Баловни судьбы

Ее клиентами были мужчины, заявлявшие, что чувства здесь ни при чем. Мужчины, голоса которых теплели, кода они говорили о ней, но к теплоте примешивалась нотка презрения — может быть, из-за стыда, который они испытывали, когда их вынуждали признаться.
— Это Ульф подал нам мысль, — сказал Стур. — Мы проверили в гостинице, не было ли в тот вечер рождественского обеда, заказанного какой-либо фирмой.
— Но ничего такого не было, — сказал Карлссон.
— Зато муниципалитет устраивал праздничный обед для своего персонала. Без жен и невест.
— Таким образом мы и определили, кто такой этот Сверкер, — сказал Карлссон.
— Ну да, — сказал Валл. — Не так уж много там Сверкеров.
— Вот именно. Всего один. От него-то мы и узнали в конце концов имя.
— Ханс Линдстрём, — сказал Маттиассон.
— Вот как? Что же будем делать дальше? — спросил Элг.
— Поехали к нему домой, — сказал Стур.
Стур и Маттиассон сели в одну машину, Элг, Валл и Карлссон — в другую.
— Мне тут кое-что пришло в голову, — сказал вдруг Карлссон, обернувшись к Элгу. — Поскольку мы сейчас едем в Нюхем... Все эти загадочные нападения на людей, которые у нас зарегистрированы...
И он рассказал о своем открытии.
— Провалиться мне на этом месте, — сказал Карлссон. — Можно подумать, тут действует человек, который в курсе всей полицейской информации... Ведь избивают каждый раз отцов схваченных нами несовершеннолетних правонарушителей.
Элг прикусил нижнюю губу и ничего не сказал.
На душе у него было неспокойно.
71
Эрик Асп сидел на стуле в детской. Было темно. Лишь свет из столовой проникал в комнату...
Сегодня он был один. Один со спящими девочками.
Теща была у себя дома.
Он сидел и смотрел на дочерей. Слышал их дыхание и посапывание. Да изредка сонное бормотание. Потом встал, подошел к кроваткам.
Склонившись над девочками, он поправил им одеяла, погладил по головкам, ощущая под пальцами их мягкие волосы, и глубоко вздохнул, чувствуя, как теплеет на сердце.
Потом он, осторожно ступая, вышел из детской, тихонько прикрыл за собой дверь и оказался в огромной пустоте столовой. Ему казалось, он слышит тиканье тишины.
Он почувствовал, что стосковался по женщине.
Встряхнул головой, подошел к окну, включил по дороге телевизор и стал смотреть в темноту зимнего вечера, на белый снег...
Женщина, думал он. Но какая?
72
Ульф Маттиассон потер переносицу и выглянул в боковое окно. Странное у него было настроение — то ли плакать хотелось, то ли смеяться.
Ему бы сейчас шуметь, плясать, горланить, напиться вдрызг, валяться с девкой...
А если Рут спросит, где он был в тот вечер? Всегда, конечно, можно сослаться на задержку по работе... Но если она спросит кого-нибудь другого?.. Хотя зачем ей спрашивать?
Чего зря думать об этом...
Тогда он вернулся поздно. Она не спала. Сидела, склонившись над душеспасительной книжкой, и читала.
Она посмотрела на него, и он промямлил, что вот, мол, приходится время от времени работать допоздна.
С каждым днем она становилась все более и более безликой.
Почему он, черт возьми, это терпит?
Почему не пытается что-нибудь предпринять?
Да нет, не посмеет он. Он бессилен.
Как он одинок. Как бесконечно одинок... Даже господь бог...
— Ну вот и приехали, — сказал кто-то.
73
— Не можем же мы ввалиться все разом, — сказал Валл, чувствуя, что толстая шапка, как ни странно, совершенно не греет.
Стур остановился.
— Конечно, — сказал он. — Ты прав. Вы с Элгом подождите в машине. У вас сегодня был трудный денек.
Элг что-то буркнул и пошел прочь.
— Ты куда? — спросил Стур.
— В кулинарию. Куплю сосисок. Я голоден. Времени ужо много, а я сегодня едва успел заморить червячка.
