Пленница для двоих (СИ)

— А взамен?
— Поцелуй.
От одного слова, хрипло произнесенного, меня возбуждением простреливает. Внизу живота жаркий шар рождается, всё собой уничтожающий. И фантазия ловко рисует, как это будет.
— Нет, — себя обманываю, но оттолкнуть стараюсь. Натыкаюсь ладонью на грудь горячую, голую. Внезапно без рубашек оказались. — Нет.
— Тогда так попытайся, лапочка.
Ловлю кого-то за ладонь, что сильнее надавливает между ног. Удовольствие по телу пускает осторожными касаниями. И смешок от хозяина раздается, когда он влагу чувствует.
— Прекрати, Мих.
— Ошиблась.
Кожу бедра обжигает внезапно. Вздрагиваю, сильнее в мужчину вжимаюсь. Понимаю, что шлепок оказался наказанием за неправильный ответ. Моментом воспользоваться хочу, угадать наконец. Но мне не дают.
Закручивают в своих руках, меняются. Голова кружиться, а темнота давит сильнее. Только ощущения остаются, которые остротой набираются. Каждое касание хуже делает.
Меня словно проволокой колючей окутала. В каждой клеточки шипи, каждый сантиметр кожи лезвием пронзен. И стоит мужчинам вжаться в меня, ладонью провести, губами коснуться — сильнее проволока впивается. Закручивается, уничтожает.
Они даже к главному не перешли, хотя в опасном шаге от этого. Грудь ласкают, поцелуями шею осыпают. На клитор давят, пока не начинает дрожью бить. Но сохраняют последнюю каплю приличия, словно это так назвать можно.
А я не понимаю этого, с трепетом в ожидании извожусь. Ни Князь, ни Миха не медлили никогда. Напором брали, прогнуть пытались. И в этот раз же тоже к самой сути пробрались, без сомнений.
Но теперь застыли, дальше не двигаясь. Казалось, что сразу к самому главному перешли. И всё не так происходит. Касаются, ласкают, к себе прижимают, выбивая воздух из лёгких. Кружат вокруг меня, из одних объятий в другие отдают. Но останавливаются.
Почему? Мозги плавятся, в утиль уходят, когда кто-то мочку уха втягивает и стонет хрипло, толкаясь в бедро стояком. Прочувствовать дает, насколько хочет меня. А моё тело мигом отзывается, разрядами тока и влагой внизу.
А мне думать нужно, как Ада учила. Плана хоть какого-то придерживаться. За любую реальность хвататься, когда кто-то пальцами гладит ложбинку между груди. Получается с треском оглушительным, со скрипом шестеренки работает. Мысли глохнут, но подсказку дают.
Мужчины хотят, чтобы я угадала скорее. Назвала имена и прекратила всё, только одного выбрала. Собственники, как их друзья. Звери, желающие единственными быть. Понять не получается, как к этому вечеру решили. Вдвоём меня касаться и ласкать.
Решение внезапно принимаю.
Наказания за ошибки обещаны. Но о молчании никто не предупреждал.
Они решения ждут, а я просто угадывать не буду.
Я в губы впиваюсь со всей силы, пока солёный вкус не заполняет. Запах металла дурманит, забивает рецепторы. Задыхаюсь им, упиваюсь. Только так получается в сознании держаться, когда я в огне сгораю.
Мысли путаются, а внутри сжимает всё. Проволока только сильнее впивается, уничтожая меня. И каждое движение мужчин хуже делает. Как по ключицам ведут и грудь очерчивают. Пальцами ласкают талию, прижимая к себе со спины.
В каждом их движении моя личная погибель. Мой приговор и его исполнение. А затем жадный вдох и всё по новой. Я сгораю дотла и воскресаю, умираю и оживаю. Это неправильно, ужасно. Меня похитили, заставили следовать правилам, а сейчас я голая перед двумя мужчинами. Преступниками, бандитами.
И вместо ужаса только желание испытываю. Самой на встречу потянуться, пальцами по вздымающейся груди провести. Мышцы очертить, сталь горячую под пальцами ощутить. Я варюсь в котле своей неправильности, а они только дров подкидывают.
Кто-то из мужчин прижимается губами к моим, вздох вырывает. Неожиданности и желания, чтобы дальше пошел. А другой волосы мои наматывает, поцелуями вдоль шеи спускаясь.
— Давай, киса, попытка номер два.
