Любить не страшно (СИ)
Потом мы рисовали красками. У каждого был свой лист. Я, подумав, нарисовал собаку, сидящую возле будки — не зря же мой брат возился целое утро! Я запечатлел его труд! А Даня — какой-то длинный прямоугольник, с квадратиком вверху. Когда внизу прямоугольника появились две палочки, я понял, что это — человек.
— Данечка, ты себя нарисовал. Даню?
Тишина в ответ.
— Нет, это, наверное, папа. Вон какой красивый!
По его реакции — он стал отодвигать от меня листок, я понял, что это точно не я. И для Дани важно, чтобы я угадал, кого он нарисовал — иначе бы так не переживал. Присмотревшись, я сказал:
— Ну, что с папой сегодня? Это же Лиза? Правильно?
Он несколько раз кивнул головой. Потом тихонько повторил ее имя. Причем несколько раз. Несколько десятков раз.
Все-таки, она, каким-то образом, произвела на моего малыша впечатление! Непонятно только какое! Но ее он заметил — это точно. Впрочем, не заметить ее трудно. Я вот тоже… заметил. Ничего, Матвей, два месяца пролетят, как стрела. Лиза уедет на учебу, и снова начнется спокойная, размеренная жизнь. Немножко потерпеть и найти себе бабу. Нет, две бабы. Одну, чтобы готовила и прибиралась. Вторую, помоложе и посимпатичнее, чтобы… Ну, понятно, зачем. И вторую поскорее надо бы, потому что из-за долгого воздержания, я, похоже, думать мог только о сексе…
По дому разносились потрясающие запахи. Их я спутать с чем-то другим не смог бы никогда. Пахло мясо. Из духовки. Мясом с картошечкой. К этим душераздирающим ароматам примешивался запах какой-то выпечки, отчего слюна непроизвольно собиралась во рту, грозясь в какой-то момент побежать струйкой по подбородку. Скоро там обед уже? Надо пойти проверить.
… Лиза, склонившись над кухонным столом, что-то резала на дощечке. Салат, что ли, делает? И напевала тихонько — музыку в наушниках слушает, вон шнур тянется к телефону, засунутому в задний карман джинсов. Слегка пританцовывает. И этот сарафан ее, членоподнимающий, в такт движениям колышется внизу. И бесцветные бретельки так интимно, так приглашающе на плечах натягиваются… А еще прядка светлых волос, выпавшая из пучка, собранного на макушке, легко касается тоненькой шейки сзади. И вот именно в этом месте я бы поцеловал… Подул бы на волосы, чтобы освободили местечко и лизнул бы конкретно этот кусочек розовой кожи. Она бы вздрогнула от неожиданности, и шейка ее обязательно покрылась бы мурашками.
В моих безумных фантазиях я легко представлял себе, как прижимаю к себе стройное девичье тело — вот именно в таком положении, чтобы ягодицами уперлась в ставший болезненно твердым член…
Руки, как будто в теле есть право у отдельных органов действовать самостоятельно, не подчиняясь мозгу, поднялись, и я в позе зомби шагнул к ней, сократив расстояние между нами до нескольких сантиметров.
9
Усилием воли, неимоверным просто, заставила себя резать огурец дальше. Ни повернуться, ни вздрогнуть, ни замереть — уйдет, исчезнет…
То, что Матвей стоит за моей спиной я поняла сразу, как только он там оказался. Зачем он пришёл? Что именно хотел увидеть из-за моего плеча? Я не знала. Не это было важно.
Важен был его запах, который окружил меня, который до предела наполнил мои лёгкие — я хотела дышать им всегда… Я никогда не умела определять запахи. Они для меня делятся на четко определенные: приятные или неприятные, сладкие или горькие. Ну, может быть, цветочные от цитрусовых я еще могла бы отличить. Но Его запах я и не пыталась как-то определить. Зачем? Так пах только он один. Я подозреваю, что он всегда пользовался одной туалетной водой, которая носила лично мной придуманное название — "Запах Матвея". И вот сейчас… так близко…
Никогда, ни один мужчина не производил на меня такого впечатления. Хотя, Лиза, многих ли мужиков тебе приходилось нюхать? Если исключить не всегда приятные случаи в автобусе или метро, то всего пару парней, с которыми пришлось встречаться. Причем, "пришлось" в самом негативном понимании этого слова. Потому встречалась, что в моем возрасте встречались все, потому, что не смогла отказать вовремя и нужными словами. Но не потому, что нравились…
Всегда только этот запах… Всегда только этот мужчина…
Огурец был измельчен до состояния каши, но я все резала и резала его, боясь, что стоит мне показать, что я его чувствую, он развернется и уйдет.
