Люби меня (СИ)

Не знаю, что на это ответить. По коже не просто дрожь льется. Ее ледяные потоки прошивают меня как серебряные нити. Растворить их мой организм неспособен. От их токсичного воздействия он медленно травится и погибает.
Музыка несколько раз сменяется, но Саша так ни разу и не подходит ко мне.
Мне вроде как должно быть терпимо. Помимо Дани, помогают забыться и не чувствовать себя на этом празднике чужой Лиза, Чарушины, Бойки и Фильфиневич. Вижу, как все они стараются. Последний еще круче Шатохина танцевальные финты выдает. Смеюсь – заставляю себя. Не хочу, чтобы они волновались и жалели меня.
«Все хорошо», – твержу себе минуту за минутой.
Пока в один момент не осознаю, что все… Больше не могу. Истощена.
Никому ничего не сказав, покидаю зал. Забираю пальто и, даже не потрудившись его застегнуть, направляюсь прямиком на выход.
Девятнадцатое ноября, а Одесса дождем умывается. Капли холодные. Ложась на лицо, пробирают до середины тела. Незаметно начинаю плакать. Не могу перебороть свою обиду. Захлебываюсь ею, как ядом.
– Соня!!! – кричит Георгиев мне в спину так, словно уже теряет меня.
И я оборачиваюсь. Несмотря ни на что, оборачиваюсь.
Он какое-то время стоит. Без верхней одежды. С поднятыми к голове руками. Стискивая ее, смотрит на меня и выражает ужас.
Я делаю шаг навстречу. И он срывается.
Налетев на меня, обхватывает ладонями мое лицо. Прижимается мокрым лбом к моей такой же мокрой переносице.
– Все не так. Все не то. Я люблю тебя. Только тебя. Я с тобой. Только с тобой. Ты – мое все, – каждой фразой сердце мое пронизывает.
Сейчас его клинок особенно острый и как никогда горячий. В какой-то мере живительный. А в какой-то… Чересчур болезненный.
Жизнь налажена? Не чувствую этого.
– Понимаю, – все, что я могу ответить.
Я бы хотела заметить, что этот перелом подобен тому, который случился у нас под июльским дождем. Но я не могу. Потому что в этом ощущается пугающее негативное разрушение, как бы крепко мы друг к другу не прижимались, как бы жадно не целовались, как бы неистово не пытались отрицать все плохое.
И секс, уже дома, между нами такой же отчаянный.
– Я люблю тебя… Люблю… – частит Саша между поцелуями, параллельно с толчками, которыми он забивает себя в мое тело. – Люблю… Люблю… Люблю…
А я вдруг понимаю, что одной любви в нашем случае мало.
Именно с этого дня в моей жизни и начинается долгий, безумно выматывающий сезон дождей.
  
49
 
Каким бы серпантином не был наш путь, справимся! 
© Соня Богданова
Я молчу.
Хоть вынужденный режим тишины и ощущается мучительным, ни с кем своими переживаниями не делюсь. Думаю, я не вправе жаловаться. Не вправе сплетничать о семье Георгиевых. Не вправе их осуждать.
Жду, что Саша как-то сам начнет разговор. Не только сам свое поведение объяснит, а и расскажет о планах. О нашем будущем. О том, как собирается решить проблему со своей семьей.
Это ведь не может длиться вечно?
Я уже с трудом держусь.
Знаю, конечно, все сама. Достаточно того, что подслушала, и что рассказал Даня. Но я так хочу, чтобы Саша поделился сам. Просто чтобы открылся. Выдал все, как есть. Только бы не молчал, усугубляя мой страх в его бессилии что-либо решить.
Однако откровенного диалога между нами так и не происходит.
Да, я понимаю Сашин страх за жизнь матери. Любое его волнение по этому поводу всегда яркое и болезненное. В эти моменты мне, несмотря на отменное здоровье и потрясающую выносливость моего Георгиева, становится страшно за его сердце. Будучи огнем с другой стороны, я не хочу его поражать и калечить. Так и получается, что берегу его больше, чем мать. Больше, чем саму себя.
Только обиду отпустить не могу. Все тяжелее делать вид, что все прекрасно. Неумышленно замыкаюсь.
И Саша, конечно же, чувствует, что я отдаляюсь. Из-за этого злится. Начинает давить на меня. Ревнует еще сильнее. Доходит до абсурда! Ведь он накручивает себя и выносит мне мозг, даже если увидит меня где-то с Артемом Чарушиным – будущим мужем моей сестры. Я уж молчу о Дане Шатохине, номер которого в одной из ссор он заставил меня удалить. Сашка психует, когда какой-то незнакомец прокомментирует или лайкнет мои фотки в соцсети. А если кто-то в реале приблизиться посмеет, скандал неизбежен. Бесполезно объяснять, что парень только спросил меня, где, допустим, находится кафедра теоретической кибернетики и прикладной математики.
 
