Высокое Искусство (СИ)
А что случилось потом и отчего именинница набралась как простолюдинка из песни про двух веселых вдовушек, заночевавших в грязи у кабака? Неужели все было так хорошо?
Флесса вторично открыла тяжелые веки, посмотрела вверх, на резное дерево. В Мильвессе было принято вешать над кроватью обруч на цепях и крепить уже к нему полог. Вице-герцогиня находила это глупым — слишком легко подобраться лиходею — и привезла из Малэрсида родную, привычную кровать с высоченной спинкой, которая загибалась над изголовьем. Что ж, по крайней мере, женщина в своей постели, уже хорошо. Флесса скосила взгляд направо, обнаружила там высокое окно, за которым поздний осенний рассвет раскрашивал небо всеми оттенками унылости. Движение глазных яблок отозвалось легким приступом тошноты, который, впрочем, быстро утих.
Уже смелее она глянула влево, где что-то теплое согревало руку поверх тончайшего одеяла из пуха горских коз. Обнаружила шапку темных волос, по виду совершенно не мужских, да еще и с красивой заколкой в растрепанных прядях. Дорогая безделушка из серебра была знакомой, наследница заранее кинула ее на столик, рассчитывая «премировать» за старание лекарку. Если конечно старание окажется достойным того. Видимо проявленное искусство стоило награды. Если бы в памяти осталось хоть что-то… С другой стороны если понравилось, можно и повторить.
Скрипя зубами, Флесса передвинула себя в сидячее положение. Глотнула яблочного сока из прозрачного кубка с узором из нитей синего, желтого и коричневого стекла. Легкое заклинание сохраняло напиток прохладным, телу сразу полегчало, но в голове по-прежнему саднила неприятная мысль, что нельзя так напиваться. И для этого должен был оказаться повод.
Флесса подумала, не накинуть ли халат, но за ним требовалось нагибаться, как и за прочей одеждой, живописно разбросанной по всем покоям вице-герцогини. А голова настоятельно указывала, что держаться лучше прямо, избегая наклонов и резких движений. Можно было кликнуть «служителей тела» [25], но … не хотелось.
Она встала, едва не потеряв равновесие, приступ головной боли укоризненно тронул виски. Наследница прошлепала босыми ногами по вощеному паркету мимо стойки с оружием, высоченных книжных полок, тяжелых портьер, закрывающих окна. Бутылочка с эликсиром оказалась на своем месте, в неприметном ящичке, замаскированном под резную панель. Флесса оглянулась на спящую девушку, которая с противоположного конца залы казалась куклой, замотанной в дорогие простыни. Спит… Хотя все равно не следовало так явно пользоваться тайником … ну да бог с ним, об этом стоит озаботиться после.
Глоток прокатился по организму волной живительного тепла, почти сразу ударил в череп изнутри кулаком болезненного жара. Флесса зажмурилась, пережидая первый, наиболее жесткий приступ. И наступило облегчение. За него придется расплатиться назойливым колотьем в правом боку, под ребрами, которое продлится дольше суток, зато телесная немощь и похмелье уйдут менее чем за полчаса.
Все хорошо, все замечательно. Несмотря на дневную пору, дом хранил тишину, оберегая покой хозяйки. Но почему такое чувство, словно что-то пошло не так? Где счастье и приятное удовлетворение от праздника?
Женщина подошла к окну, на три четверти закрытому шторой. Теплый воздух расходился от хорошо прогретого воздуховода, приятно оглаживая тело. По контрасту с теплом промозглый холодок сочился из двери на небольшой балкон, с которого открывался живописный вид на главные ворота и небольшой парк. Следы разгульного празднования уже бесследно исчезли стараниями верных и тихих слуг. Наследница мимоходом глянула на себя в ростовом зеркале, скривившись при виде опухшего лица и растрепанных волос, однако заметив не без удовольствия, что ночь определенно удалась. Следы от чужих поцелуев указывали на дивную пылкость и прямо-таки удивляли оригинальным расположением, свидетельствуя о богатой фантазии целовавшей особы.
Балкон. Открытая дверь.
Флесса почувствовала, как тело само напружинилось, повинуясь инстинкту. Открытый балкон — путь для лиходея! Мгновение спустя расслабилась, глубоко вздохнула. Нет, проберись ночью убийца, она бы не проснулась. Но кто-то же дверь открыл? Или забыл прикрыть после любования магическим фейерверком?
