Он мой, а прочее неважно (СИ)
Моё внимание особенно привлекли оголённые коленки, большущие зелёные глаза и улыбка.
Совершенство? Пожалуй, нет. Однако, хороша!
Ира сделала последнюю затяжку, затушила окурок, повернулась, покружилась, как бы давая разглядеть себя с разных сторон, изобразила не очень ловкий, но смешной реверанс…
— Ну как я тебе? Оценил? То — то. Смотри, мне не жалко. Я только магазин закрою. Нам никто не помешает. Ты любишь, когда никто не мешает? Я люблю. Вообще одиночество люблю. И темноту. В темноте лучше мечтается, представить себе можно что хочешь. Ещё читать люблю. И плакать. Всегда плачу, когда переживаю за героев из книжек. Ну, ладно, что-то я разболталась. Быстренько кассу сниму, магазин опечатаю. Ты пока в дом проходи. Я уже открыла.
Ирина вприпрыжку, как маленькая беззаботная девочка, вбежала в магазин, громко прихлопнув входную дверь.
Достаю папироску, закуриваю. Вот так да! Эта пигалица смелее меня. Я её боюсь — она меня совсем нет. Разговаривает так, словно мы всегда были знакомы, только давно не виделись.
Тем временем налетел ветер, одновременно со всех сторон. Небо в считанные минуты заволокло тяжёлыми тучами, застучал частый дождь, какой-то по-летнему остервенелый, льющий косыми струями. Всё почернело вмиг, превращая день в ночь. Рановато для грозы. Неужели еще и гром с молнией будет? С крыши понеслась вода журчащим потоком, вокруг дома разлилось бескрайнее грязное озеро.
А ведь мне после свидания на ту сторону плыть. Как же я в такую погоду?
Потихонечку открываю дверь в магазин, украдкой пробираюсь внутрь, как-то по-детски, словно в прятки играю. Ира сосредоточенно, закусив губу, напряженно пишет что-то в журнале, отрывается, почувствовав моё присутствие, улыбается во весь рот.
— Боялась, не получится. Теперь запрём дверь, опечатаем. — Она забавно пошевелила носом, засияла лучезарной улыбкой, — кажется, мой кавалер сегодня надушился. У нас что, праздник? Мне нравится, когда от мальчишек вкусно пахнет. Я обожаю духи. Заработаю — сто флаконов куплю. Ты ко мне на свидание или просто так?
— Познакомиться хочу.
— Так мы уже знакомы. Я думала на свидание. Правда, я красивая? Скажи честно — влюбился?
— Ирина скорчила недовольное ребяческое лицо, топнула ногой, затрясла кистями рук, — ладно, не отвечай. По глазам вижу — влюбился.
Девушка схватилась за концы пухового платка, прошлась, качая бёдрами. Получилось смешно. Мы захохотали и пошли к выходу.
В комнате чисто, несмотря на то, что Ирина поселилась в неё только сегодня и здесь давно уже никто не жил. Скудная обстановка захудалого общежития: узкая панцирная кровать с парой подушек, истёртыми солдатскими одеялами, голая раскладушка, обеденный стол с полками внутри, четыре колченогих стула, тумбочка.
В середине комнаты огромная печь с треснутой штукатуркой и следами сажи в этих трещинах. Два малюсеньких окна, закрытых двойными рамами. Мебель покрашена в грязно-синий цвет масляной краской.
Женская рука всё же видна: стол накрыт чистой обёрточной бумагой, на нём горка мытых тарелок, банка с вилками-ложками. Кровать ровно застелена, на тумбочке две книжки.
Воздух жилища пропитан запахом макарон с тушёнкой, который перебивает все прочие, какими наверняка наполнен старый дом.
— Раздевайся. Будь, как дома. Не забывай, что в гостях. Я вот тут приготовила немножко. Знала, что придёшь. Бабушка говорит, что у меня способность многое знать наперёд. Я винца взяла, водочки. Правда, в долг. Денег у меня ни копейки. Ну, да ничего, справлюсь.
— Я вот тоже кое-чего прихватил. Извини, не густо, но что было. Работой завалили по горло. В следующий раз что-нибудь вкусное куплю. Мы же не последний раз встречаемся, — с надеждой услышать подтверждение смотрю на неё.
В глазах у Ирины мелькнули лукавые чёртики, она прищурилась, томно сжав губки, и подбоченилась, намеренно картинно.