Не дотронулся, не прикоснулся даже, а мои ноги стали ватными, голова кружилась. Я не слышала больше слов песни, что звучала в моих наушниках.
Мое воображение подсовывало совершенно невозможную картинку…
Руки скользят по моей талии, смыкаются в замок впереди. Горячее дыхание опаляет шею… И я шепчу ему то, что всегда мечтала сказать: "Матвей, любимый…"
Все-таки не выдержав, оборачиваюсь. А за спиной никого нет…
Выдыхаю. Оказывается, голова кружится, если не дышать так долго. Что это было? Я сошла с ума? Привиделось? Да нет, я же не видела его… глазами.
… Незаметно наблюдаю за ним во время обеда. Он терпеливо кормит Даню. А я, как ненормальная, слежу за тем, как его длинные пальцы с короткими светлыми волосками на тыльной стороне отламывают кусочки хлеба и подносят ко рту ребенка.
Картошка с мясом из духовки Даней воспринимается без энтузиазма. Но он все-таки ест, уговариваемый отцом. Зато компот из собранных в саду яблок с шарлоткой из этих же яблок идет на ура!
А вот сама я есть не могу. Совсем. При Роме не так остро воспринималось присутствие рядом Матвея. А сейчас мне все время кажется, что мы с ним в комнате вдвоем. Даня молчит, может, поэтому?
Он не смотрит в мою сторону. Спокойно кормит, потом также спокойно ест сам. Собирает посуду со стола. Ой, что ж я сижу-то? Это же я должна делать…
— Матвей, я сама уберу! — выхватываю тарелку у него из рук…
Не знаю, как у меня получается, но рука накрывает его руку. Меня ощутимо встряхивает. Точно так же было в общаге, когда я будучи первокурсницей, решила поменять лампочку в комнате. "Статическое электричество?" — думаю я, разглядывая свою ладонь, лежащую поверх его руки. Убрать! Убрать же нужно? Но это выше моих сил.
Поднимаю взгляд на его лицо. Он тоже завороженно рассматривает наши руки. Потом у него слегка кривятся губы, как от зубной боли, он резко вырывает свою руку вместе с несчастной тарелкой, бросает ее в раковину, разворачивается и быстро уходит в свою спальню.
Что это было?
***
Что это было?
Она специально?
Током бьётся, как оголенный провод! Да что со мной творится сегодня? От одного прикосновения, от близости к ней — в трусах камень, в мыслях — порнофильмы… Все дело в таком долгом воздержании, конечно. И дальше терпеть это опасно, причем для Лизы в первую очередь. Та-ак, пора начинать операцию под кодовым названием "Найти бабу на ночь".
Вернулся на кухню, где она все еще мыла посуду. Остановился возле окна и уставился на щенка, который гонялся за бабочкой возле будки. Смотреть на девчонку нельзя!
— Лиза, мне нужно в город. Ты справишься с Даней? Он не будет плакать. Просто присматривай за ним и все.
— Справлюсь. Хорошо.
Все-таки не удержался и посмотрел на нее: глаза опущены в пол, руки теребят скатерть, щеки покраснели. Что? Внутренний голос тут же принялся нашептывать, что с ней происходит то же самое, что и со мной — она хочет меня, также, как я ее! Но я давно понял, что если у других людей внутренний голос называется совестью, то у меня — это какая-то мерзкая, пошлая тварь, цель которой — превратить хозяина, то есть меня, в монстра. Поэтому задавил в зачатке эту тупую идею.
— Я постараюсь вернуться к тому моменту, когда его пора будет укладывать спать — часам к десяти. Точно справишься?
— Мне можно погулять с ним?
— Конечно, только кепку надевай, чтобы голову не напекло и воду бери — он все время на улице пить просит. И от комаров побрызгай — на тумбочке в прихожке.