Принцесска: Никому не верь (СИ)

Следом за мной приземляется полковник.
— Нам придется бежать, — говорит древний воин.
— Мариис бежать не сможет, — раздражение отчетливо слышится в голосе мастера Ирэ.
— Главное, чтобы ты мог, — усмехается призрак и срывался в галоп со мной на руках.
Ветер треплет мои волосы, которые я так и не удосужилась заплести, забирается под одежду, касается щек. Восторг от скорости переполняет меня, и я неожиданно для себя абсолютно счастливо хохочу. Смеюсь, утыкаюсь носом в шею Арана, и знаю, что он тоже улыбается.
— Откуда ты знаешь дорогу? — спрашиваю я, отсмеявшись.
— Я знаю многое, моя принцесска, — загадочно сверкнув глазами отвечает ХегАш.
Хаган бежит неподалеку, но долго ему поддерживать такой темп непросто. Он сильный мужчина, но все-таки живой.
Аран ведет нас совершенно другим путем, немного более длинным, чем те, которыми пользовались мы, но гораздо более удобным. И через какое-то время мы видим огни «Веселой Ивы». Мой призрак останавливается, ожидая полковника. Тот вскоре догоняет нас, тяжело дыша, и останавливается, упершись руками в колени.
— А в том, чтобы быть призраком, есть свои преимущества, — со смешком выдавливает он.
— Несомненно.
Аран хоть и опустил меня на землю, но его рука все так же собственнически лежит на моей талии. Я решаю позже заняться анализом своих чувств и ощущений по поводу его близости. А сейчас нам нужно узнать, с кем встречается Аэрт. В груди больно колет от воспоминания об огненном коте и его роли во всей этой истории.
— Поторопимся, — восстановив дыхание предлагает полковник.
За время нашего забега заметно потемнело. На двор «Веселой Ивы» опустились сумерки, которые черными кляксами уже выделили деревья и строения, но остальное пространство еще остается прозрачно-серым. Мы, стараясь держаться в тени, обходим заведение по дуге и приближаемся к так называемым отдельным кабинетам. Конечно, «кабинеты» — это слишком громко сказано. Это те же столики, только отделенные друг от друга решеткой, заплетенной дикой вермой, которая, кстати, сейчас расцвела крупными фиолетовыми цветами, источающими дурманящий аромат. Сквозь плетущееся растение вполне возможно разглядеть то, что происходит в этих кабинетах. Поэтому мы, рискуя надышаться местной дурман-травой, отправляемся вдоль задней стены этих «кабинетов», вглядываясь в силуэты, прикрытые сочными листьями.
Знакомое лицо я узнаю в третьей слева кабинке. Увидев его, я облегченно вздыхаю, нелепо радуясь тому, что предал меня не Аэрт. Хотя все равно обидно, ведь мы знаем друг друга с детства, и он всегда был добр ко мне, даже когда я этого не заслуживала. Жестом я подзываю к себе мужчин.
Лео сидит один, вальяжно облокотившись на спинку широкой лавки. Его лицо повернуто к выходу из «кабинета», а взгляд устремлен вдаль, словно он выглядывает одного из сыновей хозяина, которые разносят здесь заказы.
Аран и Хаган подходят ко мне. Переглянувшись, мы решаем подождать дальнейшего развития событий. Мы ждем, но ничего не происходит. Проходит несколько минут с того момента, как я увидела Лео, но он так ни разу и не пошевелился. Понимание обухом обрушивается на мою голову.
— Он мертв, — шепчу я.
Смотрю на Арана, потом на мастера. По их взглядам я понимаю, что они догадались обо всем с самого начала, но, видимо, дали мне время осознать все самой. Что делать, я не знаю. Единственная ниточка оборвалась. Убийца Лео и заказчик моего убийства ушел задолго до того, как мы пришли. Нужно было не дать Лео уйти, нужно было прийти на встречу вместо него, сделать хоть что-то, чтобы он остался жив.
Я начинаю некрасиво плакать, вдруг осознав, что все эти годы, если кого-то и считала другом, то только Лео. Сейчас, когда он умер, я прощаю ему все. То, что он меня предал, то, что пытался убить, то что пришел сюда из жадности. Я никому и никогда не прощала столь многого, а ему готова простить все, лишь бы он сейчас пошевелился, потянулся, повел мускулистыми плечами, а не смотрел вот так вдаль неподвижным взглядом. Единственное, чего я не могу простить — это его смерти, и то — не ему, нет, не ему, а себе. Мне стоило всех поторопить. Мне стоило ворваться в комнату к ним с Алишей и никуда его не пустить.