— Знаю, знаю, как тебя бедного загрузили делами. Лимоны и колбасу я вымыла, подсушила, шоколадку съела, торт, к сожалению, только понюхала. Шампанского ужас как хочется. Вот купил бы одну бутылочку, может и уцелела бы, а так хлоп и одни осколочки. Люблю, когда пузырьки в носу щекочут, после так приятно голова кружится. С такой головой целоваться здорово. Словно улетаешь туда, где всегда счастье. Видела, как ты красиво вылетел из автобуса, как перевернулся в воздухе и мягко приземлился. Я тебе кричала, ты не услышал. И вообще, никогда не ври.
Ирина щебечет, не умолкая, одновременно вприпрыжку носится по комнате, словно заводная механическая игрушка. Смех тоже не стихает ни на секунду.
Девчонка словно светится, да и сама как сгусток энергии: сверкает молниями, гудит, как трансформатор высокого напряжения, однако вся искра в результате уходит в песок. Остаётся лишь туманный шлейф нежного света, который делает меня немножко полоумным.
Ирина мечется меж предметов скудного интерьера по неведомому маршруту, совершая головокружительные прыжки то в одну сторону, то в другую, потом натыкается на препятствие, бьёт себя ладошкой по лбу, скачет в противоположном направлении, залезает под кровать, выдвигает сумку, бросает её, летит дальше, не умолкая и не сбавляя темпа.
Наконец поворачивается, наставляет мне в лицо указательный пальчик и приказным тоном говорит, — всё, садись на этот стул. Смотри туда. Не вздумай подглядывать. На тебе книжку. Не скучай. Я быстро.
Она несётся вприпрыжку за печку, долго там шебуршит, чего-то роняет, швыряет, ругается шёпотом и вообще производит массу разнообразного шума. Наконец разрешает повернуться.
Передо мной значительно повзрослевшая девушка в белой шёлковой блузке с цветком на груди и красивой расклешённой юбке ниже колена в бело-рыжую косую клетку. Туфли лодочки, волосы скручены в тугую косу.
Сразу отмечаю, что коленок больше не видно. Жаль.
Ира крутится, вытягивает ножку, показывая новенькие блестящие туфельки яркой красной расцветки, берёт за края подола юбку, наклоняясь в подобии реверанса, тыльной стороной руки небрежно перебрасывает косу сзади на грудь и танцующей походкой идёт ко мне.
А грудь то у нее, ого-го…
— Жаль, музыки нет. Я бы сейчас с удовольствием потанцевала. Даже жалко, что никто меня такую красивую не видит. А давай без музыки танцевать. Я могу подпевать: па-папа, па-па… Ну, давай же!
Ирина капризно надувает губки, прыскает от смеха, хватает меня за руку, заставляя кружиться.
Я забываю дышать, чувствуя в лёгких закипающий спазм. Ирина уверенно положила мою руку на своё плечо, вторую на талию, обхватила меня за шею и начала кружить.
Меня как током шандарахнуло: моментально покраснел, покрылся испариной. Шея, где она сомкнула руки, буквально огнём горит. Сердце застучало, начав сходить с ума: то ухает, то совсем забывает, что надо сокращаться и качать кровь, которая вскипела, перестав выполнять природные функции.
Варюсь в этом бульоне, чувствуя головокружение и слабость. Пол подо мной норовит сбросить со своей поверхности. Ещё мгновение и полечу в бездну. Только я летать не умею. Танцевать, впрочем, тоже.
Улететь далеко мне не позволил мелодичный голос.
Танцор из меня не получился, хотя для девушки, похоже, это было не важно.
Она начала кружиться в каком-то экстатическом вихре, подчиняясь энергии движения: закручивалась спиралью, выгибалась, ввинчивалась, совершала резкие прыжки, несуразные по амплитуде и направлению движения.
Инерция закручивала её расклешённую юбку, вздымала подол чуть не до головы, обнажая коленки и откровенно волнующие девичьи трусики.
Я застыл, онемев от удивления, не отрываясь, смотрел на этот сумасшедший, ни на что не похожий танец.
Нечаянный стриптиз напомнил, что я мужчина, разбудил дремавшее естество, заставил напружиниться. Ирина остановилась так же резко, как принялась танцевать, сразу и вдруг: вытерла платком пот с лица и жестом пригласила к столу.
Дыхание у девушки было спокойное и ровное, словно не крутилась только что в бешеном ритме, а просто очнулась ото сна или пришла с прогулки. Сосредоточенность, сопровождавшая танец, сменилась озорным улыбчивым взглядом, кокетливыми движениями, выдающими желание понравиться.