Щепотка пороха на горсть земли (СИ)
И она растерялась, просто не понимая, что делать дальше. Стало страшно, очень страшно, а еще — нестерпимо стыдно. И опять — перед Димой.
Он же предупреждал ее, он предлагал организовать все по уму. Он же офицер, с образованием, знал о чем говорил, а она… Самонадеянная дура, вот она кто. Могла бы хоть с Петром Петровичем поговорить. Но ведь нет, и тени сомнения не возникло.
Даже с Джией не поговорила и помощи не попросила, хотя и об этом Дима неоднократно говорил. В поисках она помочь не могла — и все, значит, совсем не помощница…
Вот за каким бесом она решила, что одна справится? И ведь сама же прикидывала, что может не вернуться, что на этот случай Дмитрий как раз и сумеет ее заменить, но… Почему-то все это было только на словах, а действительно поняла и осознала она, что может погибнуть, только теперь, когда уже поздно стало что-то менять.
И если совсем честно, безопасность города в тот момент была отговоркой. В глубине души она понимала, что отдала Косорукова шаманам ради себя, чтобы точно не потерять, удержать здесь. Наперекор тому, что советовала Джия. Слишком страшно было довериться судьбе…
Как быть? Бежать? А колдун?.. До города двадцать минут, даже если она сумеет сбежать. Там пока всех собрать, пока попытаться что-то организовать, Петру Петровичу все объяснить… Да это в лучшем случае час, а в действительности — и два, и три. За это время знаткой уже все сделает, что собирался.
И где он вообще, колдун этот?
Кроме самоедства и невиданной нежити внимания Анны в это время ни на что не хватало, а между тем и главный враг появился неподалеку. Тот болванчик, которого она поначалу приняла за него, неподвижно стоял в стороне и, кажется, тоже был мертвым. Знаткой же нашелся немного в стороне, он внимательно наблюдал за тварями и больше никак в дело не вмешивался.
Задаться вопросом почему, Анна не успела. Она вдруг запнулась едва ли не на ровном месте, повалилась на спину… на свою, человеческую спину. Обратное превращение произошло мгновенно и без ее на то воли, больше того, вопреки желанию. И вновь перекинуться не вышло, и землю она чувствовать перестала, словно она разом ослепла или оглохла, и от этого стало еще страшнее.
Ожидая последнего, смертельного прыжка нежити, девушка откатилась в сторону — и врезалась в невидимую стену. Охнула от неожиданности и боли, вскочила, окончательно перестав понимать, что происходит. Под ногами было неровное черное пятно полутора саженей в поперечнике, обложенное по контуру черными неровными камнями. Это черное пачкало кожу, делая нагую девушку впрямь похожей на бесовку.
Уголь. Пятно было угольным. И та невидимая стена, наверняка колдовская, в которую Анна врезалась, очерчивала его внутри, перед камнями.
Знаткой стоял в паре саженей в стороне и, отдуваясь, утирал какой-то тряпкой лицо.
Анна вгляделась в него, силясь рассмотреть что-то этакое, но — тщетно. Это был… Хрюн. Нескладный, жалкий, тощий человечек с выцветшими от времени и пьянства глазами, неровными седыми волосами, неопрятной бородой. Одетый в рубаху и простые портки, в лаптях на босу ногу, он совсем не походил на убийцу, грозного колдуна и повелителя нежити.
А нежити, кстати, больше не было. Те два чудовища, что преследовали Анну от самого леса, пропали. Впрочем, нет, не пропали, девушка почти сразу различила смутно сереющие в траве груды — кажется, трупы вернулись в свое нормальное, неподвижное состояние.
— Уф, упарился я, Анечка, — проговорил старик, осторожно подходя ближе. — Тяжко с этими тварями… Ты уж прости, что ты в таком виде, я не сообразил, дурень старый, что оно у тебя все без одежды происходит.
— Что происходит? — оборвала Анна его бормотание. — Что вы собираетесь делать?
— Да, делать, — пробормотал он, сунул тряпку в карман портков и принялся суетиться вокруг того пятна, на котором стояла Анна.
На вопросы отвечать он не спешил, но девушке и без того прибавилось пищи для размышлений. Словно с глаз пелена спала, взгляд цеплял в траве вокруг все новые и новые предметы. И от этого становилось все страшнее, и Анна зябко обхватила себя руками за плечи.
