Кошак (СИ)
— Тогда приподнимись на локти, а лучше…
— Нет, Лай, если ты его поставишь в упор лёжа — у него совсем крышу снесёт. Условный рефлекс, если угодно…
— И кому он им обязан?..
— Викере. Они постоянно друг друга когтями массируют.
— Хочешь сказать, она позволяет ему себя массировать? Когтями? По точкам?
— А чего в этом такого? Если она даже на командование его готова поставить?
— Действительно, ничего…
Понимая, что с двумя мне ловить нечего, я выпустил Сайну из плотного кокона собственных объятий и привстал на локтях. Разговор с рыжей не помешал Лайне сноровисто пропустить когти по моей груди. Я с глубоким стоном выдохнул. Валькирия довольно заурчала. Теперь уже обе кошки с остервенением рвали зубками мои уши, то и дело срываясь на горячие поцелуи. Их язычки так и сновали по ставшей вдруг особенно чувствительной коже… Имплант! Эта бестия всё же коснулась его! А двойное касание… это полный улёт. Не нужно даже впиваться и играть с ним, достаточно просто прикоснуться, и всё, клиент готов. Чувствительность скачет на порядок, сознание как бы расширяется, впитывая ласки всеми фибрами души. Невозможно думать ни о чём, кроме девочек рядом. Хочется ласкать их, ощущать аромат их кожи, напряжение стянутых страстью мышц, горячее дыхание и мурчащий голосок… Но редко это возможно в полной мере. Не для того оно нужно — двойное касание, чтобы ограничиваться простым, человеческим счастьем.
Так и есть. Сайна включается в игру. Её когти накрывают мои бёдра, вытягиваются почти до колен, и вот уже они взрываются пульсацией облегчённой версии точечного массажа. Но мне хватает и облегчённой — чтобы выгнуться дугой в руках двух опытных фурий. Раз, другой… С ошеломлением я понимаю, что голова запрокинута назад, а поцелуи теперь впиваются в открытую шею. Ладонь Лайны в волосах, впивается, тянет — запрокидывая, заставляя мышцы шеи напрягаться. Для игры с сосками ей хватает одной руки с пятёркой острых когтей. Я уже отлично прочувствовал, сколь виртуозно ими владеет чертовка… Ещё там, на татами… Теперь мне открывается другая грань её тёмного искусства… Новый стон разрядки накрывает — выгибая, скручивая всё тело.
— Да!.. — рычит Сай подо мной. — Как хорошо! Обожаю эту пульсацию! Продолжай, сестрёнка! Вдвоём мы его выжмем по-настоящему!
Вскоре кошки поменялись местами, но я этого почти не ощущаю. Всё тело дрожит от последней разрядки. Мне до одурения хорошо. Хочется лишь одного: чтобы это никогда не кончалось. Чтобы две рыжие ощущались постоянно, эдаким призванным дарить наслаждение единым существом. Они удивительно тонко чувствуют друг друга, а через меня помогают и друг другу испытывать всю полноту чувств. Сейчас я не партнёр, я — лишь инструмент, орудие наслаждения. Снежки демонстрируют это мне, но в ещё большей степени — друг другу. Они радуются воссоединению семьи. Похоже, я далеко не первый мужчина, которого пропускают через эту чувственную мясорубку. Кошки великолепно сработанны, они всё знают и всё понимают. Они дополняют друг друга.
— Заканчивайте игру. Иначе наши посиделки закончатся сексуальным угаром раньше положенного времени, — сквозь марево удовольствия прорезался чей-то голос. Он шёл как будто бы через вату, его интонации и звуковые комбинации плыли, ломались, эхом исчезали вдали.
Меня всё же отпустили из клейкой паутины рыжих как солнце волос. Приподнявшись, я встряхнулся и попытался взять себя в руки. Кошки не мешали, только фыркали, довольные друг другом и произведённым на меня эффектом их совместной работы. Только спустя бесконечный десяток секунд мне удалось сбросить оцепенение — как раз вовремя, чтобы заметить отползающую прочь Лайну. В каком-то замедленном кино я наблюдал, как девочка перебирается на четвереньках на своё место. Как мягко, по-кошачьи, ступает коленями и ладонями, в которых воображение дорисовывает аккуратные подушечки со спрятанными внутрь когтями. Обтягивающая форма не мешает рассматривать красивые перекаты тугих ягодичных мышц, натягивающиеся пружины продольных бедренных мышц, работу объёмных канатов мышц спины, удивительно гармонично переходящих в плечевой пояс… Ну уж нет! Так просто я эту кошку не отпущу!
