Маршрут - 21 (СИ)
— А можно с шиповником? — обрадовалась Тоня.
— Конечно, Лена?
— Сейчас приготовим, — Лена поспешно удалилась.
— Я так понял, что вы голодные? — Каменёв достал два больших, похожих чем-то на козинаки, брусочка, — Это хлеб наш. Неказистый, но питательный, уж поверьте.
Тоня взяла с опаской, а вот Оля с жадностью вцепилась в мякиш. Некрасивый, на вкус как сладковатая бумага, но сытный.
— Начнём с формальности. Я Каменёв Пётр Андреевич. Приятно познакомиться.
С голоду Оля забыла о нормах приличия и отвечала с набитым ртом. — Да, взаимно. Спасибо за угощение. Я Оля, а она Тоня.
— Елене вы рассказывать, я так понимаю, отказались, тогда мне поведайте историю вашего приключения.
Оля и Тоня оживлённо, может с получас рассказывали ему о своих приключениях и встречах, а он молча и понимающе кивал, иногда задавал наводящие вопросы и по такому поводу убрал сигареты подальше, хотя часто посматривал в их сторону. Посреди рассказа приходила и Лена, принеся две кружки с чаем. Тоня прямо светилась от радости в гастрономическом экстазе, а Оля, расслабившись на стуле, просто дополняла рассказ сестры.
— А ещё, три дня назад мы женщину встретили… — Тоня заметила перемену в лице Оли и отступилась в мысли, — Но она торопилась куда-то, толком и не поговорили.
— Удивительно! Демидов с командой последний раз год назад людей встречали. Тоже весной. Семейная пара с младенцем. Пережидали что-то в одном подвале, в районе Лобни.
— И что с ними? — поинтересовалась Тоня.
— Не могли же мы их оставить, вот и привели сюда. Точно помню, что отца Станислав зовут, а маму Ксения. А девочку… Вроде Соня. Главное, Стас у нас сейчас техникой занимается, а жена его в детском саду воспитательницей работает. Рук всегда не хватает, лодырей у нас нет. Одно сломается, другое, ещё нужно с едой что-то решать, проблем немерено.
— Получается, вы не всем помогаете?
— Двери открыты для всех, кто готов жить в мире и трудиться. Исключение — дети.
— Интересная у вас политика, — сказала Оля и пропала в мыслях на мгновение.
И не скрываются ото всех, и в спасателей не играют, потому что на всех места не хватит. Нет, места хватит, а вот еды и прочих благ — нет. Такая простая идея на самом деле, никаких излишеств. И нечему ломаться, что самое главное. Работать может любой, так пусть тогда работает. Зачем придумывать различия и ограничения? На самом же деле, чем больше на идею накинуто слоёв, чем она сложнее, тем легче ею обмануть и ввести в заблуждение. Это как лепка на фасаде. Не станут же на гнилую лачугу такую красоту лепить? Будут. И лепили. Чтобы обмануть красивой обёрткой. Денег с обманутого заработать, например. Если поведёшься, потом ещё крыша на голову упадёт.
— Шрам такой серьёзный. Где успела пораниться?
— Да так, недавно.
— Хочешь, мы тебя к врачу отведём? Он у нас профессионал своего дела. Даже меня умудряется латать.
— Не надо, всё хорошо, — Оля ответила сухо, отводя взгляд.
— Ох, дело твоё, но тебе очень повезло со здоровьем, раны такие обычно долго затягиваются.
— Может, и правда повезло.
— Тоня, выйди, пожалуйста. Буквально в соседний кабинет слева, где Лена…
— Почему?
— Не перебивай, — Каменёв сказал это очень строго, по-командирски, но без злости.
Тоня в ответ лишь пристыженно угукнула и села ровно.
— Мне нужно с Олей поговорить.
— Понятно, — Тоня тихонько встала и вышла.
— Убедительный же вы, — отметила Оля, провожая взглядом понурую Тоню из кабинета.
— За сорок лет научился. Так вот, Оля, помнишь родителей своих?
— Нет.
— А адрес? Школу? Где родилась? Что угодно.
— Только отрывками. Свет назойливый, свист в ушах. В Челябинске это всё было.
— Челябинск, значит.
— А что?
