Люби меня (СИ)

© Александр Георгиев
В начале августа у отца с матерью всегда случается четко спланированный отпуск, и мы железобетонно улетаем на Миконос. Этот год не становится исключением. И я, не забыв приставить к Богдановой реальную охрану, с чистой совестью сбегаю из страны. Именно сбегаю, потому как она является единственной причиной, по которой я в этот раз лечу с предками в Грецию. Еще месяц назад собирался показательно болт забить. А сейчас, как махровый пиздострадатель, хватаюсь за возможность прикрыть свою укореняющуюся несостоятельность держаться подальше от Сони каким-то семейным долгом.
Жалеть о принятом решении начинаю еще в аэропорту. Отец с матерью бесят запредельно. Молча глотаю свое раздражение, но по факту охота вставить два пальца в рот после каждой брошенной кем-то из них фразы.
Big Big Man: Ты на месяц?
Александр Георгиев: На двадцать семь дней. Двадцать пятого августа уже буду в Одессе.
Big Big Man: А что с Богдановой? Не думай, что я весь месяц пасти буду. У меня как бы свои планы. Хватает возни, когда Чара за своих мелких просит.
Александр Георгиев: Да похрен. Забудь.
Ну да, не хочу, чтобы этот кишкомот знал, что мне о каждом ее шаге будут докладывать специально обученные люди. Пусть думает, что я перегорел.
Big Big Man: Ты что, мамочке телефон сдал?
Big Big Man: Доброго, Людмила Владимировна! Можно, пожалуйста, вернуть на связь вашего долбоеба?
Александр Георгиев: Ха-ха. Охуеть, как смешно.
Александр Георгиев: Гондонище.
Big Big Man: Не, ну с чего вдруг у тебя мозги на место встали? Ты ее выебал? Когда успел?
Долго думаю, что ответить. Ведь вся правда в том, что если бы я с ней переспал, точно бы сейчас никуда не летел. Но не признаваться же в подобном Шатохину. Он бы наверняка предложил мне вызвать карету скорой психоневрологической помощи.
Александр Георгиев: Закроем тему. С Богдановой точка.
Big Big Man: Лады. Но, честно, выглядит как голимый пиздеж. Соррян. Прикидывайся лучше.
На это отправляю ему фак.
Big Big Man: Ага. Понял. Тебе не меньший раскат.
Big Big Man: В общем, вещи не-твоей-Богдановой из деревни забрал. Ей на работу закинул. Сказал звонить, когда заскучает. Теперь-то можно, раз у тебя точка…
Александр Георгиев: Падла.
Александр Георгиев: Только попробуй ее тронуть! Я тебе не только яйца вырву… На хрен, все!
Big Big Man: У тебя мобильник, что ли, упал? Или это реально твой распухший хуй мне сейчас пишет?
Александр Георгиев: Не беси меня, блядь. Мы на взлетную вышли. Не могу больше трепаться.
Big Big Man: Я бы решил, что ты там сейчас ссышь, если бы не знал, что ты, рыло, даже спать при взлете не стремаешься.
Александр Георгиев: Вернусь – грохну тебя.
Big Big Man: Насчет Сони, с которой точка, ха-ха… Не трону я ее. Не плачь. У нее на меня вообще по нулям. Будь спокоен, принц. Мягкой посадки! И до хуя кайфа с гречанками, или кого там поймаешь… Хотя ты никого не заслуживаешь.
Александр Георгиев: Адьёс.
В самолете как натягиваю на голову наушники, так и не снимаю их даже по прибытию на виллу. Никого не удивляю, конечно. Никогда особо общительным не был. Отец спокойно переключается на наших болгарских родственников – двух своих братьев с их женами и детьми. А вот матери «тонко» троллить родню быстро надоедает, и она, естественно, сутками доебывает меня.
– Хорошо, что ты одумался и не потащил эту девицу с нами, – в очередной раз подлавливает без заткнутых ушей.
У нее, мать вашу, какая-то специальная тактика подчеркивать и возвышать абсолютно любые «мои успехи». В детстве мне это пиздец как льстило. Но, сука, я уже давно не ребенок. Сейчас я прекрасно понимаю, с какой целью она это вытворяет. Не потому что я такой уж молодец, а тупо затем, чтобы поддерживать мою нездоровую зависимость от похвалы и ее архиважного, блядь, одобрения.
