Пленница для двоих (СИ)

Только себе объяснить не могу, на что именно надежда. На спасение или полный провал? Что не просто сила будет, не только власть. Что другое что-то может получиться, чего даже в мыслях не допускаю.
— Орёл или решка, Илюша?
— Пять свиданий, лапочка. И мирно ждать Москвы мы не будем.
Это больше, чем я рассчитывала. Намного меньше, чем боялась.
Пять свиданий и длинная дорога с двумя похитителями.
Это вынести я смогу.
Наверное.
  
Глава 19. Тиса
 
Он меня нашел. Мысль запоздалая, когда руки сжимаются на шее. Крупные ладони, воздух отбирающие. Царапаюсь, освободиться желая. Но не получается. Только хриплю в отчаянии.
Мы одни. В тёмной комнате тускло, вспомнить не получается, как оказалась тут. Зато отчётливо в памяти жив оклик мужчины. Как пыталась бежать. А оказалась прижатой к шершавой стене. Перед глазами всё плывёт, но мне не дают спастись с помощью обморока. Щёку обжигает ударом.
— Вот и встретилась, малыха.
Мне страшно с Князем и Михой бывало. Сейчас — ужас чистый. Внутри всё сжимается, ломается. Тело колотит, мыслей нет. Мужчин тоже нет, исчезли. Ничего нет, что спасти бы могло.
А Влад — есть.
С улыбкой широкой, больной. Глазами пронизывающими, в котором обещание плещется. Наказать, сделать больно. Напомнить, почему от него бежать нельзя. Какое наказание будет, расплата за то, что решила спастись.
Хватка крепнет, гортань сдавливая. Ноги подкашиваются, но не спасает это. Влад сильный, всегда таким был. Захватом на шее держит, не давая вниз сползти.
Разворачивает резко, лицом в стену вжимает. Ладонью по телу шарит, осматривая будто. Проверяя свой товар, который непослушным стал. Сквозь свитер грудь сжимает, с силой, как шею только что сжимал. Больно, грубо, свою власть доказывая.
— Не надо.
Я сплошная слабость с ним рядом. Жалкая, бессильная. Могу только трепыхать, на других надеясь. Всё плывёт, воздух не спасает. Пальцами в ободранные обои цепляюсь.
— Заткнись, малыха, не мешай.
Не мешай джинсы стягивать. Не мешай напоминать, какой смирной ты должна быть.
Мерзко. Грязно. С отвращением к себе и нему. Что сделать ничего не могу. Ни оттолкнуть, ни даже слова сказать. Легче вытерпеть, легче принять, чем сильнее его разозлить.
— Ты же хочешь меня порадовать?
Мотаю головой, за что ещё одной пощечиной награждена. Сильнее, жестче. Солёный вкус во рту чувствуется. Но лучше о нём думать, чем о Владе, который целует грубо. Ответ не получая, только больше злится.
— Ты меня расстроила, Тиса. За такое платить нужно.
Я знаю, что он в оплату возьмет. Каждый раз знала, когда видела челюсть сжатую и глаза прищуренные. Меня трясёт, прогибает под этим гневом. В прошлое возвращает, где у меня сил не было. Что тогда, что сейчас.
— Лапочка, — голос родной спасением кажется. Рядом, близко, только бы найти. — Лапочка.
— Князь?
— На другого мужика надеешься? Я же говорил, что ты шлюха.
Удар в солнечное сплетение получаю. Первая плата, после больше будет. За то, что на другого понадеялась. что чужое имя сорвалось с губ. Я сама его злю, сама нарываюсь. Надо лишь вниз рухнуть, прощение просить. Задобрить, чтобы хватка в волосах на ласку превратилась.
Я же знаю, помню всё. Должна помнить. Но я выросла, вырвалась. Всё изменилось. Я ведь тоже. Но почему такая слаба, никчемная сейчас? Задыхаюсь от удара, согнувшись пополам.
— Малышка, всё хорошо, — я слышу голос Князя, но перед глазами только лицо Влада злостью искаженная. — Тиса, блять!
Жмурюсь от света, от слёз. Прикрыться стараюсь, чтобы отпустил, не трогал больше. Но лишь сильнее в чье-то тело вжимаюсь. Руки на теле, дыхание на щеке. Избавиться не могу. Только губы кусать, чтобы выдержать.
Малыха должна терпеть.
— Посмотри же на меня, — ладони мягко сжимают лицо. Боли от разбитой губы нет. Потому что она… цела. — Тише, лапочка, всё хорошо.
Я подняться пытаюсь, Князя скидывая буквально. За одеяло цепляюсь, мою последнюю защиту. Ресницы от слёз слиплись, глаза жжёт. Но получается номер в полутьме рассмотреть. Обстановку привычную, знакомую, безопасную. Ночник только горит, тени отбрасывая.
 
