Почувствуй (СИ)

Не знаю, почему для кого–то неочевиден тот факт, что чужую девушку трогать не нужно. Каким идиотом надо быть конченым, чтобы не понимать этого.
Шаг за шагом. Вперед.
Вот и вывеска зеленая с названием бара. Я миную ее. Стою, оглядываюсь.
– Матвей! Дом! – голос знакомый.
Оборачиваюсь как в какой–то замедленной съемке. Со стороны себя вижу, бешеного.
Люба, подруга Юли, на крыльце стоит. Еще какие–то девчонки с ней.
– Где? – спрашиваю.
– Матвей, я Юле позвонила. Она едет уже. Давай дождемся ее и поговорим спокойно? Я уверена, ты не так всё понял.
– Где? – повторяю.
– Они дальше прошли, там за поворотом, где курят...
Киваю и иду в ту сторону, что указано. Предвкушение дыхание сбивает, и я специально максимально наполняю легкие, кислородом насыщаясь. Пульс разгоняется, тело напрягается в предвкушении. Злости такой в жизни не чувствовал. Она, злость, от каждой новой потери сильнее становится. Усугубляется.
Сканирую местность, а потом захожу в темный переулок. Здесь мочой пахнет и куревом.
Выделяю из толпы его сразу же. Рост, комплекция, манера двигаться. Фиксик.
В ушах шумит. На моем телефоне фотография, где Юля с ним в обнимку лежит на какой–то пьянке в постели. Я как увидел ее, язык до крови прикусил, чтобы хоть как–то перебить то, что чувствую.
Замечают меня мгновенно. Захар от толпы отходит, напрягается. Фиксик медлит. Потом отделяется от парней и идет в мою сторону. Я — навстречу.
На середине встречаемся. Захар нож в руке как бы невзначай держит. Знаю, что не применит. Это так, для устрашения. Но пусть, вдруг подействует. Вряд ли здесь бойцы собрались, но толпой можно любого чемпиона забить, что уж о нас с Захаром думать.
– Матвей, привет, – говорит Фиксик примирительно. Руки не тянет, не пытается. Но настроен на мировую.
Я смотрю на него, а картинка перед глазами становится такой четкой, будто я под химией. То, что я ощущаю, – сильнее разума. Оно сильнее всего на свете. Эта девушка — часть моей жизни. Она единственная, кто всегда выбирала меня, всегда была на моей стороне. Она единственная, что действительно мое.
Он до нее дотрагивался. До моей девочки. Ее безопасность, ее желания, ее тело — это святое. Никто и никогда.
Никто и никогда не дотронется без ее согласия. Я умру скорее, чем позволю. Я сам ждал столько лет, и дальше бы ждал, если бы потребовалось. Всё только по ее желанию. Всегда. Она — особенная.
А согласия там не было. На фотографии этой с*аной. Иначе... Блть, иначе я просто сдохну.
Фиксик что–то объясняет. Всей моей силы воли хватает только для того, чтобы не втащить ему сразу.
– …Я не хочу конфликта, Матвей, – заканчивает добродушно. – И я готов извиниться.
Лезу в карман и достаю телефон. На заставке Юля. В полутьме лицо не определяет, поэтому набираю пинкод вручную. Показываю фотографию.
Приходится приложить усилие, чтобы рука не дрожала. И не выдала, насколько я уязвлен сейчас. В течение года один ушлепок из моего района облизывал ее кулон, и я ничего не мог сделать. Я не мог ее защитить. Никто не знает также хорошо, как я, что такое уязвленное самолюбие.
Жажда мести усиливается. У меня голову срывает.
Фиксик смотрит на фото. Юля лежит на диване вполоборота, он обнимает ее, рука на груди. Губы виска касаются. Рожа довольная.
– Объясни как это получилось, – говорю ровно. Отрывисто. С вызовом. – У тебя одна попытка.
– Мы у Любы Исаевой были в гостях, сидели разговаривали. Я пошел курить. Заглянул в комнату, там Райденко дрыхнет при свете. Она давно мне нравилась. Не удержался, подлег и сделал эту фотографию на память.
– Ты. Ее. Трогал?
– Она бы проснулась.
– Трогал или нет?
– Нет.
– Зачем наврал, что трахал ее, и что это фото после? – голос звучит отрешенно. Я следователь на вопросе. Потому что я – настоящий – не смог бы это выдержать.
– Брат, честно, сорян. Я выпил. Парни выпили. Не знал, что инфа до тебя дойдет. Я не хочу конфликтов.