— Так, — сказала вслух женщина, ероша остатки изысканной прически.
По мере того как эликсир прочищал разум, воспоминания кристаллизовались из похмельной мути, спотыкаясь, становились в ряд, одно за другим. Итак, все начиналось прекрасно. А потом стало еще лучше.
И что же было потом?
— Так… — повторила Флесса в сложной смеси замешательства и некоторой растерянности.
Заперла дверь на балкон, щелкнув скрытым замком. Прошла к кровати, на пути все же подняв халат. Завязав на ходу пояс, Флесса без церемоний откинула край одеяла с лица брюнетки в постели. Та недоуменно воззрилась на вице-герцогиню сонным взглядом. Заколка в виде крыла аиста ей и в самом деле очень шла.
— Вон, — кратко приказала Флесса и обошла кровать, направляясь к соку. Она взяла одновременно и кубок, и колокольчик для слуг. Звякнула только один раз, а вышколенный камердинер, который дожидался с рассвета, немедленно приоткрыл одну створку и обозначил присутствие, не заходя, впрочем, внутрь.
— Ванну, — сказала женщина, скользнув взглядом по быстро одевающейся «гостье», добавила. — И носилки для нее.
— Как пожелает госпожа, — склонился камердинер. — Вода готова, сейчас все будет исполнено.
— Пусть зайдет Мурье, — кинула напоследок вице-герцогиня.
* * *Фейерверк уже отгорел, Елена видела его отблески по дороге, но воздух над домом все еще переливался всеми цветами радуги, как северное сияние. В какой-то мере это было красивее самого буйства огня — мягкое, как акварель, свечение, угасающее призрачными тенями в черном беззвездном небе. Стража безразлично глянула на женщину — два горца со скрещенными алебардами, еще два при мечах и кулачных щитах.
— Не подаем, — сказал с гнусавым акцентом один, что без алебарды. Щит у него на поясе был покрыт характерными царапинами и зазубринами, показывающими, что вещь бывала в деле часто и по-серьезному.
— Но если придешь к рассвету, когда сменимся, можно сговориться, — ухмыльнулся второй меченосец с заметно лучшим языком. — Серебрушки щедро обломится. Сразу с четверых.
Елена чувствовала, что привлекает все больше внимания, острого и притом нарочито незаметного. Одинокой свободной женщине тут явно было не место, и чем дольше она стояла у бронзовых ворот, тем больше взглядов скрещивалось на по-мужски высокой фигуре в мужских же штанах.
Алебардисты молчали. Похоже, они тут выполняли сугубо парадные обязанности, а мечники были как акулы в свободном поиске. Елена бросила взгляд налево и направо, прикидывая, кто еще может скрываться в тенях. Хотя, наверное, большая часть скрытой охраны рассредоточена внутри, за стеной из белого кирпича. Даже отсюда было видно, что дом окружен небольшим, но густым парком, там наверняка есть фонтаны, дорожки среди живых изгородей, павильоны для тайных свиданий. Понятие «ландшафтный дизайн» здесь было незнакомо, но украшать свой быт люди умели и любили, даже на крошечных пятачках в несколько пядей земли. А за стеной тех пядей было куда как побольше.
— А, погодь, — наморщил низкий лоб первый мечник. — Так ты ж та девка, что должна была прийти! Мурье предупреждал, — напомнил он второму.
Горцы заспорили, перейдя на родную речь. Связанные косички забавно прикрывали их лица, словно каждый вещал из глубины птичьей клетки. Алебардисты косо переглянулись, наконечники устрашающих орудий едва заметно качнулись, будто хозяева приготовились открыть проход. К воротам изнутри по дорожке белого мрамора уже спешил какой-то слуга, торопливый, упитанный и пестро разодетый.
— Наконец-то, — громко причитал. — Наконец-то!
Ворота были сделаны как обычно в богатых домах, сложносоставными. Две широкие створки, сплетенные из толстых железных прутьев в прихотливом орнаменте, и небольшая калитка, буквально врезанная в одну из створок. Конструкция представлялась довольно непрочной, особенно в свете параноидального увлечения знати собственной безопасностью. Но только казалась. В орнаменте скрывались петли, сквозь которые, при необходимости, вставлялись деревянные засовы, а то и длинные ломы, намертво заклинивая решетку в арочном пролете. Так что выломать ее можно было лишь тараном и не с первого удара.