Щепотка пороха на горсть земли (СИ)

Дом ведьмы стоял на отшибе, среди деревьев, но это единственное, чем он соответствовал своему названию. Аккуратный, крепкий, на каменном основании, с нарядными резными наличниками на окнах. Забора вокруг дома не было, даже символической оградки, только тянулись во все стороны ровные грядки, некоторые из которых больше походили на клумбы.
В травах Косоруков не разбирался совершенно, но знал, что как раз ведьмы ими промышляют, так что здравый смысл подсказывал — все это не для красоты. Поэтому ступать старался аккуратно, чтобы не раздавить нечто особо ценное. Нехорошо бы вышло.
Крыльцо у дома было высокое, в четыре крутых ступеньки, на него Дмитрий и сгрузил свою слегка притихшую ношу. Анна, морщась, обняла столбик крыльца, приподняв пострадавшую ногу, и прикрыла глаза.
— Никогда не думала, что меня может укачать, — призналась она. — Уф. И голова кружится. Держи…
— Сейчас пройдет, — сочувственно ответил Косоруков, забирая у нее шляпу.
Но дальше предпринять ничего не успел, потому что входная дверь с мелодичным скрипом открылась, выпуская наружу… Наверное, хозяйку.
— Заходите, горемычные, — велела она, коротко склонив голову в приветствии, и скрылась в доме, не дожидаясь ответа.
А Дмитрий еще пару секунд стоял молча и неподвижно, глядя на то место, где только что стояла ведьма, и пытаясь осознать увиденное.
После знакомства с шаманом, историй Анны о детстве и с учетом имени Джия он не сомневался, что местная ведьма — чжурка. С этими бесчисленными косичками, наверное, и с перьями в волосах или еще какими-то атрибутами.
Но тут хватило одного взгляда, чтобы понять: перед ним настоящая чинька, притом не какая-то крестьянка, а женщина из высшего сословия. И дело было не в традиционной крестьянской чиньской одежде — свободных штанах и прямой рубашке с воротником-стойкой на крупных обшитых пуговицах; собранные в аккуратную прическу блестящие черные волосы, движения, этот поклон и, наконец, черты лица.
Причем, вопреки ожиданиям, она была достаточно молода. Не юная девушка, конечно, но и не зловещая старуха, какой невольно представлялась ведьма. И, при всей чуждости черт, она была несомненно красива. Выразительные чуть раскосые глаза, светлая кожа, миниатюрная стройная фигура…
Родовитых чинек вблизи Дмитрий видел несколько раз. Один — когда несколько из них посетили госпиталь с благотворительным визитом. Кто это были такие, он до сих пор не знал — пленным никто не собирался переводить, напутствовали только, чтобы не смели глазеть и рты открывать. Наверное, жены каких-то высокопоставленных чиновников. В Чиньской империи царил очень строгий патриархат, но все же некоторые вещи вроде заботы о больных и у них исторически считались женским делом. Ну и на рудник его хозяин порой приезжал с семьей, и это был второй случай в его жизни.
Конечно, те женщины были одеты совсем иначе, в длинные шелковые платья, расшитые и расписанные тонкими узорами, в прическах блестели драгоценные камни. Конечно, на посторонних мужчин, да еще и пленных, они никогда не смотрели прямо. Конечно, и взгляды были другие — искоса, любопытные, немного смущенные, и уж точно — без той строгой властности, которой окатила гостей ведьма.
Но сомнений не было. Зато сразу появилась куча вопросов.
— Ну что, полегчало? Идем? — предложил он спутнице.
— Да, сейчас… — очнулась она и примерилась, чтобы запрыгнуть на ступеньку выше.
— Ну брось, что я тебя, еще пару саженей не пронесу? — Дмитрий поймал беглянку за локоть и легко поднял на руки. — Дверь только подержи.
Сени в доме оказались чистыми и пустыми. Пол устилали плетеные соломенные коврики, с одной стороны стояла низкая лавка, с другой была ниша, занавешенная парой льняных полотнищ. Дверь в следующую комнату была распахнута настежь, но проход закрывала штора из ниток, унизанных деревянными бусинами, так что свет в сени оттуда пробивался, но разобрать, что происходит внутри, не получалось. Сбоку от порога стояли легкие кожаные тапочки, явно мужские.
— Погоди, разуться надо, положено, — предупредила Анна своего спутника. — Да и грязи натащим, вон сапоги какие.
 
