Люби меня (СИ)

Когда мы танцуем, время, какой бы ритмичной не была музыка, будто бы подвисает. Сашка подбрасывает меня вверх, и я словно бы там задерживаюсь. Не сразу падаю обратно ему в руки. Воздух в груди застревает, и восторг разлетается салютами. Проваливаюсь в любимые объятия и уже в них заливаюсь счастливым смехом. Откидываю голову, он целует меня в шею. Мое счастье пролонгируется. В глазах будто бы звезды сверкают. Когда прижимает крепко-крепко к груди, сама его обнимаю. Прикрывая глаза, касаюсь виском колючего подбородка. Раскачиваемся под музыку, и все вокруг исчезает.
Конкурсы в праздничной программе, конечно же, выпадают не только юморные, но и предельно пошлые. Как бы Саня не противился выставлять меня перед другими в каком бы то ни было сексуальном свете, долг свидетелей вынуждает нас не просто участвовать, а быть предводителями этого разврата.
– Я люблю только тебя, – шепчу ему на ухо периодически.
С вчерашней ночи это работает лучше, чем обычно. Он расслабился. И, кажется, подавил свою дикую ревность. Улыбается мне. По-настоящему веселится. Это заставляет меня чувствовать себя еще счастливее. Ведь я могу не дрожать, что он подумает, когда кто-то из парней невзначай меня коснется.
Самый крутой и запоминающийся момент на свадьбе случается неожиданно. Отец Артема просит включить старый хит, их с женой любимый трек из молодости. Говорит прекрасные слова, посылая нам всем безумные флюиды любви и страсти, которые можно пронести через годы. Есть же такие пары! Смотрю на Чарушиных-старших, когда они начинают танцевать, и восхищаюсь.
А потом Тёмыч приглашает Лизу, присоединяется к родителям под покров этой стариной мелодии, и я уже едва не плачу от умиления. Сашка не дает раскиснуть. Хватает меня за руку, вытягивает аркой над нашими головами и увлекает на танцпол, чтобы со смехом закружить в импульсах любви, которая становится в этот момент общей – неразрывной магической силой.
Следом выскакивает Рина – младшая сестра Артема и тот самый трудный ребенок, которого так часто и якобы неохотно нянчит Даня Шатохин. Она раскрепощенная донельзя. Фестивалит между нами так, что засматриваешься. И что вы думаете? Этот типа уставший нянька-Данька выходит к ней. Прибрав царевну-кобру к рукам, ловко подавляет все ее протесты. Ну да, у него же опыт. Вскоре они уже выплясывают вместе со всеми как настоящая пара.
После этого выходят на площадку и Бойки, и Филя с Лией, и другие…
Этот танец – не часть запланированной программы, но танцуем мы поразительно слаженно. Подозреваю, что весь секрет в том, что нас объединяет та самая любовная магия.
– Я так счастлива за Лизу, – выдаю Сашке в какой-то момент. – Она попала в чудесную семью! Именно о такой я для нее и мечтала!
Он реагирует не сразу. В начале моего эмоционального выплеска напрягается. Но через пару секунд все же кивает.
– Ты права. С Чарушиными можешь больше за нее не волноваться. Залюбят ее все. Не отобьется.
Наверное, мы оба невольно сравниваем с его семьей. Итоги плачевные, понимаем тоже оба. И все равно мне плевать. Говорю Сашке об этом, обнимая его.
– Будем с тобой вдвоем. Нам и вдвоем шикарно!
– Согласен, – смеется он.
– Мы сильные!
– И с этим согласен.
– Каким бы серпантином не был наш путь, справимся!
– И снова согласен!
Я не хочу думать, что этот день – короткое перемирие. Не допускаю мысли, что обиды, ревности и ссоры снова вернутся, как только утихнет эйфория. Отрицаю упорно, но правда в том, что за последние месяцы подобное уже происходило не раз.
Нет… Сейчас по-другому! Я ведь открыла ему почти все, что меня тревожит.
И все же…
Все хмурые и колкие взгляды Людмилы Владимировны принимаю с некоторым злорадством. Пусть видит, что больше у нее нет власти, чтобы заставить Сашу меня игнорировать. Он, конечно, достаточно мягко ее на место поставил. Не так, как хотелось бы мне. Но пусть хоть так. И нам, вроде как, нет нужды беспокоиться о ее здоровье. Она живее всех живых! И слава Богу, конечно.
– Что-то меня мутит, – сообщаю сестре, обмахиваясь руками. – Душно тут… Пойду, подышу.
 
