Строптивая сиротка для Айсберга (СИ)

Минуты две просто целуемся. Маша отвечает рассеянно, стукаемся зубами.
Я адски хочу её шею, но боюсь своего очередного неадеквата. Большим пальцем глажу место засоса, некрасиво ей? По мне так нормально.
Мне ужасно не терпится. Сидит блять, передо мной на столе, в задранном платье без трусов, а я корчу из себя приличного. Не могу больше. Беру за талию и стараюсь повернуть на живот. Но встречаю сопротивление, оттолкнув меня Герда спрыгивает со стола, спиной ко мне поправляет платье.
Да что опять не так? Поза? Почему она её не любит? Надо выяснить. Утыкаюсь носом в шелковую гриву.
— Мааааш, мне так хорошо с тобой. Ты очень, нужна мне. Давай, сдавайся уже. Буду тебя любить.
Дёргается как от удара и смотрит прямо в глаза так, будто впервые меня видит, качает головой.
Ну же детка, я заебался тебя уламывать, хочу, чтоб ты сама хотела. А потом как кадры в замедленной съёмке, платье с шорохом падает на пол и Герда медленно поворачивается и животом ложиться на стол.
Сама! Сама по доброй воле! Охуеть.
В голове взрываются фейерверки и кислорода становиться катастрофически много. Будто мне снова восемнадцать, я в Альпах и первый раз лечу с вершины на борде.
Дух захватывает, хочется орать от восторга и умываться снегом.
Она меня слушается. И хочет. Дыхание становиться рваным и шумным. Кровь бомбит в жилах. Сердце грохочет. Это реально?
Соколову хочется сожрать, хрупкая спина в мурашках, камушки позвонков, завозилась и сильнее прогнулась в пояснице. Накрываю её собой и прикусываю за основание шеи, чтоб знала кто здесь главный.
Невесомо целую ожог. Она сама мне расскажет, позже.
Вздрагивает. Нащупываю в кармане джинсов новую резинку.
Хороший вечер, да праздник определенно удался.
Глава 12. Маша
Коробок получилось много, ими заставлен весь пол, несколько не очень тяжёлых стоят башенкой друг на друге, там вроде книги. Откуда у меня вообще столько вещей?
Когда уезжала из интерната у меня, был тощий рюкзачок за плечами, когда я успела всё это купить?
Ясно когда, как только у меня появилась карточка с ежемесячным содержанием. Как ненормальная покупала всё, о чём когда-то мечтала и сейчас могла вспомнить: еда, вещи, игрушки, книги, гаджеты.
Казалось, что такая жизнь нереальна, и это происходит не со мной. А я вот-вот снова проснусь на продавленной кровати в интернате, всё в той же заношенной одежде в катышках, буду есть кислые щи и пить компот из сухофруктов. Брр, гадость.
Самостоятельно я живу уже третий день. И ни на минуту не могу выкинуть из головы ехидные слова сестры. И с каким удовольствием она вручила мне ключи от этой квартиры. Позаботилась, не на улицу выкинула в панельную однушку.
Правда, в приличном районе почти в центре. Страшно представить, сколько здесь стоит аренда.
Мысленно делаю себе пометку созвониться с хозяевами квартиры и всё подробно разузнать. Чертовски неприятно, конечно, что вот, так как шелудивому котёнку указали на дверь. Мол загостилась пора и честь знать. А тётушка с дядюшкой многозначительно промолчали, согласные с дочерью.
А я ведь почти поверила, что им не плевать на меня. Что у меня вроде как семья появилась. Идиотка, знала же эгоистичную Катину натуру, стоило между нами встать Снежинскому как она ни секунды не раздумывая, отреклась от меня.
Даже не удосужилась меня выслушать. Отойдя от первого шока с ключами я, естественно, попыталась объясниться.
Но Катя даже слушать не стала, спросила про наш секс в архиве, от ужаса у меня язык прилип к нёбу. А она смеялась, кричала, что я предательница и ничего серьёзного у нас со Снежинским не получится. Сказала, что сначала не поверила сплетням. Но Кай сам ей проговорился про нас.
Господи, про нас болтают?
Он же обещал, что никто не узнает! Какой позор.
Коробки потерпят, устало плетусь на кухню.
