Люби меня (СИ)

Из Сашкиного рта вырываются натуральные рыдания. Он закрывает лицо ладонями и с грохотом сваливается передо мной на колени.
Проходит минута, десять, двадцать, тридцать… А жизнь все не заканчивается.
Я сижу в том же положении. Не могу пошевелиться. Не способна даже плакать. Окоченевшая, флегматично слушаю звуки Сашиной боли. Моя меня переполнила настолько, что тело, кажется, навсегда утратило форму. Внутри меня собралась загнивающая мокрота. Я вся опухшая и потяжелевшая от кровавой соли.
Проходит час, а Саша все еще стоит на коленях.
Час. Это много? Или мало?
Ко мне, к огромному сожалению, начинает возвращаться рассудок.
«Он меня ударил… Ударил… Ударил…» – все, что я осознаю.
Шок настолько сильный, что мой физический паралич продолжается. Я все еще надеюсь, что пораженные клетки погибнут и убьют меня. Если бы был способ сделать это быстро, я бы сама себя убила.
Он меня ударил… Ударил… Ударил…
Поверил, что я спала с другим. И ударил.
Нет… Это нереально… Это какой-то кошмарный сон… Я скоро проснусь!
Но… Проходит еще час, а пробуждение так и не наступает.
Дай Бог, это кома… Дай же мне хоть что-то!!! Как я могу жить дальше?!
Дело ведь не в самом факте «измены». К этому все и шло. Это бы в любом случае рано или поздно случилось. Он… Мой принц больной! И наша любовь изначально была такой же безумной. Я его ненавижу! Сама не хочу, чтобы что-то продолжалось. Никогда не прощу подобного!!!
Саша, конечно, никакого прощения и не ждет. Едва сам успокаивается, поднимается с колен и, так и не сказав мне ни слова, покидает квартиру.
Я испытываю опустошение. Освобождение. И, как это ни странно, облегчение.
Все закончилось.
Встаю с кровати. Волочусь к окну с четким намерением. Распахиваю. Смотрю вниз, машинально прикидывая, какой это может быть этаж.
«Достаточно высоко…» – заключает кто-то в моей голове.
Зимний ветер толкает мне в лицо холод, и это словно бы отрезвляет. Я вспоминаю своих сестер, свои мечты, эту суку, которая еще должна получить по заслугам… Вспоминаю себя. Вспоминаю свою силу. Вспоминаю солнце внутри себя, которое никому не подвластно погасить. И закрываю окно.
Вытаскиваю из шкафа первые попавшиеся вещи, одеваюсь и выхожу из квартиры. Еду домой на маршрутке. Слушаю людей, чтобы впитать жизнь, которой так мало осталось во мне. Говорю себе, что произошедшее – не самое страшное в мире. Убеждаю себя, что справлюсь.
Закрываюсь в нашей с Лизой квартире и два дня беспробудно сплю.
Не хочу просыпаться. Не хочу смотреть реальности в глаза. Не хочу что-то чувствовать.
Я не готова к жизни даже на третий день. Но приходят Лиза с Артемом и начинают меня допрашивать. Естественно, я им ничего не рассказываю.
– Поссорились… Расстались… – на этом все.
И тогда они бросаются мирить нас с Сашей. Я над этой идеей истерично смеюсь. Не трогает даже то, что сестра с Чарушиным каким-то образом уговаривают Георгиева приехать ко мне поговорить. Не трогает, конечно! Вскрывая все раны, приводит в бешенство.
Сгребаю все вещи и подарки, которые Саша мне пару дней назад курьерской службой прислал, тупо выставив из своей квартиры. Выскакиваю с ними на балкон. Сердце взрывается от боли, когда вижу его внизу – там, где когда-то стоял с оркестром. Но я сцепляю зубы и перемахиваю через перила все, что он мне покупал. Задерживаюсь, только чтобы увидеть, как барахло приземлится на капот его чертовой тачки. А затем разворачиваюсь и, громко хлопнув балконной дверью, залетаю обратно в комнату. Кусая губы, съезжаю по стеклу на пол.
Снова рыдаю так же сильно, как в тот страшный день.
Лиза с Артемом в полной растерянности, пытаются вызвать на очередной откровенный разговор. Но я лишь кричу, чтобы они оставили меня в покое.
– Неважно, что он сделал! Важно то, что я никогда его не прощу!!! Прекратите бередить мои раны! Убирайтесь!!! У вас что, своей жизни нет? Ненавижу вас всех!
– Боже, Соня… – Лиза сразу же разражается слезами следом за мной. – Что ты такое говоришь? Что с тобой, Солнышко? Что произошло? Ты меня пугаешь!
 
