Цветок яблони (СИ)

И Бланка брала эту кровь, черпала, пачкая ладони, вила нить, сплетая со своими волосами, а затем возвращая обратно. Кнуту. Тому, что когда-то был создан Мири, в годы, о которых госпожа Эрбет ничего не помнила.
...Ради взмахнул оружием над головой в десятый раз, воздух взвыл, кнут вспыхнул, напоминая теперь ярко-огненный медный волос. Его конец метнулся над пропастью, невероятно удлиняясь, забирая последние силы умирающего дэво, и врезался в противоположную башню — удивительно метко, прямо под синей точкой окна.
Тэо смотрел на то, как тонкий рыжий канат мостом перекинулся между двумя твердынями Калав-им-тарка. Как отдал жизнь дэво, «слившись» со своим оружием, став дорогой для асторэ.
— Сделай это, — сказала ему Бланка.
Не ожидая ответа Пружины, она повернулась к лестнице и, опираясь на руку Вира, поспешила вниз.
— Рыба полосатая! — прошептала сойка, задрав голову.
Тонкая оранжевая струна появилась в небе мгновенно. Только что её не было — и вот, стоило моргнуть, уже соединяет башни. Сердце забилось учащенно, потому что, даже по мнению равнодушной ко многому Лавиани, на её глазах произошло настоящее чудо.
— У вашей Мири получилось, — безучастно бросила Нэ. — Асторэ в самом деле ловок настолько, что сможет по ней пройти?
— Да.
— Хорошо.
Отряд герцога в этот самый момент прискакал к башне. На площадке сразу стало тесно от всадников. Лавиани потянулась за стрелой, но Нэ остановила ее:
— Сказала же. Найди себе дело по плечу. И не трогай его. Я не пойду туда, пока он не уйдет.
— Рано или поздно с ним придется встретиться.
— Поздно мне нравится больше. Тогда я буду готова.
Сплошная каменная стена пошла рябью, открывая вход, который тут же сомкнулся за юношей.
Все гвардейцы остались. Большинство солдат задрали головы вверх. Один из них затрубил в рог.
Громогласный сигнал тревоги низким гудением перекрыл водопад, полетел по округе, отразился от горных вершин, множась эхом. И повторился. А потом снова.
Спустя несколько мгновений от замка пришел ответ. А затем, еще через минуту, прилетел другой, от Шаруда. Трубы пели не умолкая.
Нэ поднялась одним плавным, слитным движением, берясь за меч и глядя на лес. Сойка могла лишь догадываться, как та, несмотря на рёв водопада, расслышала приближение чужаков.
Но это оказались Мильвио с Шерон.
— Они знают, — сказал треттинец, и было понятно, что «они» совсем не люди. — Мост Бланки видно отовсюду в долине.
— Тем хуже для них. Главное, сам не лезь. Без Фэнико против шауттов ты бесполезен. Я справлюсь. Сидите. Мы с Милосердием разберемся.
Она, положив страшный клинок на плечо, направилась к башне.
Едва её заметили, раздался окрик.
Один из гвардейцев, перехватив поудобнее топор, заступил дорогу высокой старухе.
Взмах тяжелого меча — быстрый, словно полет стрекозы, — и человек упал на площадку двумя половинками.
Нэ небрежно переступила через тело и врезалась в толпу ошеломленных воинов.
Клинок, вспыхнув алым пламенем, мелькнул, оставляя в воздухе кривой огненный росчерк. Кто-то шарахнулся от него, кто-то, наоборот, ринулся в атаку: на Нэко насели со всех сторон. Двенадцать гвардейцев, отбежав к лошадям, отстегнули арбалеты. Меч, вырвавшись из её руки, сверкнул факелом, ударил крест-накрест, опрокидывая полтора десятка солдат, лишая их голов, конечностей, жизни, так, что Шерон вздрогнула, чувствуя, как рвутся нити.
Милосердие уже был у таувина в руках, описал огненную дугу над ней, рухнул, перерубая древки копий, убивая самых смелых, подвернувшихся под удар. На нее кинулись семеро, закрывшись высокими щитами, и тогда Нэ воткнула меч острием в землю. Та замерцала вокруг нее, у оказавшихся на этом пространстве, алый огонь хлынул из глаз, затем изо рта, и их лица оплавились и почернели.
