Несносный тип (СИ)
Пусть и засранный.
За моей спиной гулко лязгали затворяемые на все замки двери бункера, а я лишь усмехался. Если дети не совсем уж плохи на голову, то поймут то, что не было произнесено вслух. Когда третье или четвертое, а может, даже и второе лицо в городе вламывается к ним едва ли не с ноги, дыша перегаром, а затем учиняет произвол и насилие, это даже не говорит, а кричит о том, что дела — плохи. Очень плохи, паршивей некуда. Но понять это сразу не выйдет. Тут нужно сесть кружком, побухтеть, повозмущаться…
Что у нас осталось в городе, навскидку? Ахиол, мисс Дийюн, мастер Херн. Еще с сотню живых наберется. Всё. Желтоглазые? Списываю всех, однозначно. Может быть, где-то еще шевелятся один-два, имевшие увлечения или хобби, как Теодор Рейхгарден, светлая ему память. И что? И всё. Кроме них — основательно поуменьшившие своё количество… Основатели. Собирающиеся, кстати, в ближайшие часы вынести Эйвибсов, одно из своих семейств, с которыми я так близко и не познакомился.
Друидов. Не знаю, насколько опасны эти Эйвибсы и зачем им может быть нужна мошонка Должника, но именно от друидов зависят урожаи ферм Незервилля, породы растений, может быть, даже скота. Интересно, а как дальше без них? Те же самые Тиррайны были поставщиком финансов, можно сказать… город, кроме как поборов от Союза Равных, имел средства заказывать нужное только за счет продажи зародышей ихорников на другие континенты.
В общем, детишкам лучше не вылезать. Всё валится к чёртовой матери, поезд идёт под уклон, а я надеюсь лишь на то, чтобы успеть удрать. Ну и, разумеется, что Энно моих не тронет.
Идёт дождь. Не видно ни зги, но мне в этой темноте, влаге и прохладе, сразу становится легче. Всё-таки оргии просто так не проходят, а гоблинши не жалели какой-то лютой химии, чтобы меня… нас… на всех хватило. Они вообще себя вели, как будто живут в последний день. С другой стороны, задуманный ат-Мансипахом ритуал по изменению формы тумана над городом, действительно был чем-то запредельно сложным и слегка рискованным…
Может, мы могли и взлететь на воздух.
Возвращаюсь в дом Мадре, спать дальше. Идею зайти в «Теплый приют» испуганно отбрасываю — там всё может еще продолжаться. Чувствую, завтра будет особенный день…
Глава 20. Дендробуйство
Проснуться от попытки изнасилования — далеко не худшее, что может случиться в жизни. Ведь, если уж говорить по существу, я вполне себе озабоченный мужчина, тело молодое, так не всё ли равно, что на уме той, кто пришёл ко мне делать секс? В таком случае, наверное, даже мисс Ларисс Дийюн не ушла бы обиженной просто потому, что 50 лет — это 50 лет, а доставка прямо в постель — это, всё-таки, доставка. Разумеется, мои выводы никоим образом не касались разнообразных перверсий и отклонений, которые были даже в этом мире. Пусть и в гораздо меньшем количестве, чем на Земле.
Куда хуже было то, что изнасиловать пытались меня как раз в противоестественной манере, от чего с кровати в подвале дома Мадре я слетел быстрее, чем смазанная солидолом молния. А затем, увидев, что именно покушалось на мою задницу, лишь сдавленно охнул, хватая свою сбрую с оружием, а после стремительно удирая из здания в одном белье.
Едва успел.
Хайкорт скрипел и шатался. Весь. Стоны дерева, хлопки лопающихся камней, грохот обваливающихся зданий, всё это было едва слышно на фоне угрожающего гула и щелканья, исходящего от ратуши. Плитка, покрывающая всё в этом городе, тряслась, живя, казалось, своей жизнью. Фонари раскачивались и мигали. Фиолетовые молнии потрескивали в тумане над моей головой, пока я, в одних портках, бешено застегивающий поверх нательного белья кобуры и ножны, вертелся на одном месте, пытаясь обозреть сразу всё.
Растения.
Именно расколовший кровать пополам кончик чего-то, похожего на корень, попытался проникнуть мне туда, где не светит солнце. Слегка очухавшись от треска кровати, я и успел среагировать на почти случившееся вторжение. Теперь же, на моих словах буквально расцветало доказательство того, что промедли хотя бы пару секунд…
Корни росли чудовищно быстро. Они пробивали крыши, выползали из окон, сплетались и расплетались, устремляясь всё выше и выше. На моих глазах Незервилль буквально прорастал устремляющимися вверх тысячами корней!
Крупных было мало. Большая часть растительных монстров свивалась между собой, порождая целые колонны, стремящиеся дотянуться до тумана. Получалось далеко не у всех и тогда, повинуясь какому-то странному алгоритму, они расплетались, падая на дома и улицы, замедляясь и застывая. Дотянувшиеся же «счастливчики» вызывали завихрения Пятна, от чего вокруг них взрывообразно повышалась активность — собратья корни наползали один на другой по «шипам» вверх, превращая тонкие длинные стебли в самые настоящие колонны из свивающихся вместе корней.
С фиолетовыми молниями, треском и грохотом, всё это было похоже на апокалипсис сильнее, чем он сам.
Прекратив щелкать клювом, я метнулся во двор постепенно обрастающего дома, туда, где с гортанным гневным мявом шкрасс защищал свою оральную и анальную девственность от растительных извращенцев. Эти стебли-корни пилились старрхом отвратительно плохо, но мне нужно было подрезать лишь несколько неудобно сплётшихся над котом корней, чтобы тот на рывке порвал все остальные. Не став тратить время на возню с огромным и неудобным седлом, я вскочил на манула, объединяя нас в стремлении удрать отсюда к таким-то собачьим пенисам.
Надо признать, сделали мы это вовремя. Я понятия не имел, какие процессы шли внутри колоссальной ратуши-храма Ахиола, но их результатом стал взрыв, с которым почти всю крышу этого огромного здания снесло ко всем чертям. На месте упомянутой крыши, разлетевшейся на нехилые обломки, что стали методично бомбардировать изнасилованный город, я с оторопью увидел целые шевелящийся лес, жадно тянущийся к туману. Ему, этому сборищу древесных изгибающихся свёрл, хватило десятка секунд, чтобы впиться своими остриями в туман.
— Ты случайно не знаешь, как называется шериф без города? — осведомился я у кота, пытаясь отыскать в трусах или майке карман с сигаретами и зажигалкой. Искомое не находилось, что печалило, правда, затихающая движуха в городе намекала, что скоро можно будет вернуться.
Шкрасс лишь фыркнул, начав умываться, а я, почесывая голые пятки о песок, наблюдал, как истощается туман над Хайкортом. Всё реже били фиолетовые молнии, древесные колонны застыли неподвижно… но что-то всё же делали, раз рассветное утро начинало целоваться солнечными зайчиками город. То тут, то там серую громыхающую хмарь прорезали узкие солнечные «лазеры».
— Корни — это дерево, — вслух рассуждал я, — Дерево — это целлюлоза, а она, родимая, ни что иное, как компонент взрывчатки. Я правильно рассуждаю, Карус?
— Мау.
— Из чего возникает вопрос, друг мой. Стоит ли нам с тобой, двум достойным и вне всякого сомнения разумным личностям возвращаться в город, в виду того, что он может взлететь на воздух?
— Мррр…
— И я так думаю. Но мне нужны штаны и сигареты. А еще чашечка кофе. Или кружка.
— …
— …да и узнать, что случилось с Зальцером Херном нам тоже безусловно стоит. Я, можно сказать, чувствую свой долг шерифа по отношению к этому достойному разумному. Как, хочешь побыть тут, пока я там?
Кот не захотел. Скорее всего, виной этому было пока утреннее, но всё-таки солнце, о котором у шкрасса сложилось совершенно плохое впечатление. Во всяком случае, он без малейших сомнений поднял пушистый зад и посеменил за мной.
«Тёплому приюту» повезло. Точнее, повезло всем зданиям, расположенным возле разрушенной и заросшей ратуши — они попали в зону, где наружу рвалось очень небольшое количество корней. На первом этаже отеля лишь в паре мест был проломлен пол, по которому сейчас змеились десятки небольших корешков, похожих на худых и очень длинных змей. К счастью, дохлых. Я даже опустился на колено, чтобы как следует помять одного «покойника», расположившегося поблизости от двери. Обычный жёсткий корень.