– Пойти с тобой? – сжимает мою неожиданно вспотевшую ладонь.
– Нет… Не покидай свое торжество. Я быстро! Пока Сашка с парнями покурит, вернусь.
Лиза одалживает мне свою белоснежную шубку. Накидываю ее на плечи. С кокетливой улыбкой позирую, когда вижу, что фотографирует меня. Пританцовывая, пересекаю зал и, наконец, выхожу на балкон. Мороз трещит, народ сюда в такое время неохотно тянется. Разве что покурить кто-то изъявит желание непременно на воздухе, а не в отведенном для этого помещении.
Такими ценителями кислорода оказываются Игнатий Алексеевич и отец Влады – Владимир Всеволодович Машталер.
Услышав мои шаги, оба, замолкая, оборачиваются к двери. Я сдержанно киваю, вежливо улыбаюсь и, дождавшись ответной реакции, прохожу к противоположному краю балкона. Все время, что я там стою, мужчины сохраняют тишину. Слышу только, как попеременно затягиваются и выдыхают табачный дым. Мне, несмотря на расстояние, становится от этого запаха дурно. Да и неуютно я себя чувствую. Кажется, что наблюдают за мной.
С деланной неторопливостью отступаю от перил и, не глядя на мужчин, удаляюсь обратно в зал.
Только еще до того, как я добираюсь до двери, они, не заботясь о том, что я услышу, выдают странные фразы.
– Это пора прекращать, – говорит Машталер. – Если ты понимаешь, о чем я говорю…
– Понимаю, – поддерживает Игнатий Алексеевич столь же холодно.
У меня по спине озноб бежит, и я все-таки прибавляю ходу, чтобы скорее нырнуть в зал. Там почти сразу же в Санины объятия попадаю. Греюсь и смеюсь, но внутри бьется, как раненый монстр, тревога.
Знать бы тогда, чем все это закончится…
  
50
 
Ты моя навек… 
© Александр Георгиев
– Привет, родной, – восклицает мама, прижимая к моей щеке ладонь.
Бурная радость, которую она сейчас транслирует, ни хрена не стыкуется с ее хладнокровным характером. И это заставляет меня сразу же напрячься и приготовиться к очередному дерьму.
– Привет, – слегка наклоняюсь, чтобы поцеловать в щеку.
– Видел, какое солнце сегодня? Прям весна!
Смотрю на нее, а в висках уже молотки долбят.
Стоит спросить, что с ней, к черту, случилось? Может, она на каких-то таблетках? Или, как сейчас модно, проходит какой-то курс психотерапии а-ля-бля «Я люблю жизнь»?
– Конец января, мам. Какая весна? Давай, заземляйся, – хмуро выдаю в ответ.
Реакции на свою просьбу не дожидаюсь. Как только метрдотель приглашает нас в зал, подхватываю мать под локоть и веду к столику. Пока помогаю ей сесть и занимаю место напротив, подходит официант. Делаем заказ. И едва остаемся вдвоем, начинает разворачиваться тот самый пиздец, к которому я, зная свою маму, инстинктивно готовился.
– Колье нашли, – толкает она с внушительным апломбом, будто не мне это говорит, а выступает в зале заседания суда.
– Отлично, – сухо одобряю я.
– Не спросишь, где?
– Похрен.
– А я все равно скажу.
– Кто бы сомневался, – ухмыляюсь, хотя мне ни хуя не весело.
Сердце ускоряет ход и за мгновение почти доводит меня до приступа.
– Твоя Соня только сделала вид, что потеряла его, – сообщает мать, выплескивая в сторону моей девушки все то презрение, которое ей обычно приходилось при мне сдерживать. Видимо, теперь чувствует, что вправе выдавать эти эмоции. – На следующий же день после свадьбы она его сдала в ломбард.
Не пытаюсь предположить, что колье толкнул другой человек, который нашел его или даже тупо спиздил. Уже понимаю, что дальше пойдут конкретные доказательства против Сони. Если бы их не было, мама бы никогда не начала этот разговор.
И мои гребаные ожидания, увы, оправдываются.
На стол ложатся фотографии, а точнее – стоп-кадры с камеры видеонаблюдения в какой-то винтажной псевдо-ювелирной лавке, где моя Соня держит в руках то самое проклятое колье.