Пока готовлю омлет, ругаю себя, я ужасная сестра, эгоистичная, наверно ничем не лучше Кати. Эта свободная и насыщенная жизнь так закрутила меня, что я весьма вяло искала сестру. На мои официальные запросы приходили обычные отписки о том, что имеющаяся информация является тайной усыновления и разглашению не подлежит. Единственное, что знаю наверняка Алю, удочерили практически сразу.
 
Я смутно помню разговор с директрисой. Я рыдала, а она убеждала меня, что всё к лучшему. Зато теперь точно никто не узнает об особенностях моей сестры.
Вообще, Анжела обещала помочь, нашла детектива, и я даже пару раз встречалась с ним.
Рассказала всё, что помню из детства. Как счастливы мы были дома, папа не жил с нами, но часто навещал. Непонятно, почему родители были не вместе, ведь они очень любили друг друга. Правда, после первого дня рождения Али стали часто ругаться. Я не понимала из-за чего, но было очень тревожно. Мне казалось, что папа не любит сестру.
Помню одинаковые белые кровати с дельфинами по борту, светло-розовые шторы и мягкий ковер на полу. Горы игрушек и книг. Я обожала нашу комнату, в кухне часто пахло выпечкой, а на столе стояла стеклянная конфетница с разноцветными леденцами.
В один день мама собрала нам вещи, мы долго ехали с пересадками на автобусе, поели в кафе, а потом она отвезла нас в детский дом.
Путано объясняла мне, что так нужно и это совсем ненадолго. Мне было страшно, но я верила ей. Понимала, что надо потерпеть, пожить здесь, пока не решится какая-то проблема. Я обещала быть смелой и присмотреть за сестрой. Мама плакала, обнимала нас по очереди, целовала. Перекрестила и ушла.
Никогда не забуду крики Али, как она, рыдая, бежала за мамой. Упала прямо в лужу и снова побежала, вцепилась дрожащими пальцами в сетку забора и кричала дурным голосом, наверное, она первая поняла, что это конец.
Что мама больше не вернётся, а я стояла как парализованная и не моргая смотрела как две воспитательницы пытаются отодрать мою сестру от этого ужасного серого забора. Они никак не могли разжать пальчики трёхлетней девочки. Мама убегала, рыдая, ни разу не оглянулась.
А этот Коломбо слушал, кивал, записывал и обещал искать.
Чувствую, как слёзы стоят в глазах, нельзя реветь, надо быть сильной. Но от давящего чувства вины перед сестрой и одиночества становиться совсем, тошно. Хоть на стену лезь.
Как я устала от этого ужасного тотального одиночества.
Звонок в дверь меня удивляет никто, кроме Сафоновых, не знает, что я переехала. И тем более куда. Вытираю лицо рукавами пижамы, иду в прихожую. Открываю дверь. Чёрт, надо было в глазок посмотреть. Пытаюсь захлопнуть, но не тут-то было.
Кай легко открывает её одной рукой.
Так и замираем столбами, напротив, друг друга.
— Тебе, здесь не рады, Снежинский! Как ты узнал адрес? — мой голос сочится ядом.
— Оль Пална сказала, фирма её сына перевозила твои вещи. Ты плакала? — спрашивает качок, проходя в квартиру.
Злюсь, закрывая за ним дверь, но понимаю, что силы не равны и выставить его у меня не получится.
Раздевается и по-хозяйски несёт на кухню какие-то пакеты, настороженно иду следом. Открывает холодильник и выгружает туда продукты, весьма кстати, а то у меня там мышь повесилась.
—За гуманитарную помощь спасибо, но я тебя не приглашала. — напоминаю незваному гостю.
— Хреновая из тебя хозяйка. — намекая на пустой холодильник неодобрительно качает головой Кай.
Закончив с продуктами, садиться на табуретку и сверлит меня взглядом. Ну, хорошо, помолчим.
Мне с мудаками обсуждать нечего.
Скрещиваю руки под грудью и в наглую рассматриваю руководство.
Взлохмаченный, круги под глазами, видимо, мало спал.
Наверняка опять по клубам тёлок снимал в своей командировке, щетина дня три не меньше. Конечно, при такой-то насыщенной жизни, когда ему бриться. И при всём этом всё равно гадёныш умудряется выглядеть как ходячий секс. И это очень раздражает.
— Я в молчанку могу долго играть, в интернате я была лучшей. — предупреждаю его на берегу.
Снежинский не сводит с меня глаз, жуёт щёку, сцепляет руки в замок и начинает щёлкать пальцами.