Кошак (СИ)
— Ха! Что-то я не замечала раньше за тобой особой стыдливости. Отдался девочке — будь добр теперь соответствовать её высоким требованиям, — и эта бестия, развернувшись на каблуках, наметилась оставить меня «на хозяйстве».
— Ах, так?! — на губах вспыхнула задорная улыбка. Я шагнул вперёд и, прежде чем дама успела уйти из зоны досягаемости, цепко подхватил её на руки.
Нимфа аж пискнула от неожиданности. Когда же я, наплевав на слабое сопротивление ничего не понимающей женщины, прямо так, в одежде, опустил её в набирающуюся ванну, она и вовсе задохнулась возмущением.
— Ты! Да что ты… Вот, рацию испортил…
«Правильно, так её!» — раздался в коммуникаторе довольный голосок Эйди. Девочке пришлось по нраву, что я осадил наглую разведчицу, задумавшую ставить под сомнение наши семейные ценности.
— Ничего, ты же опытная подпольщица. Починишь. Разберёшь, просушишь, и починишь.
— Ну ты наглец!
— Какой есть, — пожал плечами, залезая следом и принимаясь внаглую тискать вновь пискнувшую женщину. Под одобрительное улюлюканье милахи.
— Ладно, включай поля, — проворковала спустя десяток минут разомлевшая под ласками и вкусившая неземного блаженства подпольщица. Всю её спесь как рукой сняло. Когда же вокруг нас соткался почти непрозрачный пузырь защитных энергий, добавила: — Такой кайф ощущать себя защищённой… Везёт же твоим кошкам! Каждый день могут забираться в твои объятья и кайфовать под почти непробиваемой защитой… Даже когда она неактивна, она эффективна… для своих.
— А ты хорошо осведомлена о возможностях мечниц… для подпольщицы.
— Ну, у меня весьма разносторонняя подготовка… Ты, кстати, тоже хорош не только полями, — разведчица прошлась ладонями по согнутым в коленях моим ногам и, точно в удобном кресле, расслабленно откинулась мне на грудь. — Сразу чувствуется подготовка валькирии — агрессия и напористость в каждом жесте; тебя так и подмывало выбрать оптимальную точку и принять бой. А мне, как видишь, приходится всё больше по стенам жаться, да по всяким узким проходам лазать… Сегодня впервые за столько лет даже хотела поддаться искушению и принять бой. Ты как-то странно на меня влияешь.
— Ничего, у нас с охранителями всё ещё только начинается. Будет им бой, не переживай, — тряхнул головой, упрямо поведя подбородком.
Нимфа сейчас, расслабленная и откровенная, признающаяся в собственной вынужденной привычке быть всегда в тени, казалась особенно уязвимой. Гордая республиканка — ха, и ещё раз ха! Как её гоняли сегодня по коридорам какие-то недавние внешники — так ни в какой постели потом не отыграешься. Очень захотелось защитить эту женщину, отомстить её опостылевшим преследователям. Она ведь свой долг перед Республикой так отдаёт, а они лезут!.. Глупое, конечно, желание, импульсивное, но осознание его глупости только заставило упрямей сжать губы. И это моё состояние не укрылось от опытной разведчицы.
— А ведь ты отомстишь… По-своему, по-кошачьи… Что ж, пусть так оно и будет. Почувствую себя в кои-то веки защищённой и отмщённой. Приятно, звезда меня забери!
— Скажи, девочка, почему квартира? Почему не база, скажем, Дальней разведки? У вас вообще есть свой штаб?
— Мы одиночки, кот. Какой у нас может быть штаб? — похоже, Нимфу проняло не на шутку. В её словах в таком, казалось бы, малозначительном вопросе стояла натуральная обида. — Постоянно одна. Постоянно по таким вот квартиркам. Маленьким, неказистым, чужим…
— Ну-ну, девочка, успокойся, — зашептал в изящное ушко, стараясь окружить заботой, обогреть эту по-своему несчастную женщину.
Ладони сами пришли в движение, заскользили по разомлевшему телу любовницы; вот они накрывают грудки, и с губ девочки слетает первый стон — как вздох. И покуда одна ладонь продолжает нежно, но настойчиво ласкать грудку, вторая начинает своё неостановимое шествие вниз… вниз… вниз… пока не оказывается с внутренней стороны бедра. Здесь пальцы ненадолго задерживаются — всего лишь на несколько мгновений, но мгновений долгих, пахнущих сладострастной истомой. Вздохи разведчицы становятся громче… Когда мои зубы резко прикусывают мочку уха, а пальцы врываются в святая святых любой женщины, начиная уже здесь плести узор удовольствия и желания, республиканка срывается на крик. Тренированное, закалённое в постоянном напряжении тело изгибается, выбрасывая из себя плод вожделения — глубочайший оргазм.
