Охота на Аделайн (ЛП)

"Тебе нравится мороженное?"
— Я… ну, да, — запинаюсь я, мой мозг медленно улавливает случайность.
«Какой твой любимый вкус?»
— Мятный шоколад, — отвечаю я, наблюдая, как он делает еще один поворот. Он
направляется в противоположном направлении от Парсонса, и я думаю, что он стремится
Lick n’ Crunch в нескольких кварталах — семейный магазин, в котором продается лучшее мягкое мороженое в Сиэтле. Мысль о том, чтобы получить мороженое с Зейдом , настолько нормальна и обыденна, что кажется самой захватывающей вещью после нарезанного хлеба. И смотреть, как Зейд  облизывает рожок мороженого, наверное, будет так же странно, как будет жарко.
— Так зубная паста?
Я вздыхаю. «Эт ты, Брут? Это не зубная паста. Они не похожи на вкус».
Ухмылка появляется на одном уголке рта Зейда, и его глаза блестят, когда он въезжает на парковку. Ублюдок просто пытается вывести меня из себя.
«Это зубная паста», — подтверждает он, хотя я не уверен, верит ли он в это на самом деле. Он выглядит чертовски озорным, но я все равно не могу не возразить.
Я расстегиваюсь и поворачиваюсь к нему, мои глаза сужаются.
— Мята — это деликатес, а ты просто простак, не способный ее оценить.
Он откровенно смеется, ставя машину на стоянку. Мята точно не деликатность — как раз наоборот, — но я ее придерживаюсь.
«Вы хотите сказать, что мне нужно усовершенствовать свою пищевую палитру?»
— Понятно, — сухо отвечаю я.
Он наклоняется ближе, кожа стонет под его тяжестью, и у меня перехватывает дыхание, все мои чувства захвачены чистой силой, которая окутывает этого мужчину. Его запах окутывает меня, заставляя напрягаться, когда его губы едва касаются моей челюсти.
«Твоя киска — деликатес, детка, и я мог бы есть ее вечно, и никогда не устану от твоего вкуса. Это достаточно утонченно?»
Румянец заливает мою шею, прожигая путь к щекам, а я в шоке открываю рот. Меня совершенно смущает предательский писк, который вырывается из моего горла, отчего мои щеки становятся еще жарче. Он хихикает, затем в следующее мгновение выходит из машины. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где мое сердце выпрыгнуло из задницы.
Наверняка это единственное объяснение того, почему я чувствую себя такой опустошенной теперь, когда его нет. Или мудак взял его с собой.
Я вздыхаю.
Это определенно то, что произошло.
***
Приближается переход на летнее время, избавляя мир от его депрессивного состояния.
 Что-то в том, что солнце садится до пяти часов дня, действительно омрачает ваш день.
На улице еще холодно, а мы сидим на скамейке возле Lick n’
Хруст, наблюдая за людьми и дрожа от задницы, пока я медленно ем свой десерт.
Зейд взял себе мятный рожок с шоколадной крошкой и улыбнулся шире, чем чертов Чеширский Кот, когда я просто смотрел на него.
«Весь мой мир вращается вокруг тебя. Если ты хочешь шоколадную стружку с мятой, то я тоже хочу, — сказал он.
— Тебе это даже нравится?
— Ты мне нравишься, это считается?
"Нет."
Он просто пошел и сел с довольным выражением лица, пока он лакал сладкие сливки. Он не выглядит отвращенным, и я признаю, что потратила половину своего времени, пытаясь понять, шутит ли он со мной или ему действительно нравится вкус.
Я до сих пор этого не понял.
Стреляя в него прищуренным взглядом, когда он ловит мой взгляд и подмигивает, я отворачиваюсь прежде, чем он успевает увидеть улыбку, угрожающую искривить мои губы.
Люди, закутанные в пальто, снуют по улицам, в магазины и из магазинов.
Мое внимание привлекает человек, идущий по дороге. У них есть мужские черты лица и одеты в большое пышное фиолетовое платье. Тогда я улыбаюсь. Моя мать воротила бы нос от чудаков в Сиэтле, но я всегда восхищался их уверенностью и умением чувствовать себя комфортно с теми, кто они есть.
— Надеюсь, они счастливы, — бормочу я. Когда Зейд с любопытством смотрит на меня, я
киваю в сторону человека в фиолетовом платье. «Этот мир может быть таким жестоким. Так что, надеюсь, они счастливы».
