Эльфийский тесак (СИ)

Все случившееся было единодушно признано каким-то чудовищным недоразумением. Однако, когда за неделю в каталажке скопилось аж целых семь трактирщиков, размахивавших полумиллиардными векселями, то полицейские поневоле задумались. Надлежало немедленно принять меры против неизвестной банды, нагонявшей ужас на всех трактирщиков. Но напасть на ее след так и не удалось. «Бандиты» словно сквозь землю провалились.
После очередной попойки в восьмом по счету трактире, наша троица, была немало удивлена, когда во время прогулки по грязным, никогда не подметавшимся улицам городка, на них с неба спикировал орел в военной фуражке на голове и вручил повестку с требованием немедленно явиться под начало генерал-ефрейтора Рогволда с докладом.
— Не советую прятаться, мерзавцы, орлы Радагаста вас везде достанут, рукой Рогволда было накарябано большими печатными буквами. — А он мой лучший друг! — угрожающе закончил генерал-ефрейтор.
Как бы в доказательство этого, пролетавшая над ними стая голубей дружным залпом птичьего помета обгадила наших друзей.
Фолко виновато принялся ковырять носком башмака землю. Идея поздравить Рогволда, послав ему надувную резиновую жабу, уже не казалось ему такой уж прикольной. Поохав и повздыхав, друзья погрузились на ближайшее морское судно, направлявшееся на север. Немолодой, угрюмый капитан судна, некий Хьярриди, неосторожно согласился перевезти друзей без предоплаты. По прибытии, Фолко вручил ему очередной вексель и, пока вся команда в изумлении воззрилась на очередное чудо Средиземья номиналом в полмиллиарда, быстренько смылась под шумок. Когда Хьярриди вышел из столбняка, его гневу не было предела. Морской народ, больше известный всем как «мокрушники», прослышав о случившемся, в гневе разгромил морской порт, и, подняв «Веселого Роджера», вышел в открытое море. К Хьярриди присоединились другие капитаны судов и вскоре, война на море вспыхнула так, словно кто-то неосторожно поднес спичку к бочке с бензином. Над морскими и речными путями мрачно зазвенела заунывная песнь Морского народа.
 
 
Плывем дорогой трудной,
 
Мы в город с названием нудным,
 
Названием безобразным,
 
Названием непростым,
 
Название можно выговорить,
 
Напившись как свинья.
 
Попробуйте и сплюньте,
 
Минас-Тирит на Андуине,
 
Звучит как «вошь в гондоне»,
 
И хошь не хошь, придется
 
Его пограбить нам.
 
И эльфов мы не любим,
 
А кто же любит эльфов?
 
Морской народ — единственный,
 
Кто самый-самый добрый.
 
А кто нам скажет против,
 
Того засунем в пушку,
 
Зарядим пушку порохом,
 
И фитиль подожжем.
 
И песню нашу звонкую,
 
На дисках продаем.
 
А тех, кто без лицензии
 
Торгует нашей песнею,
 
На рею сразу вздернем,
 
А деньги заберем.
 
 
Эта песня подхваченная всеми гребцами морских корыт, заполонивших все устье Андуина, Барандуина и морского побережья, вселяла в сердца людей ужас и отчаяние, поскольку почти все «певцы» страдали и мучились отсутствием музыкального слуха. Все это, вкупе с тем, что среди Морского народа бытовало мнение «чем громче поешь, тем лучше», заставляло всех морщиться, а примерно с десяток учителей пения утопились к вящему восторгу своих учеников.
Тем временем, неразлучная троица, вовремя скрывшись от Хьярриди, наткнулась на больничный обоз. В нем на подводах везли раненых и больных, пострадавших во время очередных боев на Ангмарско — Арнорской границе… Недолго думая, наши герои «вернули» в строй трех наиболее легкораненых солдат, придав им ускорение носком собственных сапог.
 
