Шелковая императрица

— Мы идем туда, где нас никто не услышит. Хочу сделать тебе одно предложение, — не замедляя шага, пояснил лама сТод Джинго.
Миновав еще один лабиринт коридоров, они поднялись, потом снова спустились, преодолев несколько лестниц (одни были узкими, другие широкими), затем пересекли большой двор, посыпанный гравием, за ним — другой, просто земляной, но хорошо утрамбованный, и наконец оказались в молитвенном зале, пышное убранство которого заставило Пять Защит восхищенно ахнуть, когда лама зажег массивную масляную лампу из бронзы.
В глубине зала, на невысоком, но широком помосте, напоминавшем сцену театра, было разбросано множество молитвенных подушек из расшитого золотой и серебряной нитью шелка, а в центре высился величественный трон. Он был частично прикрыт парчовым покрывалом с особым узором: символ двойного алмаза ваджра, знак несокрушимости, венчала свастика, символ вечности. Спинку трона, видневшуюся из-под парчи, образовывали выточенные из темного дерева шесть скульптур парамитас, или высших свойств, которые могут быть обретены адептами лишь в результате духовных усилий и неустанной практики. Здесь они были представлены в образе символических существ: мифическая птица Гаруда олицетворяла дхана, щедрость и благородство; водный дух Нага — сила, этику; водное чудовище Накара — кшанти, терпение; крошечный гном — вирья, усилие; лев — праджня, ясность сознания; слон — дхьяна, медитацию.
— Кто восседает на троне? — почтительно спросил Пять Защит, пораженный всей этой роскошью.
— В качестве одного из трех верховных глав всей буддийской общины Тибета этот трон по праву занимает наш достопочтенный настоятель Рамае сГампо, и никто иной.
Пять Защит глядел во все глаза: большой молитвенный зал монастыря Самье был украшен намного богаче, чем любой из залов в Лояне.
— Но я привел тебя сюда не для того, чтобы похвастать всем этим! Полюбовался — и будет! — Голос ламы неожиданно зазвучал жестче. — Я намерен сделать тебе одно предложение, — сказал он юноше, простирая раскрытую ладонь.
Там Пять Защит увидел маленький бронзовый ключ. На нем играли блики огня от лампы, которую сТод Джинго держал в другой руке. Головка ключа была выполнена в виде головы демона — того самого, что напугал юную послушницу Манакунду.
— Вот ключ от книгохранилища нашего монастыря. «Сутра последовательности чистой пустоты» лежит на первом столе, прямо напротив входа.
Пять Защит понял, что губы не повинуются ему.
— Что же мне делать с ней? — едва сумел выдавить он.
— Не сомневаюсь, что Безупречная Пустота послал тебя вернуть ему сутру! — коротко ответил лама.
И тогда Пять Защит внезапно — терять все равно уже нечего — решился спросить, как удается ламе сТоду Джинго с такой легкостью читать в сердцах людей. Но не успел. Тот сделал ему знак приблизиться и тихо, но твердо произнес:
— Ты можешь взять сутру. Но я ставлю одно условие!
— Э-э… какое?
— Ты заберешь еще одну посылку, которую я тебе доверю.
— Посылку?.. А что там?
— Ее содержимое более драгоценно, чем сутра, составленная твоим наставником, — загадочно произнес лама, приникнув губами почти к самому уху молодого монаха.
— Но там нет ничего запретного?.. — дрожащим голосом промямлил Пять Защит.
— Я не могу открыть тебе подробностей. Кое-что ты узнаешь, лишь когда покинешь наш монастырь. И этого будет достаточно. Однако могу заверить, ничего опасного в ней нет.
— Но… как же я могу быть уверен? — слабо возражал молодой монах, не зная, куда может его завести согласие, и сразу предполагая самое худшее.
— Не настаивай, это бессмысленно. Ты либо берешь все, либо оставляешь все! Решай немедленно. Если откажешься, придется тебе вернуться в Лоян с пустыми руками.
Тон, которым говорил лама, не оставлял места для надежд, что дальнейшие попытки потянуть с ответом что-нибудь дадут.
Пять Защит молча взял бронзовый ключ с ладони сТода Джинго.
