Шелковая императрица
— Он может быть здесь совсем скоро. Моя гостиница в двух шагах от дворца!
— Тогда поспеши!
Аддай Аггей обливался потом, когда Немой вел его по коридорам в покои императрицы Китая в сопровождении Великого Совершенного манихея, который и сам не понимал, что происходит.
— Есть ли у вас новости о вашей дочери? — спросила императрица, едва епископ вошел в маленький кабинет Павильона Наслаждений.
На этот раз на ней было зеленое муаровое платье, расшитое бабочками и птицами. Такую ткань в мастерской манихеев изготовить не удалось ни разу.
— Я отдал бы все оставшиеся мне годы жизни за то, чтобы вернуть мою дорогую девочку! — воскликнул глубоко тронутый несторианин. — С тех пор как она исчезла посреди пустыни Гоби, я каждый день молился Господу, просил его защитить Умару. Я уже почти утратил надежду.
— Умара жива и, насколько знаю, в добром здравии. Она находится сейчас в буддистском монастыре Познания Высших Благодеяний в Лояне, под присмотром настоятеля по имени Безупречная Пустота.
— Моя дочь стала буддистской монахиней? Это невероятно! — Аддай Аггей был потрясен.
— Ваша дочь не меняла веру, — мягко ответила императрица.
— В таком случае что она там делает? Я немедленно отправляюсь туда к ней!
— Дело в том… Ну, Умара не совсем свободна в передвижениях… Она находится там не по своей воле.
— Моя дочь — пленница настоятеля-махаяниста? Это просто скандал!
— Безупречная Пустота убежден, что она скрывает важнейшую информацию о местонахождении реликвии, известной как Глаза Будды. Это одна из величайших святынь Индии… Великий учитель заботится об интересах своего монастыря, — объяснила императрица.
— Моя дочь не может иметь ничего общего с Глазами Будды! Моя дочь чистая и честная девушка, — Аддай Аггей, чувствуя себя оскорбленным, едва сдерживал гнев.
— Я могла бы убедить настоятеля Лояна, чтобы он допустил вашу встречу с дочерью, — спокойно и задумчиво сказала императрица.
Между счастьем Умары и возможностью заполучить Глаза Будды У-хоу сделала выбор довольно легко: конечно, Умара.
— Да благословит вас Единый Бог, ваше величество, если вы поможете мне в этом!
— Ваша дочь полюбила одного человека. Ему нужно будет ваше благословение на брак с ней… Могу ли я просить вас об этом?
— Он христианин? — по привычке спросил епископ.
— Он махаянист. Его зовут Пять Защит.
— Пять Защит! Тот молодой монах, который путешествовал с Небесными Близнецами! Честно говоря, я немного сомневаюсь… Он исчез одновременно с моей дочерью.
— Она покинула Дуньхуан из-за любви к этому молодому человеку. Стоит увидеть их вместе, чтобы убедиться, насколько велика их любовь. На них приятно смотреть! Обещайте мне, что вы не станете упрекать Умару! — воскликнула императрица.
— Если бы я вновь увидел дочь, я, безусловно, простил бы ее. Единственное, о чем я мечтаю, это ее счастье. Этого достаточно? — медленно проговорил епископ после паузы, позволившей ему обдумать ситуацию.
Конечно, он готов был высказать дочери немало упреков, вполне справедливых! Она сбежала, заставив его страдать от неизвестности. Христианка, она вступила в любовную связь с человеком иной веры… Но в данный момент больше всего на свете он желал убедиться, что она жива и здорова!
— Я счастлива слышать это, — улыбнулась императрица. — Умара заслуживает всего наилучшего.
В первый раз за многие месяцы искренняя улыбка озарила лицо Аддая Аггея.
— Позови писца! — приказала У-хоу гиганту-слуге.
Вскоре в комнате появился низенький чиновник в черной шапочке. Он принес с собой письменные принадлежности: перо, чернильницу на длинной цепочке, дощечку для письма, к которой были прикреплены листы рисовой бумаги.
— Пиши следующее: императрица У-хоу приказывает Безупречной Пустоте в течение пятнадцати дней явиться в императорский дворец в Чанъане! — Голос императрицы звучал официально, в нем не было теперь и намека на мягкую, почти игривую манеру частного общения.
Писец исполнил поручение и с поклоном исчез, словно растаял в воздухе.