– Вы учитесь в одной группе. Вам вместе еще минимум два с половиной года быть. Ты ее выставил шлюхой перед одногруппниками. Она девочка хрупкая, ее нельзя обижать. Ты не в курсе, как быстро такие слухи разносятся?
 
– Ну, знаешь, тут не только моя вина.
– Чья еще вина.
Смотрю на него.
– А как она ведет себя? Сама глазки строит, жопой вертит.
– Че ты, блть, несешь.
Фиксик взмахивает руками.
– Ляпнул сегодня лишнего, брат, признаю, не прав! Но ты и меня пойми. Она все знаки мне давала, что расчитывать можно. Влюбила в себя. А потом в отказ пошла: «У меня есть парень, бла–бла–бла». Я и денег на нее потратил, и времени, и нервов. Парни надо мной ржали. Не хотел лохом выглядеть.
У кого–то явно бурная фантазия. Вот не зря он мне сразу не понравился.
– А ты не в курсе был, что у нее парень есть, который узнает и найдет тебя?
– О тебе она мало и редко говорит. Я думал, вы расстались давно.
В висках долбил. Фиксик продолжает говорить, все также сильно жестикулируя, пальцы загибая:
– Аниматорами меня работать звала каждую неделю. Выступать умоляла пойти с ней, ясно понятно, это лишь предлог был вместе время провести. Домой они с папашей ее меня отвозили. В клубе в прошлую пятницу мы сосались. Какие бы ты выводы сделал на моем месте?
Нутро на тысячи кусков разрывается. Она сказала мне в прошлую пятницу:
«Матвей, я поцеловалась с другим. Так получилось».
Перед глазами темнеет. Я не поверил.
Смотрю на него. Она что... с ним?!
Это был не боевой патрон, а настоящая измена?
Сжимаю кулак крепче.
Стоящая передо мной тварь действительно касалась моей девочки. Моей чистой, нежной, беспомощной девочки. Самого важного человека в моей жизни.
Мысль не поспевает за телом. Я размахиваюсь и бью.
Дальше как в тумане. Ярость, безумие. Крики. Голос Захара. Удары. Боль. И усиливающаяся жажда мести.
Глава 27
Курю возле травмпункта. Костяшки на руке сбиты, она дергается против желания.
Достаю телефон, смотрю статистику.
Пропущенный от «Рай» в скобках тридцать два. О как понадобился.
Делаю затяжку. Захар в очереди сидит, тряпку к подбородку прижимает. Там шить однозначно, разрыв до кости. Везунчик. Пока ехали сюда, виски с ним налакались, голова кружится и тошнит. А может, от чего другого?
Нажимаю на «Рай», потом «Переименовать».
«Райденко». По–прежнему на букву «Р», не потеряю. А потом тычу на иконку трубки.
Юля принимает вызов сразу. Напрягаюсь всем существом. Внутри узел тугой, разрубить бы его хоть чем–нибудь, а то дышать мешает.
Жду «але», но в трубке тишина, лишь дыхание частое.
Сглатываю. Не понимаю, в какой именно момент всё так испортилось.
– Звонила? – спрашиваю ровно.
– Да. Матвей, что происходит? Где ты? – торопливо, сбивчиво, с надрывом.
Плевать.
– У травмпункта.
Молчание. Вдох–выдох–Вдох.
– Ты ранен?
– Нет.
– А кто ранен?
– Много кто.
Тишина. Лишь несколько быстрых ударов сердца. Делаю затяжку, выдыхаю.
– Ты никого не убил?
– Например, за что, – специально без вопросительной интонации. Размышляю будто бы. Зажмуриваюсь сильно.
– Прекрати со мной играть! Говори как есть!
– Не знаю, что тебе еще сказать, Юля.
– Я приеду?
– Это общественное место, не могу запретить.
– В смысле... ты еще там будешь?
– Какое–то время.
Опускаю телефон и голову.
– Матвей, – раздается позади голос Любы.
Забавно, она всю жизнь с Юлей дружит, рядом вертится, а я только недавно начал узнавать ее интонации.
– Матвей, ты как?
Передергиваю плечами. Прищуриваюсь. Не хочу, чтобы кто–то видел в столь жалком виде. Сейчас к Паше поеду, чтобы бабулю не пугать. У Дианы всё же нервы покрепче будут.
– Езжай домой. Уже поздно.
– Я... подумала, что может, помощь нужна? Тебе или Захару, или...
– Езжай домой. Возьми такси.