– Я, сука, просто закрою тебя в этой ебаной квартире и все! Будешь учиться онлайн! Никуда отсюда не выйдешь! Ясно тебе, блядь? Никуда!!! – выписывает в ярости уже привычные угрозы.
– Сколько можно?! – заливаюсь слезами обиды. В последнее время я часто плачу, и мы оба все меньше обращаем на это внимание. – Ты так плохо обо мне думаешь, что ревнуешь к любому, кто со мной заговорит! Молодой, старый, кривой, толстый, тощий, косой – пофиг! Ты просто не доверяешь мне!!! Считаешь, меня так легко затащить в постель?! Такого ты обо мне мнения?! Это, блин, нормально вообще? Как ты, блядь, смеешь?!
– Не давай мне повода! – рявкает Сашка в ответ.
Мы часто так кричим. Раним друг друга.
Я вижу, что ревность моего Георгиева – не какая-то пустая дурь. Она жрет его изнутри, и он не может с ней справиться в одиночку.
– Какого повода? Какого, черт возьми, повода?! – заходясь в истерике, бью кулаками по кровати, на которой в этот момент сижу. – Может, ты находишь его внутри себя? Может, по себе судишь? Может, у тебя самого грехи накопились?!
Саша яростно тянет ноздрями воздух и бросается ко мне. Налетев, сваливает на спину. Впивается пальцами в плечи. Лбом давит в переносицу. Всем остальным телом и вовсе будто размазывает меня.
– О чем ты, мать твою, говоришь? В своем уме вообще? Какие грехи, блядь?! – горланит в надрыве.
– А ты?.. – рыдаю я. – В своем?! Что ты мне приписываешь?!
Он стонет так, будто воет от боли.
И выдает:
– Говори со мной! Что у тебя там? – кажется, не требует, а именно просит. По ощущениям, молит об этом, прижимая ладонь к центру моей груди. – Говори!
– Нечего говорить… – понимаю, что обманываю. Но открыться уже не могу. Наверное, мы оба утратили доверие друг друга. Оно было слишком хрупким. – Ты и так все знаешь, Саш. Там ты. И все, что с тобой связано.
– И что со мной связано? Расскажи.
Я закусываю губы и мотаю головой.
Не могу.
– Соня…
– Нет!
– Соня!
Зажмуриваюсь и подаюсь к нему, чтобы вцепиться зубами в губы. Именно зубами, потому что хочу зафиксировать. Не дать ему увернуться и продолжить допрос. Когда Саша кусается в ответ, отпускаю. И сразу же принимаю в себя его горячий язык.
Адреналин бьет по нервам. Мы мгновенно слетаем с катушек.
Поцелуй яростный. Секс еще более агрессивный. Трахаемся так, будто физически доказываем друг другу свою любовь. Плотью заглушенные ответы выбиваем. Плотью свои собственные чувства выплескиваем. Плотью исцеляемся и усыпляем тревоги.
К Новому году наши отношения достигают какой-то критической точки. Я его, можно сказать, отмечаю в одиночестве. Все дело в том, что Сашка не пускает меня к Чарушиным. Я, конечно, сильно не настаиваю. Вижу, что это маниакальное чувство ревности бурлит внутри него адским пламенем. Знаю, что если уговорю и проведу в гостях те пару часов, на которые он едет к своей стервозной матери, буду всю оставшуюся ночь за них расплачиваться. А я слишком устала от ссор.
К бою курантов Саша не успевает. Как я догадываюсь, мать ныла и долго не отпускала его. А потом дорожная пробка, мои слезы и его извинения по видеосвязи.
– Где ты? Далеко, да? Не успеваешь? Очевидно же… Две минуты осталось… Я стол накрыла… Сама для тебя готовила, – для меня это много значит. И он понимает. – Что за блядство, Саш? – рыдаю и ненавижу себя. – Почему все так? Куда мы катимся? Когда это закончится?
– Никуда мы не катимся, Сонь! Что ты придумала? Малышка? Ну, прости, девочка моя… Не плачь, пожалуйста, – сам дышит тяжело. – Ты открыла шампанское? Давай, открывай. Ничего сложного там нет. Откручивай мюзле. От себя! Только не тряси бутылкой… Блядь…