Прихоть мажора (СИ)
Поцеловав покрытое крошечными веснушками плечо, Вишневский поднялся с постели и отыскал на полу свои джинсы, рубашку. Аккуратно застегнул каждую пуговицу, не сводя с нее, спящей, глаз.
Он не убегал, нет, просто ему нужно было хорошо обо всем подумать. Наедине с самим собой. И принять какое-то решение.
* * *Весь день он ощущал себя как будто пьяным. И чуть-чуть дураком. Таким — слегка приехавшим придурком, который улыбается пролетевшей мимо бабочке, солнышку, травинке.
Несколько раз он порывался заглянуть к Веснушке, узнать, как ее самочувствие и развеять сомнения, что он не сбежал — наверняка же решила так, но подумал, что и ей нужно все взвесить. И ему. Ведь в своих мыслях он тоже по-прежнему путался.
Он зайдет к ней вечером, обязательно, ведь им нужно серьезно обо всем поговорить. Да и просто… Да, он скучал. Скучал по ней! Скучал как никогда и ни по кому. Совершенно новое неизведанное для него чувство. Пока совершенно непонятное, не прощупанное, неясное.
Конечно, он не собирался отказываться от учебы в Гарварде, эта ступень необходима для его будущего, но и расставаться с ней вот так он теперь не хотел тоже. Слишком эта девчонка стала дорога ему за эти дни, слишком многое в нем поменяла.
Конечно, дело было не в сексе. Ну что у него, баб никогда не было, что ли? Были, и какие были. Вытворяли такое, что вслух не расскажешь. Формы, скулы, губы. Но она…
Смешно, но когда-то он даже не рассматривал ее как женщину, то есть вообще, совсем. Он просто ее не замечал, а там… там Женщина. Маленькая неопытная женщина, с которой он совершенно не знал, как быть. Хоть разорвись. И именно поэтому малодушно тянул с визитом. Да даже написать ей не мог, потому что пока не знал, что именно ей сказать.
Так, чтобы своими словами ничего не разрушить.
— Артур! — отвлекла его от мыслей Инна Алексеевна, и Вишневский сразу же понял, что что-то случилось. По мимике матери, по нахмуренным бровям, по сжатым в тонкую нить губам.
Цокая шпильками, она быстро вошла в гостиную, обернулась, как будто бы высматривая, не прячется ли где-то ненужный свидетель, затем подошла к сыну.
— Неужели это правда?
— Абсолютная, — кивнул Артур, закинув согнутую в колене левую ногу на бедро правой. — А ты о чем?
— Все хохмишь. Я о тебе и Аглае. Вы что, действительно с ней… — понизила тон, словно их действительно кто-то подслушивал. — у вас действительно что-то было?
А вот это уже интересно. Кто доложил? Ну уж не Веснушка точно. Может, увидела сама, как он утром выходил из ее дома? Или везде сующая свой нос горничная нашептала. Это больше походило на правду.
Не то, чтобы он боялся рассказать о их связи, стеснялся или не хотел вовсе, скорее не думал, что будет вот так, с бухты-барахты. Да еще с такой претензией…
— Было, — честно признался он, глядя на родительницу. — И что с того?
— Ты серьезно? Нет… правда, ты не шутишь? — слегка побледнела она и опустилась на краешек дивана прямо напротив напортачившего сына. — То есть вы с ней…
— Да брось ты, мам, ну в самом деле, — разозлился он, поднимаясь. — Ну это даже смешно. Отчитывать меня будешь или что? Да, я давно занимаюсь сексом, смирись и прими факт взросления сына достойно.
— А мне вот совсем не весело, Артур, абсолютно!
— Мне тоже, когда ты начинаешь разговор с таком тоне.
— Вы хотя бы… — голос сел, — предохранялись?
А вот это вопрос хороший…
Глава 22
АртурАртур всегда брал вопросы предохранения на себя — еще одно правило, которое он даже не включил в личный кодекс. Потому что просто по умолчанию, без вариантов. На слабый пол в этом вопросе полагаться никак нельзя — не с его положением и деньгами. И дело было не в страхе заполучить букет, он просто не хотел детей.
Но с Веснушкой… тут вышел казус. Потому что не готовился, не думал, все вышло спонтанно. Как натренированный пес, которому дали команду «фас», именно это он ощутил, сняв с нее платье. Отключка. Забвение. Глоток чистейшего кайфа.
Косяк, безусловно. Но она точно была девственницей, поэтому его успокаивало то, что риск минимален. К тому же некоторое предохранение все-таки было, хотя к прерванному акту он, как осведомленный современный мужчина, относился скептически. «Как по минному полю на ходулях».
— Как видишь, до сих пор в подоле не принес. Так что не волнуйся, бабкой раньше времени ты не станешь, — слился с прямого ответа.
Мать немного расслабилась, но не слишком — лоб по-прежнему пересекала глубокая «тревожная» морщинка.
— Неужели ты не понимаешь, она… она милая девочка, правда, но ведь вы совершенно друг другу не подходите!
— Я и без тебя это знаю, Америку не открыла.
— Знаешь? Тогда зачем?..
Зачем… хороший вопрос. Знал бы он сам, не терзался бы целый день мыслями. Не мучился и не испытывал непривычный для души циника дискомфорт. Даже не так, наверное — некое мучение.
Не вовремя. Все не вовремя. Она не вовремя, они не вовремя. Не сейчас надо было, раньше тогда уже, или позже, потом, когда он закончит магистратуру. Или не нужно было вовсе…
И теперь как со всем этим быть? Он не хотел доставлять ей боль, искренне не хотел. Впервые в жизни он думал о ком-то кроме себя. Думал и пока не находил ответов.
Инна Алексеевна подошла к своему единственному чаду и положила ладошку на плечо великовозрастного сыночка, который был выше ее на целую голову.
— Сынок, я все понимаю — молодость, гормоны. Аглая девочка симпатичная…
— Мам, ну не начинай, а.
— Ну почему ты такой колючий! Весь в отца!
Отца Артур точно колючим не считал, скорее, старший Вишневский отличался некой мягкостью характера, когда это было ненужно, но спорить сейчас с матерью просто не хотел.
— Давай я сам разберусь, ладно? Не волнуйся, я приму верное решение, как всегда.
— Просто знай — она тебе не пара, я говорю это не как твоя мать, а как человек, который прожил жизнь и что-то в ней смыслит. Она станет для тебя помехой, будет тянуть тебя вниз. Ты молодой, умный, целеустремленный, я знаю, что ты можешь многого добиться, но для этого тебе нужна чистая и свежая голова. Тебе нужна свобода. Это поезда тянут за собой вагоны, а ледоколы плавают одни.
— Выходит, я ледокол? — усмехнулся.
— Артур, пожалуйста, ты сделаешь огромную глупость если поддашься сиюминутным эмоциям и откажешься ради нее от поездки мечты.
— Да кто тебе вообще сказал, что я никуда не поеду? — взорвался он. Ему до коликов в печени надоело слушать «умное материнское слово». — Само собой, я улечу, ничего не поменялось.
— А Аглая?
— А что Аглая? Пусть дома сидит, борщи варит, валенки валяет. Мне-то какая разница, что с ней будет. У нас был просто секс и все.
На лице матери расцвела улыбка облегчения, даже щеки обрели нормальный человеческий цвет. И Вишневский едва не взорвался во второй раз.
То есть вот так ты да, мама? Вот так?! Услышала, что хотела и сразу успокоилась? Даже не поняла, что он сказал это просто проверить ее реакцию.
Он думал, что он циник, но неожиданно женщина, которая его родила, раскрылась перед ним с совсем другой стороны.
А если это так воспеваемая всеми любовь? А вдруг Веснушка единственная, кто по-настоящему его зацепила? Зная это мать бы тоже прошлась по его большому и светлому своим «мудрым» красноречием?
Больше всего на свете он не выносил, когда его пытаются лечить. Это только его жизнь и больше ничья. И будет так, как сказал он.
— Я заберу ее с собой, — твердо, без тени улыбки сказал Вишневский.
— Кого и куда? — цвет кожи Инны Алексеевны снова приобрел не совсем здоровый оттенок.
— Аглаю в Америку. Думаю, после стен Гарварда ее ждет не менее красивое будущее, чем мое.
И ушел, оставив мать с ее шоком один на один.
Признаться, Артур сам был в шоке. Потому что то, что он сказал… Он не думал об этом, не размышлял, как это устроить, хочет ли она, реально ли это вообще. Просто произнес и понял: а почему, собственно, и нет? Элементы пазла как будто бы сложились в цельную картину. Идеально, уголок к уголку.