Действовать начал ещё до того, как закончил обдумывать последнюю мысль. Валькирия как раз начала усаживаться на полу. Она ещё только переносила тяжесть покатых бёдер на ковёр, когда моя рука схватила её за ступню. От резкого, опрокидывающего рывка девочка вскрикнула. Разговоры в расположении тут же стихли, сёстры упивались новым раундом нестандартной игры.
Я же тем временем сноровисто подтягивал к себе обескураженную, но отнюдь не податливую кошку. Лайна сопротивлялась. Без единого звука, молча, сосредоточенно. Каждое движение наших извивающихся тел было осмысленно, подчинялось чёткому ритму: я пытался придать телу чертовки нужное мне положение, она всячески этому противилась. На ковре разворачивалось подлинное состязание по борьбе, требующее напряжения всех наших сил и навыков. Однако сила в тесноте переплетённых тел определяла: приёмы проходили плохо, работали, в основном, мышцы. Подобно змее, заглатывающей добычу, я всем телом затягивал под себя обречённую жертву, которая, в свою очередь, пыталась извернуться и выпутаться из оплетающих её мышц.
Кошка так и не смогла провести ни одного приёма, но до последнего пыталась помешать провести какой-нибудь приём мне. Девочка поздно поняла, что сам я не собираюсь с ней бороться, а планирую её попросту пленить. Что моя цель — банально подмять, а не опрокинуть на лопатки или задавить удушающим приёмом. Огромным подспорьем для меня стало преимущество в массе и силе. Будь на месте снежки метиллия — не факт, что всё вышло бы так, как было задумано. Но результат превзошёл самые смелые ожидания: валькирия оказалась зажата подо мной без возможности сдвинуться даже на сантиметр. Поняв это, она затихла. Выжидала. Усыпляла бдительность. Надеялась, что допущу ошибку.
Что могу сказать? Сзади кошка ощущалась ничуть не хуже, чем спереди. Приятные округлости, напрягшиеся упругие мышцы — никакой худосочности в ней не было и в помине. Натуральная кошка — гибкая, сильная, подвижная, с идеальным спортивным рельефом тела. Одно удовольствие было держать её в захвате, ощущать телом её горячечное напряжение, чувствовать возле самого уха её размеренное дыхание. Хотя и дёргалась, но не могла сдержать возбуждения. Ведь она уже меня попробовала! Совсем недавно держала, беспомощного, в своих коготках! Ощущала всепожирающий кафй, ради которого стоило жить и преодолевать самые тяжёлые испытания…
— Кошка. Я рад, что твои когти созданы не только для убийства. Мне понравилось. Спасибо.
— Ты только за этим меня подмял? Чтобы сказать «спасибо»? — фыркнула рыжая. Только теперь она позволила себе расслабиться. Правда, позволять себе того же я не мог. Эта бестия вполне способна в считанные доли секунды вернуться на боевой взвод.
Я постарался пошебуршить языком и губами в районе ушка девочки. Отбросил прочь непослушные пряди, и уже начал игру, когда та вновь заговорила:
— Мне так неудобно. Придумай другую позу для игры.
— Не ври, кошка. Тебе удобно и даже приятно. Да, необычно, но оттого особенно остро.
— Ты прав. «Неудобно» — не то слово. Непривычно… Да, именно так.
— Так в чём дело? Привыкай! Мы теперь всегда будем вместе, и поверь, тебе предстоит ещё многое почувствовать.
— Например? — в словах кошки появился игривый оттенок. Всё, она моя!
— Нужен пример? Хорошо! Ты мне показала свои когти в их небоевой ипостаси. Я могу показать тебе свои. Викере нравится… Даже Тиш в восторге. Уверен, ты тоже оценишь. Такая понятливая, всё схватывающая на лету девочка просто не сможет не оценить. Я умею давать, рыжая. У меня не обязательно брать, чтобы я дал.
— И для этого ты меня… так зажал?
— Да. Так наглядней.
— Я уже заинтригована. Так ты меня отпустишь?
— А надо?..
От былой подозрительности и напряжения не осталось и следа, в ответ кошка фыркнула, признавая, что я её уделал. Действительно, выползать из своего уютного гнёздышка в канатах моих мышц она не собиралась. И тогда я пошёл в атаку: