Особое задание (СИ)

Подождав, пока незадачливые чекисты вытащат из-под машины револьвер (водитель не стал отъезжать) и отойдут на несколько шагов, товарищ снял перчатку и протянул мне левую руку:
— Кедров, — представился он. Усмехнувшись, спросил: — Мандат предъявить или на слово поверите?
— Аксенов, — ответствовал я, пожимая руку.
Как же мне не поверить человеку, чьи фотографии видел и в нашем музее, и в многочисленных материалах по становлению ВЧК? И хотя в сопроводительной у меня значилась как раз фамилия Кедров, но положение обязывало проверить:
— Поверю без мандата, если скажете, куда мне надлежит прибыть?
— Большая Лубянка, одиннадцать, кабинет номер шесть. Если вы сами не пришли в кабинет, кабинет сам к вам явился.
— Прибыл в ваше распоряжение, товарищ Кедров.
Кедров кивнул в сторону открытой дверцы автомобиля, подождал, когда я залезу внутрь, уселся рядом.
— На Лубянку, — приказал он, и водитель немедленно тронулся с места. Повернувшись ко мне, Кедров с интересом спросил: — Как вы догадались, что это проверка?
— Скорее, провокация, — пожал я плечами.
Хотел еще выразить удивление, что начальник такого уровня, как Михаил Сергеевич Кедров участвует в рядовой операции, но не стал. Я же не знаю его нынешней должности. С июня по сентябрь Михаил Сергеевич был командующим Северо-Восточных отрядов завесы, воевал с интервентами, а в сентябре Завеса реорганизована в 6 армию, ее командующим назначен Гиттис, а Кедров, (со слов Есина, ездившего на совещание Северных коммун), переведен в Москву, в Военный отдел.
Из своей «прошлой» памяти извлек информацию, что Кедров был отцом-основателем Особых отделов, а они, дай бог памяти, были созданы в январе девятнадцатого. Не удивлюсь, если выяснится, что Михаил Сергеевич нынче и есть начальник Военного отдела ВЧК.
— Как вы поняли, что это провокация? — повторил Кедров вопрос.
Я чуть не ляпнул, что в отношении меня использована классическая схема задержания, известная любому начинающему оперативнику, но тогда Михаил Сергеевич заинтересуется, откуда взялась эта классика, если схема придумана недавно, в недрах ВЧК? Значит, придется импровизировать.
— Прежде всего, обратил внимание на странные совпадение. Человек в кожаном плаще тронулся с места одновременно с автомобилем, они очень целенаправленно двинулись ко мне. Дверца была приоткрыта. Очень напоминает одну штуку — мальчишки, если хотят кого-то побить, поступают так: один заходит за спину, приседает, второй толкает в грудь — апс, упал! А чем хуже вариант при задержании — толкнуть в открытую дверь автомобиля? Мне даже понравилось. Следующий вопрос — что это за люди? Теоретически, они могли оказаться бандитами, но откуда автомобиль? Да и интереса для московских деловых я не представляю. Еще один момент — милиционер очень демонстративно от нас отвернулся, значит, он либо уже видел подобное, либо ему приказали не обращать внимания. А когда товарищ в плаще назвал мою фамилию, то я окончательно убедился, что мои коллеги. Правда, работают очень топорно. Но есть два момента, которые меня смущают.
— Какие именно? — заинтересовался Кедров.
— Первый — как меня опознали? Второй — зачем это надо?
Наверное, первый вопрос интересовал меня больше. Второй... Ну, у начальства свои причуды.
— Товарищ Аксенов, или можно просто Владимир?
— Можно, Михаил Сергеевич, даже можно на «ты». Единственное, чего не люблю, так это когда меня Вовкой называют. Но для вас сделаю исключение.
— Опознали вас просто. В Вологде, в штабе 6 армии, вас очень внимательно рассмотрели, сделали хороший словесный портрет, переслали по телеграфу. Вагон ваш известен, людей, подходящих под описание немного. Теперь по второму пункту. Здесь тоже все предельно просто. Мы набираем новых сотрудников в совершенно новую структуру. Поэтому мне просто хотелось посмотреть, как они себя ведут. Откровенно, сам я редко выезжаю на подобные мероприятия, но сегодня отыскалось немного времени, решил съездить сам. Признаюсь, вы доставили мне массу удовольствия! Я сейчас не о том, как вы возили этих дураков мордой по асфальту. Могу сказать, что вы первый, кто отказался немедленно сесть в машину, не поддался на уловку, потребовал предъявить документы. Очень похвально, что вы проявили такую бдительность. Обычно, провинциальные чекисты верят на слово своим московским коллегам.
 