— Просто кошмар.
— Нет.
Не просто кошмар, не выдумки разума. Воспоминания практически, на реальность суровую наложенные. Не просто, потому что за это Ада и спрашивала. Не вернулись ли, не шагнула ли я снова за грань. Уверенной себя чувствовала, отрицательно отвечая. Я взрослая, я стабильная. Я не кричу по ночам в страхе, когда в сны врываются.
— Ты что… — голос сел, хриплый. Каждое слово наждачкой царапает. К лицу прикасаюсь, желая убедиться. Следов нет, ничего не было. — Что ты тут делаешь? Ты обещал…
— Я за вещами вернулся, не хотел тебя будить. Принести воды?
— Нет! — я его за ладонь ловлю, ведь слабая. Не отпускаю. И попросить не в состоянии. — Не…
— Что-то покрепче? В баре хороший виски есть. Хочешь?
— Хочу. Только доставкой в номер.
Мне кажется, что стоит в одиночестве оказаться, как Влад появится. Знаю, что он далеко. Что у меня решение суда. Всё закончилось, но всё и повториться может.
— Остаться с тобой? — Князь спрашивает, а для меня ответит подобно смерти кажется. — Неважно, я сегодня здесь сплю, хочешь или нет.
Я только киваю ему в благодарность. Руки не отпускаю, с мужскими длинными пальцами свои переплетая. Наглостью прикрывается, не вспоминает о условиях, что касаться меня не должен.
Только звонок делает короткий, а после с кровати поднимается. Свитер стягивает, штаны черные. В одних брифах остается, а я не спорю. Сейчас что угодно. Пускай, пускай так.
Безопасно с ним. Князь меня сам обидит, но другим не позволит. И это честной сделкой кажется. Особенно сейчас. Когда кислород лёгкие прожигает. Лицо от слёз горит, тело дрожать продолжает. Не успокаиваясь, реальность не воспринимая.
— Твой виски, мылыха.
— Как ты меня назвал?! — вздрагиваю, стакан едва не роняя.
— Малышка, — Князь паники не улавливает, забираясь ко мне в кровать. Голым бедром к моему прижимается. На мне только кофта Михи осталась, недостаточно длинная, чтобы всю укутать. — Мы договаривались, что за обращения ты не споришь.
— Не спорю, — виски горло обжигает, теплотой растекается. Легче делает, мозги прочищая. Малышка не малыха, малышка безопасно. — Не спорю.
Допиваю, стакан на тумбу отправляю. Ночник выключаю, чтобы в темноте оказаться. Не видеть голодный взгляд Князя, не замечать нотки обеспокоенности.
— Расскажешь, что тебе снилось? — Князь мягко к себе притягивает. Удивительно нежно в сравнении с тем, что раньше было. Головой машу, в кожу горячую вжимаясь. — Всё хорошо, лапочка, тебе нечего боятся.
— После того, что вы сегодня творили? Сомневаюсь.
— Лапочка, нужно было сказать. Ты сама в жертвенность решила сыграть, не говоря ничего. Откуда мне знать, что у тебя в голове творится? Договорились же, что больше такого не повторится.
— Вы то одно обещаете, то другое. Говорили, что до Москвы время будет, а потом — Москва раньше наступила.
— Никто тебя больше не тронет, Тиса. Даю тебе своё слово.
Слово Князя многое стоит. Но не это успокаивает, а его руки. Которые волосы проглаживают, влажные дорожки с лица стирают. Так неуловимо, так ласково, что я справиться не могу. Молчу, убаюкиваемая чужими дыханием.
— Спи, Тиса, сегодня я буду твой сон охранять.
  
Глава 20. Тиса
 
Я не знаю о чём Князь с Михой говорит. Как объясняет, что ночь со мной провёл. Это не должно меня заботить, но, отчего-то, заботит. Миха утром ворвался, ответа не дожидаясь. И застыл, картинку увидев. Как я на Князя практически забралась, прижимаясь. Одеяло на пол сползло, а мне холодно было. А мужчина тёплый и безопасный, хотя в последнем признаваться не хотела. Оттого и жалась.