— Я был уверен, что ты примешь предложение. Поверь, Пять Защит, тебя не заставляют делать что-либо дурное. — Голос ламы опять смягчился, неся успокоение. — Подумай: с одной стороны, ты безупречно выполнишь возложенную на тебя миссию. С другой стороны, оказав мне эту услугу, ты совершишь благое деяние, которое улучшит твою карму…
 
Они двинулись в обратный путь по переходам и коридорам; свернули уже в другие, незнакомые, после чего предстали перед массивной дверью книгохранилища. Та была заперта, и ее следовало открыть ключом с головой демона. Пять Защит без малейших колебаний сделал это собственной рукой.
— Мне интересно было бы узнать, — заметил в этот момент лама, — как ты собирался проникнуть сюда без моей помощи? Несомненно, ты догадывался, что дверь надежно заперта.
Молодой монах, мало-помалу вернувший себе присутствие духа, ответил:
— Позволь и мне сохранить свою тайну!
Ответ вырвался у Пяти Защит необдуманно. И он сам понимал, какой глупой бравадой это звучит. На самом деле он даже не представлял, каким образом удалось бы ему завладеть сутрой, если бы ключ не вложили ему прямо в руки. Пять Защит пообещал себе, что по возвращении домой непременно обсудит дилемму лжи и правды с наставником.
У того, должно быть, существовали весьма глубокие и основательные причины послать его сюда без четких указаний, заставляя импровизировать и при этом поручая столь деликатное дело! Если только наставник не полагался на умственные и физические качества Пяти Защит в такой степени, что понадеялся, будто тот способен бесшумно пройти сквозь запертую двойную дверь, незаметно завладеть одной из самых драгоценных книг, очень быстро отыскав ее среди тысяч свитков, а потом преспокойно покинуть монастырь — украдкой, как и вошел в него!
— Вот она, на столе. Можешь взять ее, — сказал лама, указывая на лакированный бамбуковый футляр.
Пять Защит открыл футляр, чтобы удостовериться, что он покрыт изнутри красным шелком с фениксами. Чуть развернув свиток, он окончательно убедился, что перед ним труд достопочтенного настоятеля из Лояна, и только тогда не удержался и вздохнул с облегчением.
— Теперь мне остается только передать тебе важную посылку, о которой я говорил. Ты увидишь: она не слишком тяжела… — Лама ненадолго исчез, чтобы вернуться с корзиной, прикрытой куском белой ткани с вышитыми на нем символами монастыря.
Посылка вовсе не казалась страшной. Ивовая корзинка походила на те, в каких переносят и хранят продукты — и порой подвешивают в доме к балке, от мышей. Она выглядела так знакомо и буднично, что юноша совершенно успокоился. А успокоившись, посмотрел на ламу новыми глазами. Теперь ему стало ясно, что тот вовсе не похож на сурового аскета с запавшими глазами; наоборот, этому человеку свойственны внутренний свет и кротость, какие бывают лишь у добрых и сострадательных людей, — ведь таким лама показался и в те первые мгновения, когда Пять Защит едва вошел в монастырь!
Невольно вспомнилась фраза, которую так любил повторять юным послушникам наставник Безупречная Пустота. Эти слова великий учитель дхьяны вписал и в начало текста, который сейчас бережно прижимал к сердцу Пять Защит: «Вообразите сострадание и нежность, с которыми Блаженный Будда смотрит на человеческих существ, а потом поступайте, как он; и тогда, в свою очередь, вы сможете однажды стать Буддой!»
И теперь Пять Защит был совершенно уверен: лама сТод Джинго — добрый человек и если он позволил ему вынести из книгохранилища «Сутру последовательности чистой пустоты», это говорит о чрезвычайной важности той услуги, о которой он попросил взамен.
Молодой монах держал в левой руке продолговатый футляр со священным текстом, а в правой — покрытую тканью корзину; его переполняло ощущение серьезности возложенной на него миссии… Пять Защит уже приготовился распрощаться, но тут лама сТод Джинго жестом призвал его к терпению и снова куда-то исчез, но вскоре вернулся, ведя на поводке огромную желтую собаку. Юноша насторожился: псина казалась не меньше теленка и в открытой пасти поблескивали внушительные клыки.