Я только смущенно развел руками. Что тут поделать, если меня учили, что в нашем деле принцип презумпции невиновности не действует, и следует исходить из того, что пока вы стопроцентно не убедитесь, что ваш собеседник тот, за кого он себя выдает, он ваш потенциальный враг. Применительно к двадцать первому веку — противник, но что это меняет?
— Да, товарищ Аксенов — мне теперь уже не хочется звать вас просто по имени, а отчество не запомнил, извините, почему вы не задаете вопросы, касающиеся вашей новой работы?
— Я кошку вспомнил, которую сгубило любопытство. К тому же, — кивнул я на спину шофера. — Вас я знаю, но ваш водитель для меня посторонний человек. Как я полагаю, вы соберете всех нас и там уже начнете объяснять, что к чему.
— Похвально, — хмыкнул Кедров. Как говорили древние: — Omnia habet tempus.
— Еt locum[1], — продолжил я.
— Ого! В учительской семинарии изучали латынь?
Я мысленно выругал себя. Ну, к чему было распускать язык? Попытался перевести все в шутку.
— Вычитал в каком-то романе. Зато всегда можно блеснуть эрудицией перед девушками. Иногда помогает.
[1] Omnia habet tempus еt locum (лат.) — Всему свое время и место.
  
Глава 2. Курьер ревкома
 
Правильно говаривал буржуазный социолог Питирим Сорокин о социальных лифтах. В эпоху революционных передряг можно резко взлететь по социальной лестнице, но так же резко и упасть. Возьмем меня. После бурного взлета из простого сотрудника в начальники отдела я уже был несколько раз понижен по службе. И вот теперь я разжалован в простые курьеры, доставляющие груз. Другое дело, что раньше бы переживал по этому поводу, комплексовал, а теперь начал мыслить иными категориями: если понадобиться — за станок встану или за пулемет лягу. Прикажут — полк поведу в атаку, а то и простым курьером пойду. Вот закончится гражданская война, будем делить посты и портфели, если живы останемся.
После антисоветского переворота в Архангельске и его оккупации «союзниками» (хорошо, назовем это не оккупацией, а «интернациональной» помощью), партийная организация большевиков получила несколько мощнейших ударов. Вначале бегство исполкома, потом бои, аресты, что проводили и «свои», и «союзники». Те, кто остался в живых и не попал на страшный остров Мудьюг, где англичане устроили первый концлагерь, на какое-то время притихли. Но уже к сентябрю уцелевшие большевики сумели воссоздать партийную ячейку, организовать подпольный ревком и дать весточку на «ту» сторону. «Весточка» шла долго, почти неделю, но вместе с раненым солдатом, подобранным на поле боя бойцами Красной армии, попала в Вологду, а там все потихонечку закрутилось. В Архангельск удалось переправить несколько большевиков, имевших опыт подпольной работы, принялись обрастать сочувствующими. Скверно только, что при обмене информацией можно было полагаться только на человеческие ноги, а они, увы, ходят медленно. Но, все же, пошла работа, появились идеи, долговременные планы. Я стал частью одного из таких планов.
Первым пунктом моего маршрута была деревня Исакогорка на берегу Северной Двины. Не совсем на Двине, но почти, на каком-то притоке. Там я должен встретиться с «нашим» человеком — телеграфистом на пристани. Говорят, парень был вне политики, но его отца Ивана Пекарникова, старого большевика и члена горисполкома, не пожелавшего удирать, англичане расстреляли в первый же день. Пекарников-младший и должен переправить меня в Архангельск, назвать адреса и пароли. Там сдам свой контрабандный груз — изрядный запас типографских литер, которые тащил из самой Москвы.
 
Одной из главных задач ревкома на сегодняшний день — создание собственного печатного органа. Печатный орган — газета ли, информационный листок, как общеизвестно, это и способ донести свою правду до широких масс, и способ объединять вокруг этого органа всех идейно сочувствующим большевикам.