Баловни судьбы

Они наперегонки бросились исполнять указания, обрадованные возможностью хоть чем-то заняться, а он, точно забытая вещь, остался на месте, все в той же позе, чувствуя, как начинают затекать ноги, ощущая немую пустоту внутри, и просто наблюдал за происходящим. Он видел, как ребята возились у окон, пытаясь открыть рамы, которые обычно были заперты, как Бондо притащил ведро и начал пригоршнями сыпать песок по столу и по полу, так умело и аккуратно, будто был создан для этой работы. Увидел, как Йохан подложил руку под затылок Тони, чтобы успеть поддержать голову подростка, так как у того снова начались позывы рвоты. Все происходящее он воспринимал как какой-то кошмар или фильм, действие которого развивается не так, как надо, но нет возможности перекрутить пленку назад и, выбрав подходящий момент, направить его по другому руслу. Тот момент, когда Тони, отодвинув учебники, сказал, что неважно себя чувствует, а внимательный и добросовестный учитель сразу же поднялся с места и подошел к нему, понимая всю серьезность положения.
Клэс принес стакан воды, но ничего не упускавший из виду Йохан покачал головой.
— В сожалению, Клэс, ему сейчас нельзя.
«Просто трогательно, как вы друг о друге заботитесь», — услышал он свои слова. Насмешливые, язвительные. Трогательно!
Дверь в класс была открыта, и в комнату то и дело входили другие учителя, останавливались рядом с Тони, говорили ободряющие слова или просто улыбались подростку. Он знал, что мешает им, но был не в состоянии двинуться с места.
Пришел Макс. И Сусанка пришла.
— Разве ты не говорил, что тебе плохо? — осведомился Макс, и Бондо ответил за всех:
— Да, конечно же, говорил, несколько раз, мы все говорили, но Аннерс не поверил. О таких вещах пишут в «Экстра Бладет».
— Ну ладно, ладно, — сказал Макс, наклонился и пощупал лоб Тони.
— Ему действительно плохо, — сказал он Йохану, тот тряхнул головой и посмотрел на Сусанну, словно включил и ее в круг тех избранных, которые понимают, что Тони действительно плохо.
Будто он был в этом виноват!
И вновь это странное ощущение немой пустоты внутри. Точно все звуки и слова, прежде чем достигнуть его сознания, просачиваются сквозь какую-то шерстяную ткань.
Наконец со стороны дороги послышалось отдаленное завывание сирены.
— Пойду покажу им дорогу, — сказал Клэс, имея в виду врачей.
Да, все они отлично знают, что им следует делать, и поступают как надо!
Увидев возле себя ноги в черных ботинках, он поднялся и стал наблюдать, как санитары быстро и умело уложили Тони на носилки, укрыли его одеялом и унесли. Вслед за остальными он вышел из класса и направился во двор. Носилки поставили на землю, и Макс стоял рядом с ними, пока Сусанна бегала за документами Тони.
— Ты ка́к хочешь, кому с тобой поехать? — спросил Макс.
Сумасшедшая, нелепая мысль, что Тони назовет его имя, промелькнула в голове.
— Пусть Клэс поедет, — сказал Тони, и Макс махнул рукой.
— Порядок! Давай скорей!
Клэс забрался в машину с таким видом, будто всю жизнь только и делал, что сопровождал товарищей в больницу. Носилки осторожно втащили в машину, дверца захлопнулась. Из-под задних колес брызнули мелкие камешки, и тяжелый автомобиль сорвался с места.
Он обернулся к Максу. Хотел объяснить, но понял, что это бесполезно: ни Максу, ни кому другому он не сумел бы объяснить, что же произошло.
Макс покачал головой.
— По правде говоря, Аннерс...
— — —
Да, разве тут уснешь?
Закрыв глаза, он сразу увидел их всех, одного за другим: Клэса, и Тони, и Бондо. Макса и Йохана. А когда резко повернулся на другой бок и снова плотно сомкнул глаза, они прошли перед ним в обратном порядке.
К тому же было ужасно жарко, даже по ночам жара не спадала. Улла спала, положив ногу поверх одеяла. Спала беспокойно: то ли ей мешала жара, то ли передавалась его тревога.
