Щепотка пороха на горсть земли (СИ)
Опрос остальных охранников ничего толком не дал. На Дмитрия косились настороженно, но поручительство градоначальницы делало свое дело, и от вопросов они не уходили, честно старались вспомнить. Про взятки Шалюкова вроде бы не слышали, но это и не удивительно — что за дела у него могли быть со стражей.
Один с сомнением признался, что кто-то как будто повадился воровать уголь. Немного, так что не вдруг заметишь. Так вышло, что охранник с вечера обратил внимание на приметный маленький холмик уж слишком правильной конической формы чуть в стороне от основной кучи, а на рассвете у него оказалась снята вершина, словно кто-то ведром черпнул. И это точно не заводские, там другими объемами брали, но вряд ли это было связано с колдуном.
Еще одну закономерность, возникшую в последний месяц, отмечали все: с дальней вышки порой ночами было слышно, как кто-то скачет в сторону прииска, но те, кто дежурили у въезда, ничего в такие ночи не слышали и не видели. Между собой охранники шутили, что у них тут завелся свой собственный призрак, но всерьез списывали это на движение камней по осыпям. Вспомнить же, было такое в ночь смерти Шалюкова или нет, они не сумели, зато после — точно было.
Но пришить эти байки к убийству не выходило.
— Глупость какая, — выразила Анна их общее мнение, когда они вдвоем шли с дальнего конца прииска к конторе. — Это что получается, кто-то научился обходить охрану, но крадет уголь ведрами? С золотого прииска?
— Согласен, глупость выходит, — кивнул Дмитрий. — Скорее всего, это никак не связано…
— Эй, морячок, — вдруг окликнул из-за барака, мимо которого они шли, низкий сиплый голос. — Подь сюды.
Оттуда выглядывал щуплый, дочерна загорелый мужчина неопределенного возраста — от сорока и до семидесяти, и настойчиво семафорил Дмитрию. А поймав его взгляд, поманил обеими руками, затравленно озираясь.
— Подождешь тут? — вопросительно глянул Косоруков на спутницу. Та неопределенно взмахнула руками, но кивнула, и Дмитрий с некоторым внутренним напряжением приблизился к мужчине, ожидая от того чего-то внезапного и явно неприятного.
Незнакомец, однако, ничего дурного явно не желал, торопливым шагом дошел до угла, прикрытого с одной стороны бараком, с другой — забором, а с третьей — низкими колючими кустами.
— Ты это, морячок, вот что… Правда, проверяющего пристукнули?
— А ты с какой целью спрашиваешь? — без особой приязни уточнил тот, внимательно оглядывая странного типа, наверняка — из старателей. — Или что-то об этом знаешь?
— Ты вот что… Ты из сыскарей городских, а? Не местный, то есть? Точно мне скажи, Христом богом прошу, важно мне.
— Я на них работаю, — не стал врать Дмитрий. — Меня прислали разобраться с этим делом и найти убийцу. И — нет, не местный. Так что? Есть что сказать?
— Дурное это место, я тебе скажу, — понизив голос, торопливо зашептал старатель. — Проклятое, нечистое. И девица, которая с тобой, уж точно ведьминского рода, ты с ней ухо востро держи, не ровен час она тебя…
— Ты меня для этого позвал? — мрачно оборвал Косоруков. — По делу есть что сказать или кроме страшилок — ничего?
— Люди пропадают, — наконец дошел до главного незнакомец. — Один-другой, все — из приезжих старателей. Нам говорят, сами уезжают али по дурости за забор ночью выходят, на зуб к нечисти всякой. Только вот те крест — брешут.
— А тебе я, значит, на слово просто так должен поверить? — спокойно уточнил Дмитрий.
— Дружок у меня пропал, — тихо, со вздохом, признался он. — Пацаненок еще совсем, я с евойным папашей с детства знался, и воевали мы с им вместе, я ему пообещал о мальце позаботиться… Да вот не уследил. Говорят, надоело, дыму дал, а он бы не дал, вот те крест.
— Я тебе что, Богоматерь, что ты на меня крестишься? — поморщился Дмитрий. — Хватит божиться, по делу говори. Кто пропал, когда пропал, при каких обстоятельствах?
Источником Федор оказался сложным, но полезным. Верить ему на слово или нет, Дмитрий так и не определился, но слушал внимательно и расспрашивал тщательно.