Тогда в нее ударила дюжина болтов — и сгорела, врезавшись в купол, разлетевшийся пестрыми перьями. Она снова швырнула меч, прямо в стрелков, и тот, словно натасканный пес, сделал бросок по дуге. Лошади, и без того напуганные происходящим, не выдержали, шарахнулись в разные стороны, разваливая оборонительные ряды отряда.
 
На глазах Лавиани множился хаос. Люди кричали и умирали, все пылало.
Старуха убила какого-то воина кулаком, расплющив его шлем, подхватила тело, с силой кинула во врагов, опрокидывая их. Подняла Милосердие и продолжила уничтожать всех на своем пути. Словно перед ней были не опытные, закаленные в боях гвардейцы да Монтага, лучшие воины Горного герцогства, а беспомощные дети.
Лавиани смотрела на происходящий бой... нет — избиение, во все глаза. Шерон никогда не видела сойку настолько изумленной. И было от чего.
— Это и есть настоящая сила таувина, Фламинго?
— Её малая часть, сиора, — отозвался Мильвио.
Больше половины длинной сложной лестницы Вир пронес Бланку на руках, чтобы сократить время, сильно опередив спешащих за ними треттинцев.
Внизу стояла «лошадь», обещанная Шерон. Сплетенная из нескольких человеческих тел, с торчащими восемью ногами, на которые она опиралась, и выемками в «спине», похожими на седла. Вир не удержался, показательно поморщился от этого отвратительного зрелища.
Ремс дожидался здесь же. Смотрел на Бланку, счастливо улыбаясь. Она чувствовала, что надо спешить, но не могла не подойти к нему.
Протянула оранжевый посох Саби.
— Каждый из вас выполнил предназначение. Я горда вашей верой. И благодарю за то, что было сделано. Осталось последнее — отнеси его в Храм и владей им, мой первый жрец.
Он поцеловал её руку сухими ледяными губами.
— Придет ли Милосердная в наш дом?
Она знала, что он уловит запах её лжи, и потому сказала правду:
— Я приду. Рано или поздно, в этом или другом облике, через месяц или тысячу лет. Но я приду. Даю тебе слово. Ждите. Ибо Храм существует.
— Ибо Храм существует, Милосердная. И ждет. — Ремс поклонился снова, а после устремился, не оглядываясь, по дороге к городу.
Бланка повернулась к лейтенанту де Ремиджио и его людям:
— Уходите. Вы сделали все, что требовалось. Незачем гибнуть. Дальше нам придется сражаться с шаутами. Уходите, — повторила она.
Лейтенант помедлил несколько мгновений, и Вир верно оценил его сомнение.
— Сделайте то, что она говорит.
И воин поклонился, признавая его право приказывать им.
Затем госпожа Эрбет села на тощий хребет «лошади», её спутник опустился на второе «седло». Это был самый быстрый путь вниз, к костяному мосту.
— Ты видишь его? — спросил Вир, имея в виду Тэо на канате.
Она «видела». Не акробата, а свою нить. Чувствовала касание к ней, как к собственной коже.
Шаг.
Такая малость.
Всего лишь один, первый шаг в пропасть.
Пружина вытащил меч Мильвио из ножен, и тот внезапно раскрылся в большой стальной веер, широкий, похожий на щит, с острыми гранями лезвий по кромке и удивительно легкий для подобного оружия.
Тэо сделал движение, наступив на медный, мягко мерцающий канат правой ногой, раскинув руки, ловя баланс. Погружаясь в привычный мир. В то, что он любил больше всего на свете.
Шаг. Другой. Третий.
Ветер. Веер. Баланс. Путь. Цель.
Все предельно просто. Никаких сомнений, сложного выбора. Всего лишь память тела и наработанный годами опыт. Знал бы учитель Тэо, старый владелец цирка Квио, ради чего он когда-то готовил своего ученика.
Ради чего всю жизнь Пружина выступал, совершенствовал свое мастерство. Танцевал на канате. Стал лучшим акробатом герцогств.
Ради этой ночи.
Отсюда его могут увидеть только шаутты, и Тэо очень надеялся, что никто из них не подойдет к окну.
Акробат продвигался, глядя вперед, на синюю точку, которая затем превратилась в прямоугольник. Медный трос был точно дорога, ледяной ветер стал противником Пружины, а Фэнико — защитой, отвечая на малейшее движение запястья, ловя правильный баланс, стоило лишь сместить центр тяжести.