И я уверена, что Миха сзади стоит. Именно его губы задевают мочку уха, именно он за волосы оттягивает, пуская дрожь по телу. Потому что Князь занят сильно. Князь губу мою кусает, языком проходя.
 
Я знаю, где каждый из них, чем занят. Но молчу, в себе слова удерживая. Они играют со мной, забывая, что я тоже это умею. Интриги плести, нужный узор выводя. На эмоциях играть и психологию других считывать. Жизнь первые уроки дала, Ада их закрепила.
Поэтому молчу, не отзываясь. Даже когда отчетливо понимаю, что всё закончить могу. Со второй попытки не ошибусь, но не проверяю этого. Им нужен мой ответ и после выбор.
Кто из них будет меня трахать.
Так они сказали, такие условие выигрыша задали. А я ломаю, я свой путь нахожу. Я хочу, до безумия хочу этих мужчин. До озноба по телу, до жара между ног. Но не так, не сейчас. Не выбором и не принуждением.
Терплю пальцы грубые, тиски. Дыхание разгоряченное на теле и стояк упирающийся. В каждом их вдохе доказательство, насколько они хотят меня. В каждом моем — страх и попытка выжить. Если сейчас поддаться, если сломаюсь под их давлением, то собой быть перестану. Больше никто меня не спасёт, не восстановит.
— Разве так сложно, лапочка? Хорошо подумай.
Князь уговаривает, нашептывает тихо, оставляя смазанный поцелуй на виске. Повязка давит и мешает, не позволяет красотой мужчин насладиться. Проклинаю себя, но навстречу тянусь. Ловлю пальцы длинные, когда за край белья скользят.
— Может так легче будет угадать?
На плечи надавливают легко, толкая назад. Шаг делаю, пока в кровать не упираюсь. Ещё ощутимый толчок и падаю на матрас. Пружинит подо мной, и так же сердце в груди пружинит. Бьётся, скачет, разгоняя свинец по крови.
— Какая недогадливая киса.
Грубы пальцы сжимают мои бёдра, а после начинают бельё стягивать. Без промедления, заигрываний. Просто вниз тянут уверенно. Прижимаю бёдра к кровати, не двигаясь. Не помогая им, хотя так остервенело хочется. Вскинуться, навстречу потянуться. Чтобы пальцы не по ногам скользили, а во мне.
— Не нужно.
Единственно, на что меня хватает. Просьба тихая, когда ладони щиколотки накрывают. Ласкают невесомо, от последней преграды освобождая.
Они видят меня голой. Полностью обнаженной. Без шанса прикрыться, спастись. Без слабой надежды на то, что они не будут пристально рассматривать меня. Кожу жжёт словно от ударов тока. Нельзя почувствовать чужой взгляд на себе, но у меня получается. Каждую клеточку бьёт, когда они смотрят и смотрят, не отрываясь.
— Такая красивая, лапочка.
Сжимаю пальцами покрывало, выкручивая его. Все эмоции в это движение направляю, чтобы не сорваться. И не представить не могу, в какую сторону меня толкнёт. Выбрать или до конца играть, искушению и похоти поддаться.
— Просто угадай, кис.
— Миха.
Называю, когда мою ладонь чужая накрывает. С длинными ледяными пальцами. Уверена в том, что ошибаюсь. И понять не могу, зачем это произношу. Зачем чужое имя называю, когда именно Князь надо мной нависает.
Выгибаюсь, наказание получая. Когда грудь сжимают, оттягивая горошинку. Со второй повторяют, пока меня колотит не начнёт. Вместо крови бурлящая лава, вместо мыслей дурман ядовитый.
— Третий раз фартовый, киса.
Я дрожу, но упрямо губы поджимаю. Не скажу. Не скажу! Ибо это не победой будет, а проигрышем. Выбором обернётся, который я делать не хочу. Мне бы имя Михи назвать, да только это не поможет. Если сейчас его выбрать, он трофей заберет. Не будет шанса спастись, закончить всё. Моя игра закончится, так и не начавшись.
Если я вытерплю, если правильно всё рассчитать смогла, то у меня шанс появится. А за шанс и надежду я уже научена рвать и своего добиваться. Только так сложно становится, когда чьи-то пальцы бедро поглаживают. Спускаются ниже, где влажно так и жарко.
— Давай, лапочка, подумай хорошо.
— Не буду, — шепчу, чувствуя, как под повязкой слёзы собираются. Меня колотит от убийственной смеси чувств. Страшно, гадко, хорошо. — Не буду угадывать. Я не хочу этого. Не хочу.