На длинной шитой дорожке, какими покрывали лавки к празднику, расстеленной немного в стороне, был аккуратно разложен человеческий скелет. Поодаль виднелась еще пара трупов, кажется мужских и совсем свежих. В траве к тому же были аккуратно выстрижены узкие дорожки, и их путь повторяли какие-то темные толстые веревки. Их колдун и поправлял, и протягивал новые, замыкая круг.
— Христофор Юрьевич, — вновь окликнула Анна, насилу вспомнив, как его звали на самом деле. Он на оклик вздрогнул всем телом — кажется, тоже забыл, — и бросил на девушку затравленный взгляд. Но тут же вернулся к своему занятию. — Что вы делаете?
— Ты прости меня, Анечка, — заговорил он. — Ты хорошая девочка, я тебе не желаю зла, но Тонечка очень уж просит, тяжело ей так. — Он недвусмысленно оглянулся на скелет, и Анна порадовалась, что не видела выражения, с каким знаткой это сделал.
— Просит чего?
— Дать ей жизнь опять. И отомстить этим нелюдям, которые ее… Тонечку мою… — он шмыгнул носом и опять сосредоточился на своем деле, что-то едва слышно бормоча под нос — не то заговоры, не то просто бред безумца.
Очень опасного безумца…
А тем временем откуда-то из пади к месту будущего ритуала стекались упыри. Десяток, другой, третий; от этого зрелища ком подкатил к горлу, которое все крепче сдавливал страх. От страха немели пальцы и хотелось выть.
— Христофор Юрьевич, но она ведь без вести пропала, — заговорила Анна не столько в попытке сбить колдуна, сколько — отвлечь себя. — Вы знаете, что с ней случилось? Она же пропала без вести.
— Знаю, Анечка, знаю, — вздохнул он. — Нашел я ее, голубку мою… Вот тут в падушке и нашел, растерзанную. Надругались над ней, бедной, лицо порезали, горло… — он запнулся. — Висельники эти, приисковые… Они по этой дороге ездили, никто больше. Они, нехристи… Тонечку мою…
— Но почему вы никому не рассказали? Вы могли прийти к отцу, он бы нашел виновных, вы же знаете.
— И забрал бы у меня ее совсем? — аж дернулся он. — Нет. Она попросила не отпускать ее, она с самого начала верила, что выйдет вернуться. Вот я и не сказал.
— И вы собираетесь убить меня, чтобы воскресить ее? — предположила очевидное девушка.
— Я все хорошо продумал, — немного оживился он. Только, увы, раскладывать веревки это ему не помешало. — Сложно было, не привык я к этому… буковки, циферки — знать бы заранее, где наука эта вся дурная пригодится. Знаткои давно к силе здешней природной ключ искали, а нашел я, вишь, как. Жизнь хозяйки все дороги нужные откроет, а там и Тонечку мою вернуть хватит, и чуму эту желтую от нашего города убрать вовсе, пусть ее дальше несет, к желтокожим… А ты ж не могла не почуять, что тут делается, пришла порядок наводить. Ты девочка хорошая, старательная…
— А эти зачем? — нервно спросила Анна, кивая на упырей и пытаясь осознать сказанное.
Это что же, он весь прииск уничтожить хочет? И ее сюда заманил? А она, дура, явилась в ловушку, как… Как… Послушно, одна, не попросив о помощи.
Как он ее ловко просчитал. А она, дура самонадеянная…
— А мне они без надобности, но в каждом силы сколько-то осталось. Вот ее и достану, к делу тоже применю, каждая капля в дело пойдет.
— И Шалюкова тоже ради силы убили?
— Кого? А, казначейского? Жалко его, — вздохнул знаткой. — Хороший был человек. Только видел он меня, когда я тут ритуал проводил с одним из этих убийц. А вон и он, кстати… Или нет? Ай, все они на одно лицо, — пробормотал раздраженно.
Дико было слушать такие слова, но спорить с ним Анна не пыталась: бесполезно, что возьмешь с сумасшедшего? Но в голове с трудом укладывалось, как это вообще возможно. Это он молодого парня, пропавшего последним, в убийцы записал? Того, который на свадьбу с любимой девушкой хотел скопить?..
— Зачем вы на нас с Косоруковым упырей натравили? Если я была нужна для ритуала живой.