– Я не одумался. Соня работает, поэтому не могла поехать с нами. Сколько тебе еще повторить? – мрачно отражаю, не задерживая взгляда на недовольном лице матери.
 
Тычу пальцами в кофемашину и одновременно проверяю мобилу.
Какого хера она мне не пишет?
– Пора взрослеть, сынок. Становиться ответственным. Думать о семье. Ближе нас с отцом у тебя никогда никого не будет.
Этот баян я оставляю без комментариев. Забираю свой кофе и спокойно выхожу из кухни.
На самом деле я, конечно же, не звал Богданову с собой. Не сказал ей даже, куда и на сколько лечу. Просто перед предками прикрыл разлуку ее занятостью. Себя же пытался убедить, что настоящие отношения мне по-прежнему на хуй не нужны. Типа и сексом меня туда никогда не заманить.
Хотя в этом плане у меня уже нарисовываются конкретные проблемы.
Отдаю себе отчет, что, несмотря на свою критическую недоебанность, необоснованно отказываюсь от траха. В клубах, где мы с двоюродными братьями проводим вечера, возможностей предостаточно. Никого уламывать не надо. Бухие телки сами вешаются. Еби – не хочу.
Да вот… Как раз-таки не хочу.
И суть не в том, что перед матерью серьезность своего «выбора» продавливаю. Просто не вставляет ни одна. Член дубеет, когда по Богдановой сопли гоняю – тут, блядь, трафик исправно на километры пашет. А когда назревает реальный шанс натянуть киску, какое-то внутреннее сопротивление перебивает похоть.
Сначала меня тошнит от того, что я пытаюсь разорвать зажавшие меня тиски и пойти на половой контакт. А пару минут спустя уже от того, что я, блядь, не могу это сделать. Тревога после этого настолько сильная, что я помышляю о том, чтобы обратиться к какому-то мозгоправу.
Один из двоюродных братьев в этом году приехал с женой. И не с племенной кобылой, как хотят подсунуть мне. Слепой бы увидел, что Златка – его собственный выбор. Большую часть времени они тусят вдвоем. Их толком не видно. Но когда видно… Я ловлю себя на том, что вроде как завидую.
Хрен знает, что это за дичь…
Палата.
Если бы мне удалось уломать Соню «работать» на выезде, на что, безусловно, не маячило никаких шансов, то это бы, в конце концов, обернулось полным трешем. За двадцать семь дней я ведь определенно сорвался бы... И когда бы я решился ее трахнуть, это услышал бы не просто весь наш ебуче-интеллигентный дом, но и чертов Миконос целиком. Потому что это была бы самая настоящая экзотика – африканское сафари посреди цивилизованного европейского курорта. Бесценные кадры.
Чертова Богданова!
Как же бесит, что она мне даже не пишет. Я, вспоминая о ней, сутками насилую весь свой организм. Она же… Такое чувство, будто ей реально похрен, что я уехал.
Срываюсь. Цветы отправляю.
В ответ получаю одну короткую отмашку.
Сонечка Солнышко: Спасибо!
И это все? Лучше бы вообще ни черта не писала.
Еще помню, как она отдала один из моих подарков своей подружке, но, блядь, лезу на сайт Картье и выбираю там браслет со странным названием «Love». Я, конечно, в курсе чертового перевода, просто не понимаю, к чему оно там… Цепочка и два крупных литых сцепленных между собой кольца на ней – это красиво. Это узнаваемо. Это роскошно. На этом все.
Однако…
Этот мой выебон у Сони вообще никакой реакции не вызывает. Абсолютно. Хоть бы свое гребаное «спасибо» накидала. Но нет. Она не пишет ничего. День, второй, третий… Ни хрена. Хотел бы думать, что проблемы с доставкой. Но в отчете, который приходит мне на мыло, все черным по белому, блядь: «Получено».
Зато мама, очевидно, с ума сходит.
– Это перебор, – заявляет с утра пораньше, сдавая себя с потрохами. Следит. – Ты же не станешь так каждую вторую баловать? По существу Соня тебе никто. Ваш статус как пары – чистая блажь. Она даже не невеста, – одним лишь этим холодным назидательным тоном скручивает мой желудок в неуемном желании блевать. – Давай же смотреть правде в глаза, сынок. Соня – обычная девочка. Такая же, как и все остальные. В твоей жизни не первая и не последняя…