии. Холод его ничуть не беспокоил.
— Город впечатляющий, как вы и говорили, — сказал ему Оливье в надежде хоть немного разговорить легионера. Интересовала летописца вовсе не архитектура.
— Мой владыка Пертурабо наделен множеством великих талантов. И желает посвятить их мирным целям, когда закончится эта война.
— Я слышал, некоторые называют его Зодчим Императора.
Крашкаликс вновь нахмурился:
— Этот титул не из числа его любимых. Как и «Полководец Лохоса», «кузнец войны» или «магистр осад». Ни один из них не отражает всю полноту его мастерства.
— Но он искусный архитектор, — сказал летописец.
— Да.
Ле Бон выждал мгновение.
— Прошлым вечером я слышал на улицах крики.
Железный Воин обернулся и медленно моргнул.
— Звучало как протест, — продолжал Оливье.
— Среди населения есть элементы, которые выступают против необходимости снабжения Четвертого легиона, — пояснил Крашкаликс. — После смерти Даммекоса они стали активнее.
— Я не заметил здесь, на Олимпии, много молодежи. Город кажется каким-то пустым.
— Войны Императора взимают подать со всех миров. Олимпия не исключение, — напомнил субкапитан.
— Как поступят с протестующими?
— Их накажут.
Больше ничего из легионера вытянуть не удалось и Оливье продолжил медленно замерзать до смерти.
К тому времени, когда Марисса закончила, он дрожал.
Ее глаза над раскрасневшимися от ветра щеками светились: воодушевленная открывавшимися возможностями, она уже обдумывала историю Пертурабо, сплетая очередную паутину лжи.
— Куда теперь? — осведомилась она у Крашкаликса.
— В кузню первого меча.
По команде субкапитана «Лэндспидер» подлетел достаточно близко к поверхности скалы, чтобы они могли ступить на борт.
Пертурабо вошел в пастушью усадьбу, неся, будто младенца, голову змея. По контрасту с этой фермой — горсткой простеньких хижин и сломанных оград — селение, где жил кузнец, казалось грандиозным.
Примарх был весь в крови, и на бедре у него висел обнаженный меч. Пастухи заметили его приближение. Они ждали внутри, испуганно выглядывая из окон без стекол.