Бог бросил кости. Том 2 (СИ)

— И вы предлагаете сделать это мне? Заманчиво, заманчиво, — Зормильтон поднял Образец и смотрел, как в лучах Солнца Другие, похожие на нефть, перетекают в колбе.
— Да, дитя моё, — Серанэт поднёс чашку к носу и вдохнул аромат. — Но для этого им нужен субстрат, которым они будут питаться и из которого будут создавать себе подобных. Я уже имел честь беседовать с Агмаилом об этом, и он предложил вариант.
— На середине рёбер, полагаю? — Зормильтон острым взглядом посмотрел на Серанэта. На лице Бога-Основателя мелькнула улыбка — мимолётная, как метеор.
— Всё верно. Двенадцать колоний, по одной на каждое ребро. Я буду справедливым, сказав, что это не идея Агмаила — к нему близко одно дитя Лорикса, которое подсказало ему, — Серанэт сделал глоток чая. — Слышал ли ты про Виллафрида Рутила, лорд Зормильтон?
— Знакомое имя, знакомое… Персиваль Алери рассказывал мне про него. В полном восторге, хе-хе-хе, — Зормильтон снова поиграл светом на Образце, совершенно позабыв про чай. — Так выходит, адмирал Рутил считает, что Левен скоро падёт?
Серанэт промолчал. Если сам Виллафрид Рутил тратит всё больше внимания на подготовку обороны Кубуса, то легко понять, что у него на уме — особенно легко такому проницательному человеку, как Альмер Зормильтон. И сам Серанэт осознавал, что скоро этому красивому миру придёт жестокий конец — и каждый раз, когда он думал об этом, перед взором всплывало жуткое лицо Эйонгмера: похожее на маску, с тремя зияющими чернотой глазами, расположенными треугольником Наблы. И не было на этом лице места ни рту, ни носу, ни бровям, ни эмоциям.
«Вся наша жизнь — лишь череда ещё не сбывшихся пророчеств».
  
IV. Глава 6. Безмолвие
 
— А, Лориан, это ты, — сказал Борс, не отвлекаясь от своих мыслей. — Заходи.
Выглядящий необычайно пустым зал для заседаний освещался лишь одиноким экраном на столе. Большой надобности в нём не было — вся информация транслировалась напрямую Борсу в нейру — но основные заметки всё-таки оставались на нём.
— Приветствую, — ответил Лориан. — Никого больше нет?
Лориан присел за стол неподалёку от Борса, и Прокси бесшумной каплей проследовала за ним.
— У всех свои заботы, у меня свои, — Борс пожал плечами. — Я хотел бы закончить до завтра свою статью по теории впечатлений. Перси ушёл к Агмаилу — тот попросил его присутствия по какой-то причине. Будем надеяться, не самой печальной. А Гвен… Что ж, она едва выходила из комнаты с того дня. Вряд ли ей сейчас будет приятно проводить время здесь.
Борс и Лориан сидели молча, каждый углубился в свои мысли. За окном чернела бездонной пропастью неосвещённая часть Левена, похожая на немыслимых размеров Атексетес, и в глубоком космосе далёкие звёзды безучастно наблюдали за трагедией, развернувшейся на Двух Мирах. Лориан смотрел на них через незримый барьер стекла и думал — как много среди этих звёзд обитаемых планет, жители которых смогли бы помочь Айлинерону в этой Войне? И как много среди них тех, кто уже пал под натиском Атексетов?
Прокси лежала на столе, маня загадками, скрытыми за туманной оболочкой. Всё своё свободное время Лориан посвящал попыткам придумать тактику, как обойти ловушку, скрытую внутри, но не мог придумать ответа. Порой он даже думал, что ловушки там вовсе нет — но проверять это было бы глупо. Скорее всего, ключ к решению загадки всегда был у него под носом, однако что это за ключ и как его применить — неизвестно. И отравляющее раздражение росло в разуме Лориана тем больше, чем дольше рядом с ним безмолвным напоминанием находилась туманная капля.
***
Просторная комната Агмаила на станции Эмингон-8 мало чем отличалась от всех остальных. Единственным признаком того, что здесь жил Бог Разума, был необычный водопад в углу: вода стекала широкой лентой из-под потолка и падала вниз — но падала не прямо. Сила Кориолиса, вездесущий спутник жизни на вращающейся станции, изгибала водопад, поэтому поток входил в чашу внизу под небольшим углом — и под шум воды двое в комнате напряжённо вели диалог.
 