— Немой, распорядись, чтобы это письмо ушло в Лоян с самой срочной эстафетой. Я рассчитываю, что оно будет у Безупречной Пустоты самое позднее через четыре дня. Необходимо передать письмо ему лично в руки. А пока пусть епископ Аддай Аггей останется в Павильоне Наслаждений.
— Ваше величество, позвольте обратиться к вам с нижайшей просьбой: не могли бы вы милостиво позволить Великому Совершенному Море Покоя остаться со мной? Его гостиница более чем скромна…
— Она меня вполне устраивает. Кроме того, мне нужно посвящать все время поискам специалиста, способного помочь в организации мастерской… — возразил манихей.
Оставшись в одиночестве в роскошном Павильоне Наслаждений, где когда-то жили Умара и Пять Защит с Небесными Близнецами, несторианин и манихей ошарашенно рассматривали пышный декор. Восьмиугольное здание великолепно соответствовало структуре упорядоченного сада, который являлся предметом неусыпной заботы целого отряда садовников.
— Императрица еще удивительнее, чем о ней говорят. Она умудрилась заполучить двух птиц в одну клетку, да еще под самым носом у секретных агентов! — воскликнул Море Покоя.
— Остается надеяться, что птицы не будут слишком страдать от того, что утратили возможность свободного полета! И что нам теперь делать? — вздохнул епископ Дуньхуана.
— Я уверен, что желания императрицы У-хоу исполняются скоро и ты вот-вот увидишь Умару, — попытался успокоить его Море Покоя.
— Мы в руках Единого Бога и пророка Мани! — покачал головой епископ, весьма удивив товарища, который и думать не думал о покровительстве Единого или каких-либо других богов…
ГЛАВА 47
ЗАПАДНЫЕ ВОРОТА ЧАНЪАНЯ, КИТАЙ
Прошло всего десять дней нового года, и повсюду еще висели большие праздничные бумажные фонарики — они украшали деревья по обе стороны улицы, которая вела к таможне.
— Вы — посол Фируз, а она — китайская высокородная принцесса, вами сопровождаемая, — меланхолично повторил стражник, перед которым стоял караван из семи верблюдов, увешанных мешками с грузом, а также восьмого, с закрепленной на нем небольшой палаткой из ткани.
— Именно так. С удовольствием хочу сообщить вам, что нас ждут, — ответил посланец султана Пальмиры.
— От имени властей этой страны я обязан провести вас в Гостевой Дворец. Пожалуйста, прошу следовать за мной, — сказал военный, на мундире которого было гораздо больше нашивок, чем у первого стражника.
Нефритовая Луна испытала сильное волнение. Вот уже пять с половиной месяцев, как она покинула Пальмиру вместе с Фирузом и маленьким отрядом, сопровождавшим караван через пустыни. Один верблюд нес запасы перца и благовоний для оплаты проезда в Китай от имени султана Рашида. Эта предосторожность нанесла серьезный ущерб казне султаната. Несколько зерен драгоценного товара способны были отворить двери самых удобных гостиниц. По большей части Фируз и Нефритовая Луна оставались в комнате одни, что позволяло им без помех заниматься любовью. Китаянка позволила ему привязаться к себе. Но в сердце ее был только один образ — ее возлюбленного Луча Света.
Она совершала невероятные акробатические трюки, изгибаясь и доставляя Фирузу наслаждение, ранее им неизведанное. «Две утки» Фируза весело скользили по «подушке из шелка» Нефритовой Луны, ее плоскому и гладкому животу, то медленно и плавно, то рывками. Он с упоением слизывал с ее интимных частей тела драгоценный сок страсти, весь, до последней капли, собирая его языком и губами.
За всю дорогу ни одно серьезное препятствие не омрачило их путешествие. Маленькое посольство спокойно миновало Нефритовые врата Великой стены, и никто не задавал там вопросов. Мысль о том, что некий западный правитель желает засвидетельствовать свою преданность императору Тан и для того направил дары в Чанъань, открывала врата в страну и столицу. У Фируза учащенно билось сердце, когда он приблизился к Чанъаню. Он не раз слышал, что это самый прекрасный и богатый город мира, средоточие великой власти. Его волновала перспектива увидеть все великолепие китайской столицы своими глазами, прикоснуться к его роскоши и блеску. Что касается Нефритовой Луны, она все чаще размышляла о том, чем грозит ее ложь.
