На кончиках твоих пальцев (СИ)
– А ты уверен, что способен ее защитить лучше меня? – насмешливо поинтересовался Северский.
– Защищать ее нужно только от тебя.
– Может быть, ты и прав. Но кто дал тебе право решать за нее?
– Я ее брат, и она сама меня позвала, – Миша потянул меня в сторону машины, – Поехали домой, ты же этого хотела, правда? – он настороженно посмотрел на мою фигуру, замурованную в кокон ситуации, которую я невольно создала собственными руками. Я же не отрывала глаз от Марата, который сделал шаг в мою сторону и протянул руку. Где-то между нами протянулась ниточка доверия, которую я сейчас могла запросто порвать или укрепить. Где-то на небе смеялись те, кто точно знал правильное решение, и точно знал, что ошибись я или нет, но выбор не принесет мне успокоения в любом случае. Голос разума и голос сердца боролись; никогда прежде мне с таким трудом давалось трезво мыслить и осознавать цену совершенной ошибки.
Звонки телефонов раздались одновременно, словно сговорившись, они настойчиво требовали, чтобы мы перестали делать вид, что способны решать и делать выбор самостоятельно, игнорируя планы судьбы.
Миша ответил первым, и пока он говорил, его лицо менялось, становилось серьезным и задумчивым, а глаза нашли мои – по его взгляду я поняла, что случилось что-то важное, и сразу насторожилась. Северский пару секунд слушал мелодию своего мобильника глядя на меня, а потом опустил свою руку, чтобы взять телефон. Он отвернулся и отошел, до меня долетали лишь отрывистые клочки его ответов – резких и настойчивых.
– Родители приехали, – подошел ко мне брат. Я повернулась к нему и заглянула в глубь глаз, которые смотрели виновато и устало.
– Ты им нажаловался на меня?
– Прости. Я подумал, что они смогут тебя образумить, – он протянул руку и положил мне на плечо. Я скинула ее и оглянулась на стоящего неподалеку Марата, который всё еще разговаривал по телефону. Наверняка он был куда как смелее меня, наверняка смог бы бороться и отстаивать свое мнение и смело смотреть в глаза своим противникам. А я могла лишь сожалеть и снова уступать тем, кто знает лучше. Он, словно почувствовав мой взгляд, поднял на меня глаза, без всякого выражения перевел их на Мишу, а потом понимающе дернул головой – я не взяла его протянутую руку, и этот парень подумал, что теперь я уходила прочь, не желая следовать за ним.
Он отвернулся, а я вздохнула и направилась к машине брата. Не знаю, какую цель преследовали мои родители и от чего хотели меня оградить, но я не собиралась сдаваться просто так. Не в этот раз.
15
Не могу сказать, когда мир замкнулся на чужих руках, но совершенно точно был уверен, что мне больше не хочется их отпускать. Слова, сказанные Зине про вселенную, не шли из желания пофлиртовать или даже заставить ее улыбаться, это говорило сердце, которое, как оказалось, до момента, когда в мою жизнь ворвалась эта девушка, просто спало, погребенное под толстым слоем снега. Сколько себя помню, не было еще такого, чтобы что-то кроме оружия могло заставить меня забыть о времени, перестать волноваться, или равнодушно реагировать на происходящие в жизни события. Оставалось только набраться терпения и медленно, чтобы не спугнуть ее, стать ближе, добиться расположения и заставить улыбаться.
Мне было уже неважно с кем она уйдет после сегодняшнего вечера, я бы не стал сдаваться из-за такой глупости, но всё же очень хотел, чтобы она протянула руку и вложила ее в мою распахнутую ладонь, выдавая тем самым кредит доверия, который существовал внутри нее в лимитированной серии.
Телефон зазвонил очень не вовремя, я был раздражен и ответил резко, даже не глянув на имя абонента.
– Север! – остудила меня Мармеладова, по голосу которой я понял, что она взволнована, – Нужна твоя помощь.
Я вздохнул и глянул на Зину, которая была недовольна и что-то высказывала своему брату. На какой-то миг наши глаза встретились, и мне пришлось заставить себя отвернуться, чтобы побороть желание затащить ее к себе в машину и увезти с собой, не спрашивая разрешения. Но это можно было сделать и потом, сейчас важнее была Соня, которая как всегда в напряжении ждала от меня ответа
– Сейчас буду. Ты дома?