— Сейчас, — Каменёв за долю секунд выкопал из-под кипы макулатуры белый компьютер. Машина зажужжала, издала пронзительный писк, — Если предположение верно, то возможно у всех нас появятся некоторые ответы.
Оля спокойно сидела, пока Пётр Андреевич что-то усердно печатал. Вот он остановился, взглянул на Олю, на экран, снова на Олю и вновь на экран.
— Что случилось?
— Нашёл, по мелочи, — он развернул монитор, оттуда на Олю смотрело её фото в школьной форме, когда ей было 16 лет, и какой-то документ, — Узнаешь?
— Да, это я! Не самое лучшее фото конечно, я тут глупо выгляжу и галстук кривой.
Оля принялась вчитываться в документ, который о ФИО старательно умалчивал. Эти строки могли быть о ком угодно.
“Физическое развитие соответствует возрасту. Болеет редко. Сдержана в проявлении эмоций и чувств.
Из добропорядочной, полной семьи. Единственный ребёнок. Никаким систематическим унижениям и дискриминации не подвергалась. К знакомым и семье относится дружелюбно и отзывчиво.
Учится хорошо, но должного энтузиазма в олимпиадах и соревнованиях не проявляет. Лучше всего проявляет себя в гуманитарных науках. Коллективом не отвергается. Не ведомая, не лидер. К любым конфликтам относится отрицательно, новых людей сторонится. Особо массовых мероприятий тревожится. Брать большую ответственность в том числе.
Внеклассные мероприятия посещает редко. Числилась в пяти кружках, в каждый записывалась добровольно. Каждый бросила. Больше прочих посещала литературный — два года. Порученные задания выполняла исправно.
Отличается замкнутостью. Ведёт себя сдержанно. Общается неохотно. Близких друзей нет. Обещания выполняет в срок, чем заполучила положительную характеристику от коллектива. Любит одиночное времяпрепровождение, но не отказывается от возможности поучаствовать в чём-то, как пассивный участник или сочувствующий.
Склонна свои проблемы взваливать на себя, переживаниями не делится. Не единожды была замечена в комендантский час на набережной. На учёте в детской комнате милиции не состоит.
Ребёнок склонен к тревоге и чрезмерной самокритике. Не имеет чётко выраженных целей, пассивен, из-за чего необоснованно принижает своё положение в коллективе. Добра, склонна к сопереживанию. Требуется профилактическая беседа с родителями.”
Оля помотала головой в негодовании.
— Что это? Это так обо мне психолог писала? Единолична? Без энтузиазма? Пассивный частник… ой, участник? И ничего я на себя не взваливала, нормальной была.
Каменёв сидел опечаленным.
— Что ещё там? Это база данных?
— Да. Подходи ближе.
Свидетельство о рождении. И о смерти: на которое Оля не сразу обратила внимание. Протокол патолога-анатомического вскрытия. Там было много чего написано, но главное и больше всего бросающееся в глаза — смерть в результате странгуляционной асфиксии (удушье). На свидетельстве о смерти печать, росписи и написаны сверху фамилия, имя и отчество. День рождения 22.06.1958, а строчками двумя ниже день смерти 26.12.1975.
— Что это за идиотизм?
Каменёв выставил кружку с оранжеватой водой: — Держи, валерьяна обычная.
Оля недоверчиво взяла её, принюхалась. Да, валерьяна, самая обычная.
— На старости лет помогает уснуть и тебе успокоиться поможет.
— Так может вы объясните, что это вообще такое? — отпив, продолжала Оля.
— Досье, если просто, на Тоню тоже есть, но неполное. В архивы электронные мало что успели перенести.
— О чём вы? Свидетельство о смерти, экспертиза какая-то. Я тут перед вами сижу, что за розыгрыш?
— Эх, — он вздохнул, а на лбу у него выступил пот.
— Чего же вы молчите?
— …
— Говорите уже, хоть напрямую!
— Был в Челябинске один проект…
— Который двадцать первый?
— Да, по созданию вакцины был. По бумагам всё прилежно и чисто, но на деле… На деле эксперименты ставили над людьми. В общем, вы, если это вы, что очень вероятно, этим экспериментом и являетесь.
— Глупость! Не стали бы у нас таким заниматься.
— Не забывай. Как бы то грубо ни было, а жизнь одного — это ничто перед жизнью миллионов. Всё же государство должно было о безопасности всего общества думать, а не о благополучии одного человека.