Инстинкт (СИ)

— Подъём, просыпайся! — прозвучал резкий, грубый и хриплый голос человека, которого Томас не смог узнать.
Сразу после оглушительного крика, Томас ощутил, как его окотили водой с головы до ног. Холодная и чистая, она имела даже специфический запах, который говорил о том, насколько сильно она никем не использовалась. Это было неожиданно, быстро, полезно. Томас бы многое отдал за то, чтобы помыться в чистой воде, а не загрязнять себя ещё сильнее той водой, к которой он привык в стенах бункера. Он уже было хотел открыть рот, чтобы поблагодарить своих похитителей, но ощущая, как вода стекала по его коже, охлаждая тело, посчитал это неэтичным.
— Проснулся? Говори теперь, кто ты такой, каким образом сюда попал и откуда? — Второй незнакомый голос приблизился к Томасу. Человек положил свою руку на голову юноши, которая были прикрыта холщевым мешком.
— Мы с вами враги, поэтому я ничего вам не скажу. — Томас сам от себя не ожидал, что будет спокоен во время похищения. Головная боль, о которой он думал, когда находился без сознания, начала царствовать там, куда, по всей вероятности, нанесли удар кулаком.
— Отвечаешь? Если мы тебе вырвем пару ногтей, то ты будешь петь такие серенады, что у нас уши завянут. — Солдат отклонился от Томаса и попытался шепотом задать своему товарищу вопрос, но сделал это недостаточно тихо, из-за чего Томас всё расслышал. — У нас недавно были вооруженные стычки с другими людьми?
— Да, пять дней назад мы убили четырёх людей. Хотели ещё взять с собой косой и ржавый БТР, но потеряли в ходе перестрелки одного нашего. Ещё на протяжении пары дней шугали остальных, но тут без потерь. — Второй солдат не пытался спрятаться за шепотом, он говорил с умеренной громкостью не опасаясь, что выдаст противнику лишнюю информацию.
Томаса никак не волновало происходящее. Он даже почему-то радовался тому, что с ним случилось. Хотя вся ситуация была настроена против него, он не знал куда попал, и, тем более, смогут ли его вызволить друзья. Он оказался в цепких лапах врага, что убил уже ни одного человека. Томас в любую секунду мог пополнить ряды погибших, навсегда попрощаться с Лией и остальными.
— Я вам не завидую, парни. Если она вас найдёт, то вы ни за что не выберитесь отсюда живыми. — Томас тихо посмеялся над собственной угрозой. Его позабавила картина, где связанный человек сидел на стуле с мешком на голове и угрожал тем, кто был сильнее и опаснее его самого. Он сам того не понимая, был опьянён спокойствием и уверенностью в том, что его спасут.
— Молчи! — раздался крик одного из солдат. Вместе с криком он ударил Тома по голове чем-то хрупким. Послышался шум разбившегося стекла. Они ударили Томаса по голове стеклянной банкой с едой. — Самая дуратская идея.
— Ну и вонь, — добавил второй.
После небольшого затишья бок Тома проткнули чем-то острым, длинным и тонким. Вслед за ней в бок врезалось ещё несколько таких же предметов. Началась пытка, которую Томас не хотел встречать, но хотел бы избежать. Он был наказан за своё самодовольство и слепую уверенность. Пару раз его ударили кулаком, сломали один палец, вырвали пару ногтей. Каждая минута тянулась словно час, каждый удар сердца длился так долго и отчётливо, будто всё происходящее никогда и не остановится. Всё повторялось по кругу: удары, ногти, пальцы, уколы. Происходило что-то странное, юноша предполагал, что у него должны были закончиться пальцы, которые ломали и ногти, которые вырывали, но боль снова и снова врезалась в тело, мучая и изнашивая организм, заставляя ныть сердце и бить тревогу мозг. Была ли эта боль с первой травмы или же садисты просто продолжали разрывать и без того повреждённые кости и сухожилия?
Это была не просто пытка, это было самое настоящее издевательство над человеческим телом и душой. Несколько раз Том умолял о паузе — это единственное, что он говорил своим мучителям, поэтому ему доставалось всё больше и больше. Никто не задавал вопросы, никто ничего не говорил. Казалось будто бы его палачи резко превратились в немые инструменты для пыток. С каждым новым ударом сердца (а Томас их насчитал не больше тридцати, когда секунд по его подсчёту прошло больше сотни), раны взрывались болью всё сильнее и сильнее. Стоило только досчитать до значительного числа прошедших секунд, как в голове всё путалось, пытка начиналась с самого начала, и начинались с нуля отсчёт, переломы и удары. Иногда наступали лёгкие облегчения, когда с Томасом ничего не делали, позволяли ему перевести дыхание и представить, что пытка закончилась или даже не начиналась, но вскоре она возвращалась с новой силой.
 