— Это самоубийство, — со сдерживаемым огнём в голосе проговорил адмирал Рутил. — Идти в лобовую атаку на Атексетес, не зная, что за горизонтом — бессмысленная затея недальновидного азарта.
— Друг мой, — Агмаил выглядел куда более спокойным. Он сложил руки вместе, скрыв ладони широкими рукавами, и посмотрел в окно. — Я знаю, что нас ждёт по ту сторону неизвестности. Дело лишь в том, что ты не хочешь мне верить.
Персиваль появился в дверях, но спорящие, казалось, не обратили внимания.
— С предыдущего вторжения Атексетов прошло больше трёх тысяч лет, — возразил адмирал, и Персиваль вспомнил, что тот не знает правды об истории. — Неясно, какие сюрпризы нам уготовил этот срок.
— О, сколько ещё чудес я должен сотворить, чтобы ты начал мне верить? — улыбнулся Агмаил совершенно беззлобно.
— Без доказательств нет веры, статистика — лишь свидетельство, — Рутил был непреклонен. — А если вы там погибнете, мне некому будет потом сказать, что вы ошибались.
— Мы вернёмся с победой, — Агмаил немного склонил голову влево, — и я скажу, что снова оказался прав. Поверь мне, Виллафрид. Я не играю в кости, ведь заранее знаю исход.
Адмирал Рутил вздохнул и направился к двери. Столкнувшись там с Персивалем, он посмотрел ему в глаза с немой просьбой — тот кивнул. Дверь закрылась, оставив его с Богом Разума наедине.
— Мой Бог, — сказал Рыцарь. — Я уже научился определять, что передо мной иллюзия.
Агмаил лишь молча развёл руками.
— Франц, — позвал Персиваль.
Он не смог уловить тот момент, когда силуэт Бога Разума растворился в небытии. Взамен у самого окна Персиваль увидел белую фигуру: Франц сидел на полу, прислонившись плечом к стеклу, а спиной — к стене, и смотрел в космос. Трость лежала совсем рядом, но Франц её не касался.
— Садись рядом, друг мой. Не стесняй себя приличиями.
Персиваль подошёл к окну и сел рядом, напротив Франца. Около минуты они сидели молча, слушая шум воды — а затем Рыцарь спросил:
— Вы правда хотите атаковать Атексетес? Даже при том условии, что за горизонт вокруг него нельзя будет отступить, если всё станет слишком плохо? Нам придётся довести бой до конца, живыми или мёртвыми.
Франц кивнул.
— Да, я хочу. Более того, я сам поведу вас в бой.
— Не знал, что вы умеете сражаться, — Персиваль приподнял уголки рта.
— У меня ещё много для тебя сюрпризов, друг мой, — Франц повёл ладонью перед собой. — Видишь ли, Персиваль… Я узнал от Эйонгмера немного, но важное он передать сумел. Эта битва, возглавленная Богом Разума, знаменует конец первой главе Войны. Я знаю, что потери будут меньше, чем многие ожидают. Знаю, что сам буду жить. И знаю, что будет дальше — в самом конце, когда Зодчий Вселенной явит себя…
Персиваль кивнул. Он пытался понять, как себя может чувствовать человек, который знает, что его ждёт в будущем, и не может на это повлиять — но ему не было подвластно постичь тягость давления трёх тысяч лет этого знания. Три тысячи лет Агмаил жил с мыслью: что бы он ни делал — исход предрешён. И сейчас он готов ринуться в бой, прорваться за точку невозврата, где его ждёт враждебная неизвестность — но готов лишь потому, что знает, что победит. Не может быть иначе.
— Всё верно, Персиваль, — проговорил Франц, мечтательно посмотрев куда-то наверх, где на кольце станции видны были отблески солнечного света. — Его пророчества — это моё проклятье. Эйонгмер поступил крайне жестоко, рассказав мне всё; но если бы не рассказал — мир бы погиб.
— Вы не объяснили это адмиралу, верно?
— Я надеялся, что он поймёт, но не подталкивал его. Видишь ли, чем больше люди знают, тем больше думают лишнего. Виллафрид — человек дела, и ему лишние мысли ни к чему.
Персиваль нахмурился, задумавшись.
— Но ведь Лориан знает, — вспомнил он.
— И ты, верно, догадываешься, почему, — Франц с грустью посмотрел на Персиваля. Рыцарь проанализировал факты и ничего не ответил, лишь кивнув.