Он не стал возражать, только пожал плечами и опустил ношу на лавку. И если сам Косоруков с сапогами управился достаточно быстро, то у девушки со вторым возникли предсказуемые затруднения. Морщась и кусая губы, она пыталась стянуть обувь. И, наверное, справилась бы сама, перетерпев, но смотреть на это было больно, и Дмитрий не выдержал, опустился перед ней на колено:
— Давай помогу. Ты так совсем себе ногу покалечишь. Ах ты ж, зараза. Опухла, кажется, надо было все-таки сразу снять…
Анна согласно вздохнула и на всякий случай изо всех сил вцепилась обеими руками в лавку так, что пальцы побелели.
Но ничего, управился, и получилось гораздо аккуратнее, чем у нее, и не так больно. Не то просто ему было удобнее, не то она сама отвлеклась от боли в ноге на горячую ладонь, сжавшую ногу под коленом, и вид мужчины перед собой.
Нет, с этим точно надо что-то делать. Или постараться выкинуть из головы, или, что звучит гораздо приятнее, убедить охотника остаться навсегда. С ней, конечно, а не просто так. А для этого первым делом стоило с глазу на глаз переговорить с Джией, благо вот она, под рукой.
 Глава 8. Ведьма с востока 
 
Почему-то только в светелке Дмитрий обратил внимание на густой, насыщенный травяной дух, висевший в воздухе, как будто немудреная деревянная занавеска не пропускала запах в сени.
Источник этих запахов — развешенные буквально везде пучки трав — был одной из немногих деталей, ожидаемых в облике жилища ведьмы. Еще тут была чистенькая беленая печь и — неожиданно — красный угол перед образами, под которыми стоял внушительный сундук. Перед печью и вдоль стены под тремя окнами тянулись лавки. На чисто выскобленном деревянном столе лежали салфетки-циновки, а слева при входе был сколочена большая этажерка, заставленная множеством самых разных емкостей.
На этом привычное заканчивалось, и начиналось странное. Над столом по чиньскому обычаю висели несколько круглых красных фонариков, заливавших комнату слабым теплым светом. Справа стояла легкая изящная ширма из тонких реек и шелковистой бумаги, расписанной бамбуковыми побегами, еще одна похожая закрывала что-то в дальнем углу. Лавка под окнами была застелена толстым войлочным ковриком, на котором лежали плоские квадратные подушки, обтянутые плотным шелком. Между окнами висело несколько картин на рисовой бумаге в тонких рамках.
На столе стояли изящный чеканный черкесский кувшин с длинным носом и квадратный стеклянный штоф, несколько тарелок со всяческой снедью и небольшой самовар. А за столом, на табуретке с дальнего торца, сидел пожилой мужчина в ладном коричневом костюме и белой рубашке, наружностью похожий на почтенного школьного учителя. Не сразу Дмитрий опознал в нем местного священника.
— На ленивку сажай, — велела хозяйка, что-то искавшая на полке, и махнула рукой на лавку у печи. — А сам поди вон туда, в спальню, в сухое переоденься. И на вот, утрись пока, — она выдала охотнику большой отрез льняного полотна и исподнее такого размера, что в него и Милохина можно было два раза обернуть, не только Дмитрия. — Отец Але, поможешь хозяйке нашей?
Голос у женщины был по чиньским меркам неправильный, у них ценились тонкие и звонкие, но — красивый. Глубокий, густой, со слабым акцентом, который придавал словам мягкости и как будто округлости.
— О… Да, конечно, — опомнился священник. — Что произошло, Анечка?
Он немного суетливо поднялся, одернул пиджак и украдкой задвинул стоявшую перед ним стопку за штоф, заметно смутившись по этому поводу.
— Упала, — честно призналась Набель, не вдаваясь в подробности.
Дмитрий усадил свою ношу с ногами на скамью, двинулся за ширму в спальню, но на полпути обернулся и поинтересовался:
— А разве чудесное исцеление — не по ведьминской части?
— Чудесное, представь себе, нет, — насмешливо глянула на него хозяйка и принялась собирать травы из разных туесков и ларчиков в большой глазурованный чайник. Щепотку того, жмень этого — с десяток разных набралось. — Для того отец Але есть.