— И больше не возвращайтесь сюда! — кричал вслед оставшимся стоять у обочины трем пациентам, с трудом удерживавшим равновесие на костылях.
— Ы-ы-ы! — пробормотал один из них и уткнулся лицом в грязь.
— Абыр-валг, — заявил другой и присоединился к своему соседу.
И только третий, погрозил вслед обозу своим костылем.
— У-у, вшивые недоноски! Я как только выздоровлю, так сразу же вступлю в армию Ангмара, там с ранеными обращаются небось получше.
Тем временем, наши друзья, весело болтая от нечего делать ногами, с интересом оглядывались по сторонам. Всюду, куда только не кинь взгляд, лежали встревоженные селения, гудевшие, словно пчелиные улья. Тут и там появлялись недовольные центральной властью и проповедовавшие Ангмарские свободы. Несмотря на то, что в обозе ехали только раненые и больные, сил у них вполне доставало на то, чтобы таких проповедников расстреливать на месте. После прохождения обоза на дорогах оставались стоять утыканные стрелами проповедники Ангмара. Стоять, потому что количество стрел, которыми они были утыканы не давали телам упасть, зато делали их похожими на больших ежиков.
— С чего начинается родина, — весело пропел хоббит. — С ежика в каждом дворе.
— С хороших и верных товарищей, стреляющих в соседнем дворе, донеслись до него веселые голоса гномов, чьи арбалеты щелкали, как заведенные, делая очередного «ежика».
Уважаемые читатели! По требованию общества защиты животных, поясняю, что при написании этой книги ни одного ежика не пострадало.
Особо свирепствовал в деревнях эльфийский ОМОН. Как бы в подтверждение этого, из ближайшей подворотни послышались звуки ударов и крики избиваемых. Затем оттуда с громким топотом, вразвалочку, выбежало несколько отъевшихся эльфов. В их руках поблескивали волшебные эльфийские кастеты. Затем из переулка выползли два проповедника, лица которых были разбиты крепкими ударами. Под заплывающими глазами красовались свернутые набок носы.
— Я только спросил сколько время! — надрываясь от душившего его плача, заявил один из проповедников.
— Я говорил тебе, не ставь на своих часах ангмарское время, — шепелявя, заявил другой.
— Не задавай эльфу вопрос, — глубокомысленно изрек Фолко. — Получишь в глаз или в нос, — с усмешкой закончил он. Гномы весело закивали, но подозрительно покосились на проповедников. Их руки дернулись было к оружию, но плачевный вид ангмарцев вызвал у них жалость.
— Эх, стрелы кончились, жалость-то какая, — вздохнул Торин. Вторя ему, Малыш закивал головой, как ванька — встанька.
— Точно-точно, — промычал, наконец, Маленький гном.
Воспользовавшись великодушием гномов, проповедники скрылись в ближайшем канализационном люке. Подбежавший к люку хоббит с интересом метнул парочку гранат в люк и, закрыв крышку, довольно зажмурился.
— Бу-бух! — ухнули гранаты. Крышка канализационного люка вылетела из пазов и приземлилась прямо на голову одного из эльфийских омоновцев. От удара, слегка сплющившего каску, эльф перестал заикаться и напрочь исчезло врожденное косоглазие. На откормленной эльфийской харе появилась глупая улыбка, от которой у всех окружающих мороз продрал по коже. Правда уже через минуту, пострадавший пришел в себя и с громким криком «разберемся братан», вместе с остальными сотоварищами принялся пинать зазевавшегося прохожего мыском своих кованых сапог.
Остаток дня пролетел в сладком ничегонеделании. Друзья вновь нашли пристанище в обозе для раненых, заняв места вышедших поужинать больных. На все претензии вернувшихся, они отвечали требованием предъявить билет на проезд. Не найдя, что ответить, больные сплюнули и заявили, что таких мерзавцев наверняка ждет виселица, где они их и увидят, когда выздоровеют.
 
— Отлично, вот под виселицей и встретимся, — крикнул им вдогонку хоббит.
— Веревка всегда при нас, — добавил Торин.
— И ловкие крепкие руки, чтобы затянуть петлю, — откликнулся Малыш.