Их с Авдеем, тем самым молодым приятелем, занесло сюда из Хинги: у самого Федора не было семьи, Авдей, которому сровнялось девятнадцать, во время войны осиротел, вот и нашли друг друга и старались друг друга держаться. Приехали они сюда весной, как раз когда сошел снег, без особых надежд грандиозно разбогатеть, но с планами хорошо заработать, потому что старатели получали, может, не огромные деньги, но весьма неплохие. Скопить хотели на свадьбу: у Авдея была невеста в городе, осенью собирались пожениться. Со слов Федора, парень он был тихий и серьезный, прямой и честный, и уж точно никуда не сбежал бы, не предупредив старшего друга, которого пусть и не считал отцом, но называл дядькой и секретов от него не имел. Да даже если бы имел, ему не было никакого смысла скрывать свой отъезд.
Последний раз Федор видел приятеля за день до смерти Шалюкова. В полдень он уехал в город, хотел отправить письмо к невесте и положить в банк пару самородков — так здесь многие делали, не сдавали добычу сразу на прииске, а продавали в городе подороже. Вечером Авдей не вернулся, не приехал он и на следующий день.
— А что ж ты сразу полицейским не сказал? — недовольно нахмурился Дмитрий.
— Да я… — замялся он и нехотя сознался: — Побоялся на Авдюху беду накликать. А ну как сказали бы, что это Авдюха мужика того жгнул по башке, да не рассчитал. Шаньги у его с того пригорели, ограбил, значит, и прытянул подальше. Только чего с него взять, с тощего этого? Невесть какой богач. Да и не такой Авдюха, не стал бы. Думал, мабуть, закружал где, воротится сам. Только по всему видать, уже и не воротится. Я таким вотом решил, гори оно все… Что хошь ты думай в полиции своей, да хоть какого мне Авдюху найди, Христа ради. Хоть бы знать, что с ним…
Перевести его на другую тему оказалось сложно, но все же получилось, и Дмитрий получил сведения еще о пяти пропавших за год старателях. Про троих, кого недосчитались в прошлом году, Федор упомянул вскользь, потому что не хотел пересказывать с чужих слов, а вот еще двоих помянул. И если один из них был из разряда "оторви и брось" и вполне мог, как говорили про него, податься на другие заработки — легкие и незаконные, то еще один достаточно молодой парень показался Федору слишком простым и добрым. Однако тут он уже не ручался, потому что парня знал плохо, по верхам.
Разговор занял минут десять, все это время Анна со скучающим видом стояла на прежнем месте, зацепившись большими пальцами за ремень кобуры и заткнув за него сложенную шапку, разглядывала окрестные низкие горы. На солнце растрепавшиеся волосы блестели начищенной медью, чеканный профиль цеплял взгляд… И это к лучшему, потому что привыкнуть к ее одежде у Дмитрия так до сих пор и не вышло. Когда она сидела в седле, было просто не обращать внимания, а вот сейчас…
А сейчас, как Косоруков заметил, глазели на нее все, кто был поблизости, и даже охранник на вышке отвернулся от дороги. Кольнуло запоздалое неприятное чувство. Анну он ни в чем дурном не подозревал, но стоило ждать неприятностей от приисковых из-за ее внешнего вида. Молодая привлекательная девушка, да в таком виде, а тут — мужики простые, иные с откровенно разбойными рожами. Может, это в родном городе ее не трогали, а здесь…
Но говорить ей об этом явно было бесполезно, только вспылит. С чего бы ей выслушивать нравоучения от случайного приезжего? А что драться, случись что, придется ему — так это попробуй убеди… Он уже понял, что Анна Набель упряма и самоуверенна до крайности.
Оставалось только побыстрее уехать, пока еще светло, большинство старателей занято делом и немногие заметили девушку. Но будто сглазил: ему оставалась до нее пара саженей, когда девушка все же привлекла на свою голову неприятности, к ней подошла парочка паскудно ухмыляющихся типов.
— Ух, какая. Дай сиську потрогать, а? — осклабился один.
Анна нахмурилась, не испугавшись и не растерявшись — и не таких приходилось урезонивать, но ответить не успела: ей уже перекрыла обзор широкая спина Косорукова, обтянутая светло-серым льном.