Попытки забыть своё существование и покинуть своё жалкое и бесполезное тело также казались безуспешными. Томас смеялся над судьбой за то, что он легко попался врагу, теперь судьба смеялась над ним в ответ. Он начал понимать, какого было Лие, когда она попала под гнев Кайла, как она страдала, мучилась под его тяжёлыми ударами. Ему сразу показались слова девушки ложью, то, что она говорила про Кайла, с самого начала. Теперь Том и сам хотел убить своих мучителей. Он станет таким же мучеником, какой была и она, так же будет ощущать боль, как все свои целые пальцы, так же ярко, каким ему слышится лёгкий шум ветра, каким ощущается сладкий запах пороха и сварки. Прохладные порывы воздуха щипали его по обнажённой коже на пальцах, создавая клеймо жертвы, слабого ягнёнка, который ступил на поле к волкам. Томас вспоминал Лию, вспоминал, как хорошо им было вместе, сколько прекрасных моментов она смогла внести в его жизнь. Но даже в таких умиротворённых паузах он ощущал нестерпимую боль, и ему казалось, будто бы сама девушка была её источником.
Круг мук был бесконечным, таким же бесконечным, как и надежды на спасение. Надежда рушилась с каждым новым ударом. И вот уже Том не сидит на стуле, а лежит на полу. Он подумал, что он всегда лежал на полу, стоило ему проснуться от ощущения холодной воды, стекающей по коже. Была ли сама пытка? Было ли похищение? Томас не знал. Только холод и твёрдый пол, темнота и отдалённый шум.
Где-то вдали действительно звучал необычный шум. Он сильно выделялся после многочасовых ударов, хруста костей и звука разорванных сухожилий. Это был топот, многозначительный, громкий и очень знакомый. Бежал словно сам ангел мщения, своей осторожной, но грозной походкой. Грохот. Один, за ним второй, пятый, двенадцатый. Один шум порождал другой, они множились и постоянно перемещались. Какие-то звуки давались с облегчающим блаженством, какие-то разрывали уши, заставляя стонать и плакать, скрючившись на полу в защитной позе. Ангел мщения ступал по земле грешников, с ним шла целая артель воителей. Они перекликались друг с другом знакомыми словами и голосами. Томас поднялся на ноги. Голой грудью он ощущал поток прохладного воздуха и нашел его источник. Он исходил от закрытой двери, об которую Том ударился случайно, пытаясь подойти к ней вслепую.
— Лия, я здесь! — Томас начал кричать в импровизированное окно, надеясь, что лабиринт коридоров сможет донести его слабый, но переполненный отчаяния зов. — Лия!
Открыв рот шире, юноша захотел вложить все свои силы на новый, мощный и последний крик, чтобы быть точно уверенным в его успехе. Но его рот закрыли против его собственной воли. Тяжёлая рука обхватила рот Томаса, оставив только небольшую щель для воздуха, вторая рука садиста вцепилась в шею юноши, сжимая дыхательные пути.
— Никто тебя здесь не найдёт.
  
Глава 14. Лик врага
 
Лия стремительно пробиралась по сильно освященным подземным коридорам. Они сильно отличались от тех, в которых она привыкла находится, будучи в бункере. Они были более чистые и светлые, из стен не торчали старые провода и куски арматур. Она была свободной, она была на своей территории. Даже несмотря на то, что она впервые оказалась в этом месте, она перемещалась проворно, параллельно выискивая глазами неугодных ей людей, что решились встать у неё на пути. Огромный лабиринт всё никак не заканчивался. Лия успела пропустить мимо себя несколько развилок и дверей, но она чувствовала, что идёт в правильном направлении, так же как было и в Граунд-Хилле. Она следовала за странной незримой нитью.