– Все прекрасно! Просто оставьте меня, на хрен, в покое!
Артем уводит ее в сторону, позволяя мне продышаться. Но совсем они меня, естественно, не покидают. Ни на минуту. Снуют по квартире даже ночью.
Слышу, как Чарушин сообщает Лизе, что Сашка избил Лаврентия. Парень, который продал дьяволице-прокурорше душу за ПМЖ, в реанимации. Думал, что Георгиев его не найдет. Идиот!
– Неизвестно, спасут ли… – шепчет Артем. – Состояние критическое…
Я не собираюсь на это реагировать. Жалеть кого-то? Меня кто пожалеет?!
Плачу и все равно молюсь за этих козлов. Того алчного недоноска, который находится на грани смерти. И того раненого монстра, который сидит под домашним арестом под угрозой настоящего срока.
– Ничего… Мамочка отмажет… – бормочу себе, заливаясь слезами.
И все равно боюсь за него. И все равно его люблю!
Это ведь не проходит за мгновение. Саша Георгиев убил меня, но не убил мою любовь.
– Забудь! Живи дальше, – тарабаню как мантру.
Но жить полноценно не получается.
Еще пару дней спустя я понимаю, что должна уехать из города. Собираю чемодан и сообщаю о своем решении плачущей сестре. У самой на тот момент уже нет слез. Большая часть тела атрофирована, и эмоции не возникают. Боль остается глухим отголоском всего, что происходит.
– Если тебе будет так легче… Езжай, – шепчет мне Лиза. Она меня понимает как никто. Не только потому, что сестра мне. Сама ведь перенесла такую трагедию расставания в прошлом. Знает, как это больно. – Езжай, конечно. Только обещай звонить каждый день и приезжать хоть иногда в гости.
– Обещаю.
А потом… За день до отъезда я делаю то, что сама от себя не ожидаю.
Сонечка Солнышко: Я успокоилась и поняла, что не могу так отпустить. Чтобы поставить точку, мне нужно с тобой проститься.
«Ты сошла с ума!» – орут все мои инстинкты.
Однако я отправляю сообщение и жду ответ. Он приходит достаточно быстро.
Александр Георгиев: Хочешь проститься? Приходи за смертельным поцелуем.
Это не приглашение. Это вывеска над адом.
И в тот день я добровольно в него вхожу.
  
52
 
До смерти, малыш… 
© Александр Георгиев
Любовь – страх.
Самый сильный. Самый дикий. И самый, мать вашу, лютый.
Я сдался этому чувству, когда уже не мог бороться. И сразу же взлетел на такие космические вершины, с которых не было видно остального мира. Меня затрясло, закружило, подбросило еще выше. Я наслаждался своей любовью и все больше в ней нуждался. Я захлебывался, давился и жрал свой кайф еще более жадно. Я парил, пылал и гонял на запрещенных скоростях.
И все это время я боялся.
Боялся обидеть, разочаровать, напугать, ранить, потерять… Но больше всего я боялся измены и предательства. Ужаснее этого для меня не существовало ничего в мире. Этот страх рос со мной с того самого пятилетнего возраста, когда отец впервые загулял. Он был моим монстром под кроватью. Моим духовным демоном. Моим извращенным божеством.
Напряжение росло поразительно методично и крайне уверенно. Я понимал, что не вытягиваю эти отношения, не вывожу свою любовь... Но ни отпустить неконструктивные страхи, ни избавиться от безосновательных на тот момент подозрений, ни проработать убийственные эмоции не мог. Умом, конечно, осознавал, что мчу на скоростном поезде прямиком в бетонную стену. Это пугало еще сильнее. Однако остановиться шансов не было.
Подсознательно каждую секунду нашего «вместе» в обратном порядке отсчитывал. Подсознательно принимал то, что рано или поздно все закончится. Накал последних месяцев являлся столь изматывающим, что подсознательно я этого даже жаждал и ждал.
И вот это напряжение достигает подрывного максимума. То, чего я боялся до ужаса, происходит. Столкновение со стеной моих страхов является чрезвычайно внезапным, безумно оглушающим и зверски болезненным.