Зейд ненадолго замолкает. «Счастье мимолетно. Важно лишь то, что они живут так, как хотят».
 
— Ты в это вериш? — спрашиваю я, глядя на него. — Что счастье мимолетно?
Он пожимает плечами, бросая последний кусочек своего рожка в рот, и жует, обдумывая что-то.
— Абсолютно, — наконец говорит он. «Это не что-то твердое, за что можно удержаться.
Это пар на ветру, и все, что вы можете сделать, это вдохнуть его, когда он рядом, и надеяться, что он снова появится, когда его унесет».
Я киваю, соглашаясь с этим.
Дрожа, я съедаю последний рожок, ледяной ветер треплет мои волосы, отправляя волосы в танец. Зейд ловит их и собирает мои волосы, пока они не ложатся прямо мне на спину. Я не могу не напрягаться, хотя и не мешаю ему, что бы он ни делал. Он снимает свою кожаную куртку и наматывает ее на меня, укрывая мои развевающиеся волосы под тяжелым теплом.
— Спасибо, — шепчу я, еще глубже закутываясь в куртку, переполненная эмоциями по причине, которую не могу объяснить. Его куртка пахнет кожей, специями и дымом, и когда я вдыхаю его успокаивающий аромат, слезы обжигают мои глаза.
Может быть, потому что это лучшее, что я чувствовал за последнее время, и от этого мне хочется плакать.
Он мягко улыбается мне, его несоответствующие глаза сияют. Даже шрам разрезавшый его белого глаза не может отвлечь от того, насколько умиротворенным он выглядит сейчас.
«Пожалуйста, детка».
Мое сердце колотится, и я, наконец, понимаю, почему чувствую себя так эмоционально.
Повернувшись, чтобы посмотреть на город, я кладу голову ему на плечо и глубоко вдыхаю.
Это счастье может быть мимолетным, но я никогда не была уверена, что оно вернется
 Глава 25
 Бриллиант 
— Могу я отвести тебя куда-нибудь? — спрашивает Зейд. Я только что вышла из душа, проводя расческой по мокрым спутанным волосам. Я рву щетину через особенно жестокий узел, не заботясь о том, как рвутся пряди.
«Малыш, ты портишь себе волосы. Позвольте мне почистить его. Чувствуя себя побежденной, я опускаю плечи, тащусь к нему и сажусь на пол между его расставленными коленями.
Он берет у меня кисть и осторожно начинает проводить ею по моим локонам, медленно распутывая швабру на моей голове.
Это приятно, но я слишком устала, чтобы оценить это.
Прошло еще две недели, и это постоянная битва вверх и вниз.
Оказывается, один из мужчин действительно заразил меня хламидиозом, и это только закрепило это ощущение грязи, глубоко укоренившееся в моих костях.
Я плакала, призналась Зейду в своем диагнозе, а потом плакала еще сильнее, когда он только поддерживал меня. Его вылечили, но затянувшееся отвращение осталось, глубоко вонзая свои когти в мою мембрану.
Вероятно, он использовал каждое слово английского языка, чтобы уверить меня, что
Я не отвратительна или что он не видит меня по-другому, но это не изменило моего отношения к себе.
Зейд был прав. Счастье мимолетно, однако за последние недели он сделал все, что в его силах, чтобы помочь мне сохранить хоть какое-то подобие покоя.
Закончив расчесывать меня , он ставит рачёску на кровать и собирает мои волосы вместе. Я чуть не задыхаюсь, когда он начинает их заплетать.
— Где, черт возьми, ты этому научился? Я спрашиваю. Я склонна крутить вокруг, как собака, гоняющаяся за своим хвостом, просто чтобы я мог наблюдать это.
— Меня научила Руби, — тихо отвечает он. «Была девушка, которую я спас несколько лет назад, и сначала она никому не позволяла прикасаться к себе, кроме меня. Она любила заплетать косички в волосы, поэтому я научилась их плести для нее. У меня тоже чертовски хорошо получается.
Моя губа дрожит, и я вынуждена  сосать ее зубами, чтобы сдержать всхлип.
Как раз тогда, когда я думаю, что не могу влюбиться в него больше, чем уже есть, он идет и делает это дерьмо.