В конце концов он поднялся и пошел на кухню: хотелось пить. В холодильнике оказалось несколько бутылок пива и бутылка минеральной воды. Он взял пиво, но передумал и вынул бутылку минеральной. Потом пошарил в шкафчике, натыкаясь на пустые бутылки — какого черта Улла их не убирает! С незапамятных времен у него, кажется, оставалось немного виски. Он нашел бутылку, сел за кухонный стол и налил стакан, смешав виски с минеральной.
 
Вкус виски напомнил ему шумную веселую компанию, в которой царили смех, согласие и взаимопонимание, напомнил остроумные монологи совершенно пьяного Макса, довольный смех Бьёрна, импровизации Йохана на пианино, сольный танец Уллы и нежные поцелуи Сусанны. Напомнил обо всем, что было, когда он, Аннерс, еще считался своим среди них.
Он допил стакан и налил еще. На сей раз вкус виски напомнил ему о недоразумениях и неудачах. Неужели они вдруг все так изменились, люди, которые были ему близки, разве дружба и товарищество не суть нечто неизменное и постоянное? Как же вдруг случилось, что он оказался ни к чему не способным, ведь раньше все ему удавалось. Как же случилось, что все развалилось на куски и продолжает рушиться?
Мне надоело быть добрым, покладистым дурачком, которым помыкают почем зря, а им пришлось не по нраву, что я не желаю больше играть свою старую роль, и тогда они дали мне другую, похуже, или — как это Макс сказал — стали принимать меня в новой роли, которая не обязательно лучше прежней. Все так просто. Так просто и так банально. Стали принимать меня в новой роли, роли человека ни на что не годного, с которым можно не считаться. Мнением которого можно пренебречь. Который и уважения особого не заслуживает, да и способностями не блещет. Раньше на это не обращали внимания, не думали об этом, а теперь вот начинают замечать: что-то он чересчур обидчив, да и странный какой-то... Даже вроде немножко не в себе. И коли на то пошло, не слишком ли он деспотичен, если не сказать злобен? Ведь неспроста же ребята против него ополчились, вряд ли это каприз или случайность.
Он медленно прихлебывал из стакана, надолго забывался, потом снова делал глоток.
Если бы не твои контроверзы с ребятами, можно было бы считать, что все идет хорошо.
Примерно так сказал Макс.
Если бы не...
Благодаря им.
Да, все идет хорошо. Действительно, давно уже с ребятами не было так легко, да и учителя давненько не были так дружны. С тех пор как ушел Янус. Теперь-то им есть куда валить всю грязь. Вали все дерьмо на него, на Аннерса, а потом кричи: «Ну и вонища!»
Но хуже всего, хуже всего...
Нет, мысль ускользнула. Вот же она, только руку протяни.. а ведь, ей-богу, так важно понять, что хуже всего. Но мысль ускользнула. Наверно, он уже прилично набрался, и не удивительно, принимая во внимание... принимая во внимание... ну конечно, все эти мерзкие события и усталость.
Он снова налил.
В общем-то, нетрудно понять, как это люди спиваются, совсем нетрудно. И как наркоманами становятся. Нечего удивляться, что развелось столько пьяниц и наркоманов, странно другое — ведь их могло быть намного больше. То же чувство иллюзорной уверенности в себе, как у курильщика. Точь-в-точь. Конечно, ему сейчас требовалась уверенность в своих силах, потому что его заставили отбиваться. Заставили. Ребята и друзья. Он словно попал в стаю зверей. Одни сыто урчат, а другие выпускают когти. И неизвестно, кого надо бояться сильнее. — Ты что это здесь, пьешь?
Улла в короткой и тонкой ночной рубашке стояла в дверях и удивленно смотрела на него. Он поспешил ее успокоить.
— Нет-нет. Не пью. То есть... разумеется, пью, только не так, как ты думаешь.
— А как еще можно пить? Да к тому же виски! Что с тобой, Аннерс?
— Пить можно по-разному, совершенно по-разному. Что тебе, человеку образованному, должно быть известно. Я еще не дошел до того, чтобы пить так, как ты подумала. Пока что.
Глядя по-прежнему недоверчиво и чуть испуганно, она подошла к столу. Он улыбнулся, стараясь успокоить ее. Господи боже мой! Ну подумаешь, выпил стаканчик! Ведь это только симптом, признак чего-то еще — вот что скверно. А симптома чего бояться?