— Ещё… — шепчут губы.
Понимание, что пришло время настоящей игры, ударило набатом, разнеслось по венам гулкими «вздохами» сердца. Мои когти, это оружие последнего шанса валькирии, покинули пазы, чтобы подарить не смерть — жизнь. Тело прелестницы вмиг оказалось в плену звёздного металла. Если бы женщина могла, она бы подалась им навстречу, но сладостный плен казался абсолютным, будоражащие воображение острия заняли наиболее чувствительные зоны, протянувшись от них дальше, превращая в эрогенные зоны вообще всё тело одержимой желанием женщины. Она отдалась вся, разом, без остатка. Я мог сейчас делать с ней всё, что мне заблагорассудится, лепить её, как пластилин. Однако сам принял этот жест с глубоким трепетом, точно хрустальную вазу — взял эту девочку, лишь чтобы подарить ей столь вожделенное удовольствие; подарить ощущение защищённости, заботы, правильности, жизни…
Спустя, казалось бы, целую вечность, я лежал на кровати на боку, вытянувшись, опершись на локоть, и любовался своей разведчицей. Удивительная женщина! Другую бы на её месте, после нескольких часов утончённых ласк и бесконечного калейдоскопа оргазмов, уже вырубило бы, а республиканка лишь энергичней погрузилась… в работу. Чем-то это напоминало массивную звезду. Та тоже, чем больше отдаёт энергии с излучением вовне, тем сильней разогревается. Только звезда обязана этим гравитационным силам сжатия, делавшим её теплоёмкость отрицательной, а Нимфа… даже не знаю, каким силам заложило душу это неземное создание.
Брюнетка расположилась на полу, аккурат у голографической имитации окна в лиственный лес. Из обширного «проёма» лился несмолкающий птичий перезвон, изливался чудесный аромат трав в солнечном ореоле. Пирамида солнечного света конусом ниспадала на замершую в позе лотоса республиканку. Казалось, та вся светится этим отражённым светом, ещё и усиленным отблесками раскрытых вокруг голограмм.
Изящное тельце казалось прозрачным, сотканным из этого нереального света. Аккуратные грудки капельками росы топорщились вверх, подставляя свету крупные горошины сосков. Девочка по сравнению с другими республиканками была чуть меньше среднего роста, хрупкая, миниатюрная — ну натуральная внешница, идеал красоты Конфедерации. Такую хотелось окружить заботой, обогреть, приласкать… Если не знать, какой неостановимый моторчик пульсирует в этом обманчиво податливом тельце. Тем не менее, я проникся её обманчивой беззащитностью. Улыбался, любуясь сотканным из света силуэтом, на какое-то время позабыв собственные переживания. Даже кошки вылетели из головы. Кошки…
Новая мысль заставила встряхнуться. И хотя девочки себя сейчас никак не проявляли, они постоянно незримо присутствовали рядом. Смотрели моими глазами, проникая через коммуникатор словно бы в сами мысли… А если мужик пялится на женщину — какие у него могут быть мысли?.. Правильно, явно не о супружеской верности.
«Кошки. Это не то, о чём вы подумали», — сказал одними губами.
«Вот как? — раздался насмешливый голосок Сай. — Сначала ты ублажаешь эту девочку. Ублажаешь очень чувственно, порывисто, с душой — уж я-то знаю! — а потом тупо лежишь на кровати и любуешься ею. Должно быть, это просто недоразумение. Хотел сделать девочке лечебный массаж, а оно вон как обернулось… Да? Я права?»
«Не ёрничай, рыжая, тебе не идёт, — поморщился. — Ты же видишь, она очень несчастная республиканка. Скучает. Вдали от своей любви, в чужом менталитете, без надежды в любой момент оказаться среди своих. Мне хочется её немного обнадёжить. А сейчас я просто любуюсь… без сексуального подтекста».
«Сай, не дёргайся, — неожиданно пришла на помощь Милена. — Он прав. Что бы с ней ни делал — разговоры разговаривал или трахался — всё едино. От этого ничего не изменится. Ни в наших отношениях, ни в нём. И рядом он всё равно не окажется».