 
Валл пожал плечами и поплелся за ним.
Стур позвонил, и Ханс сам открыл ему дверь.
Он смотрел на полицейских.
На «Лино Вентуру».
На маленького толстяка.
И на бесцветного, который, казалось, хотел слиться со стеной.
— Полиция? — спросил он.
Стур кивнул. Он улыбался. Нехорошо улыбался.
— Может быть, это не совсем приятно...
— Я не убивал.
— Вот об этом мы как раз и хотели бы побеседовать. Поедем в полицию? Ваша жена, вероятно, дома... и вы, возможно...
— Да нет. Все в порядке. Она знает. Заходите, и покончим с этим делом.
Они переступили через порог. Стур держал шляпу в руках. Карлссон положил свою на полку над вешалкой. Маттиассон тоже. Но ни один не снял пальто.
Полицейские редко раздеваются.
Как будто это в какой-то мере обезоруживает их.
В квартире было жарковато.
Карлссон расстегнул пальто.
Они рядком уселись на диване.
Ханс сел в одно кресло. Майя — в другое.
У Майи был такой вид, будто ей уже все равно, что будет, и Стур подумал, что лучше бы допросить подозреваемого в своем служебном кабинете.
— Моя жена знает, что в ту ночь я был с Ильвой Нильссон, — сказал Ханс.
— Так что же, собственно, произошло в тот вечер? — спросил Стур и положил шляпу возле себя.
— Я встретил ее в гостинице. И пошел к ней домой. Потом... Потом я задремал, а когда проснулся, пошел домой. Она спала. Она была живая.
— Сколько времени вы спали?
— Полчаса примерно.
— В котором часу вы ушли?
— В три... полчетвертого. Точно не помню. А потом я увидел в газете...
— Почему вы не пошли в полицию?
— А вы на моем месте пошли бы?
— Если, как вы говорите, она была жива, когда вы уходили... — сказал Карлссон.
— Когда я уходил, она была жива.
— Никто, очевидно, не видел вас и Ильву вместе, когда вы покидали квартиру?
— Нет. Она же спала. Но моя жена видела, как я уходил, — криво улыбнувшись, сказал Ханс.
— Вы там были? — удивился Карлссон.
— Да. На улице.
— Она шла за мной от гостиницы и все это время простояла на улице перед домом Ильвы.
— Я хотела убедиться. Только и всего.
— В чем убедиться?
— Что он и вправду путается с девчонками, как об этом болтают все кругом.
— Ильва Нильссон не такая уж девчонка, — заметил Маттиассон, и все оглянулись на него, изумленные тем, что он решил высказать вслух свое мнение.
Он слегка покраснел.
— По возрасту она ему подходит, — сказала Майя.
— У моей жены комплекс насчет возраста, — сказал Ханс. — Она считает, что она очень старая, а я совсем молокосос.
В голосе его не слышалось раздражения, просто покорное признание факта.
— А что, у вас большая разница в возрасте? — спросил Карлссон.
— Почти двенадцать лет...
— Сколько лет вы женаты? — спросил Стур.
— Десять лет. — На десять лет больше, чем следовало, — сказала Майя.
— А о разводе вы не думали? — поинтересовался Маттиассон, и все опять оглянулись, будто не веря, да он ли задал этот вопрос.
Он провел рукой по щеке.
А Майя и Ханс посмотрели друг на друга такими главами, что сразу стало ясно, что этот вопрос никогда не возникал и не обсуждался.
— О чем вы говорили с Ильвой Нильссон в течение этого вечера? — спросил Стур.
— О господи, да разве я помню... Обо всем понемножку, наверное...
— Называла ли она имена своих знакомых?
— Она и о себе-то ничего почти не говорила. Я по крайней мере ничего о ней не знаю.
— А у нее дома как было? — спросил Карлссон.
— Как обычно.
Майя бросила на него взгляд.
— Сколько вы заплатили?
Ханс вздрогнул.
— Заплатил?
Он закурил сигарету.
— Ну да. Сколько вы заплатили за то, что переспали с ней?
— Я ничего не платил.