Я ехал быстро, как только мог. Соня жила вместе с мамой и сестрой Зоей в большом кирпичном доме, который как всегда утопал в темени, как будто кто-то специально не включал в округе фонари. Я не стал стучать или как-то сообщать о своем прибытие, просто прошел и поднялся на второй этаж, игнорируя свет в гостиной, где, судя по всему, смотрела телевизор мама Мармеладовой, которая не особо меня жаловала. Мне она тоже не нравилась, эту женщину с натяжкой можно было назвать хорошей матерью, и хотя я не был с ней близко знаком, а Мармеладова, хотя и отличалась словоохотливостью, редко что-то рассказывала о своей семье, кроме того, что я уже знал, мне думалось, что человеком она была не самым приятным, да и посвящать ее в происходящее в мои планы не входило. В отличие от Мармеладовой мне повезло больше, потому что хотя бы один родитель у меня был настоящим, хотя и давно обзавелся другой семьей.
Я прошел вглубь коридора и зашел в крайнюю дверь, где неярко горела настольная лампа. На полу лежала светловолосая девушка без каких-либо признаков жизни, а над ней склонилась Соня, которая не плакала и не билась в истерике, а просто с бездонной тоской и болью смотрела на свою сестру, держа ее за руку.
– Я вернулась недавно и сразу пошла к ней, – безжизненным голосом сказала она, пока я без лишних слов подхватывал Зою на руки, чтобы отнести в машину, – Когда она звонила мне днем, всё было хорошо, ничего не предвещало…
– Подержи дверь, – приказал я, отпихивая с дороги вышедшего на шум большого черного кота, который после моего пинка зло уставился на меня и зашипел, – Ты уже звонила им?
– Да, сказала, что мы скоро приедем… Но, Север, я на самом деле не знаю, где она взяла… Думала, мы с тобой в тот раз избавились от всех источников. Чертовы дилеры, хотела бы я их всех сжечь в одном большом кострище. Вместе с их товаром.
– Давай, помоги мне, – мы осторожно засунули Зою на заднее сиденье, а потом быстро сели в машину. Нам предстоял долгий путь в загородную клинику, где уже суетились врачи, в очередной раз подготавливая место для сестры Мармеладовой. Соня повернулась, чтобы посмотреть на нее, а потом устало откинулась на спинку кресла.
– Ты же не собираешься реветь? – поинтересовался я, включая музыку, чтобы хоть как-то отвлечь Соню и стереть ужасную маску горечи с ее лица, – Я слез не переношу, ты же в курсе.
– А куда ты денешься? – с закрытыми глазами потянула Соня, – Я буду плакать так много, чтобы к дьяволу всё здесь затопить.
– И это твоя плата за помощь? Неблагодарная, – я оглянулся назад: красивая светловолосая девушка лежала в неестественной позе; рука, которая свисала вниз, отличалась хрупкостью и наличием небольшого количества крови на сгибе локтя. Я крепче обхватил руль руками и отвернулся.
– Северский, мне так плохо. Хочу умереть и не могу, хочу закрыть глаза и не видеть, хочу убежать жить на необитаемый остров и не скучать, чтобы не хотеть вернуться назад.
– Так не бывает.
– Почему те, кого мы любим, причиняют нам так много боли?
– Скорее, мы сами выбираем боль. Либо отрезаем с корнями и забываем, либо мучаемся с сорняками всю жизнь. Всё просто.
– Она такая красивая, – Соня схватилась рукой за волосы и принялась их вытягивать, – И так здорово рисует, она умеет петь и готовить, и всегда умела расположить к себе людей. Почему она? Почему не я? Я не принцесса, я дракон, злой дракон, который должен отдать свою жизнь, чтобы принцесса вышла на свободу из замка. Но сколько бы раз я не жертвовала собой, она все равно страдает больше…
– Дура ты, Мармеладова.
– Ага, знаешь, я думала, что когда ты увидишь ее, ты сразу же влюбишься, сразу же перестанешь обращать на меня внимание. Когда ты вернулся, я очень ревновала, когда вы знакомились и мило общались, я по-настоящему боялась, что ты станешь тем принцем, который уведет ее от мачехи и злой сводной сестры. Но какие-то ироды исковеркали всю сказку.