 
Чьи-то руки сгребают меня в охапку, стараясь закрыть от этого жестокого мира, утешить, а я не могу успокоиться.
— Поверни кольцо, — слышу я голос Арана. — Я пойду проверю, не осталось ли следов. Уведи ее.
Скорее машинально, чем осознанно, я выполняю его просьбу, как и Хаган. Я чувствую, что меня куда-то ведут, ни на секунду не разжимая объятий. Я оплакиваю Лео так, как не оплакивала никого прежде. Прошло много времени, прежде чем слезы стали иссякать, прежде чем я, все еще всхлипывая, смогла что-то воспринимать.
— Поверни кольцо.
Наверное, Аран давно пытался меня дозваться, а я не слышала. Отлепившись от груди Хагана Ирэ, делаю воина видимым.
— Ну что? — спрашивает полковник. — Есть что-то?
— Кое-что, — Аран протягивает ладонь, на которой лежит кроваво-красный камень. — Это было зажато в его руке. Наверное, как-то сорвал с убийцы.
Вытирая слезы, я тянусь к камню, аккуратно беру его в руки. Камень восхитительной огранки, несомненно стоит баснословных денег. Но еще более дорогим его делает зеркальная гравировка на внутренней стороне. Знакомый с детства вензель… Он выглядит так, словно запаян прямо в рубин.
Дыхание перехватывает, в глазах темнеет.
— Я знаю чей этот камень и откуда. Такими камнями инкрустированы наградные кинжалы советников моего отца, — язык не поворачивается назвать его папенькой. — Меня хотел убить собственный отец.
Мрак окутывает все вокруг. Хотя бы ненадолго я избавлюсь от невыносимого присутствия в этом мире.
23
Темно.
— Мариис, Мариис, ты такая глупая!
Оборачиваюсь. Мерир стоит совсем рядом, ему лет шесть, но я смотрю на него снизу вверх. Кто-то толкает меня в спину, и я падаю на него, а он и не думает меня ловить — отскакивает в сторону, и я лечу со ступеней.
Темно.
Картинка меняется. Я одна в комнате.
— Ты не сделаешь этого, Ирагар! — женщина, похоже, плачет.
Я подхожу к двери, к узкой полоске мерцающего света.
— Наверное, ты мне помешаешь? — в голосе мужчины слышны издевательские нотки.
Красавица в роскошном вечернем туалете падает на колени перед повернутым к огню креслом. Я не вижу того, кто в нем сидит. Она притягивает к своим губам мужскую ладонь, целует ее.
— Она же твоя дочь!
— А вот этой лжи тебе лучше было не произносить, — холод в голосе мужчины пронизывает меня до костей.
Рука, которую только что целовала женщина, сжимается в кулак, и с размаху, ударяет ее прямо в лицо. Я кричу.
— Мама! Мама!
Мой голос тонкий, детский.
Мужчина поднимается (но я все равно не вижу его лица) и идет ко мне.
— Кто это у нас тут такой любопытный? — спрашивает он, открывая дверь и обнаруживая меня за ней.
Женщина лежит у камина и не шевелится.
Я плачу.
Темнота.
Вновь смена картинки.
— Я очень люблю тебя, дорогая! — та же красивая женщина ласкает мои волосы, гладит по голове, и я уже почти засыпаю. — Никто и никогда не причинит тебе зла. Это я тебе обещаю.
Что она там делает? Я не вижу, но мне очень интересно, над чем таким склонилась мама. Я приподнимаюсь на подушках и замечаю, как что-то красивое блестит у нее в руках. Она прячет это «что-то» в маленький мешочек и зашивает его.
— Это твой оберег, доченька, — она вкладывает мешочек в мою маленькую ручку. — Никому и никогда не показывай его, иначе его могут забрать. И тогда даже боги не ведают, что с тобой может случиться.
Острый предмет совсем не больно покалывает детскую ладошку сквозь стенки мешочка.
— Ты запомнила? — строго спрашивает мама. — Никто не должен видеть это. Никто на всем белом свете. Пообещай мне!