Благословенный (СИ)

— Нужно будет еще привыкнуть к разнице во времени.
— Три часа — на такая уж большая разница.
— Это только так кажется. Ну, как? — взяв ее за руки, Кэрол посадила ее обратно на кровать, присев рядом. — Как Рэй? Как дом? Тебе нравится?
— Да, все нравится. И Рэй — тоже. Не переживай.
— Прости меня, Дженни, что так получилось. Мне пришлось вернуться к мужу… я не собиралась… так вышло… Но это пока… Мы уедем, все вместе, и будем жить, как и планировали.
— А Нол?
— Если он выживет, надеюсь, он будет с нами.
У Дженни было много вопросов, но она промолчала. Она видела, что Кэрол расстроена. Видела, что что-то не так. С ней и со всем, что происходит. Она заметила, что Кэрол как-то странно двигалась, осторожно, скованно, как будто ей было больно. Почему? Патрик говорил, что она болеет. И оделась она сегодня как-то странно, не как всегда. Запечаталась в одежду чуть ли не до самого подбородка. Водолазка с высоким горлом и длинными рукавами, узкие синие брюки, туфли на высоком каблуке.
Но, не смотря на то, что очевидно, что у нее что-то болело, она как всегда выглядела прекрасно. Облегающая одежда подчеркивала великолепную фигуру, пышную красивую грудь, тонкую талию, широкие округлые бедра, длинные стройные ноги. Сияющие и переливающиеся перламутром длинные волосы свободно струились роскошными крупными волнами по плечам и спине до самой талии. Дженни разглядывала ее макияж, подмечая детали, восхищаясь цветом ее гладкой безупречной кожи, большими, холодного голубого оттенка глазами, умело накрашенными, изящными темно-русыми бровями, полными чувственными розовыми губами красивой формы. И ей казалось, что никогда она не видела женщины красивее.
А Кэрол улыбнулась, заметив, с каким восхищением опять смотрит на нее девочка, и протянула ей маленький яркий пакетик.
— Вот… это тебе подарок. Надеюсь, понравится.
Дженни опустила взгляд, заглядывая в пакетик.
— О, спасибо! — она достала картонную коробочку. — Что это? Духи? О, у меня никогда еще не было собственных духов!
— Понюхай, понравится?
Дженни радостно распаковала коробку и, достав красивый пузырек, открыла и поднесла к носу. Вдохнув, она прикрыла глаза.
— О, какой волшебный запах! Наверное, это дорогие духи?
— Конечно. Или хорошие духи, или никакие. Это правило.
— Я поняла, — Дженни кивнула. — Спасибо! Они классные!
— А теперь давай-ка примерим вот это… — Кэрол подняла еще один пакет. — Патрик мне сказал, что твой багаж еще не привезли, так что я купила тебе кое что для нашего праздничного ужина. А ну-ка, взгляни! Что скажешь?
За роскошно накрытым столом, над которым так старалась Дороти, собрались все, включая саму Дороти. Рэй давно уже перевел ее в статус члена семьи, что сделало старушку безмерно счастливой. Он всегда просил составить ему компанию за столом, потому что терпеть не мог есть в одиночестве, не привыкший к этому. А сегодня, когда за их столом были Кэрол и Патрик, они оба сияли от счастья, радуясь тому, что их семья снова стала полной с их возвращением. К огорчению Кэрол, малышей пришлось отправить с няней на прогулку из опасения, как бы они в присутствии Хока и Шона, которые приехали вместе с Кэрол, не назвали ее мамой. Хок тоже был приглашен к столу, что того смутило, но порадовало. Рэй выбрал для ужина выпивку из своей коллекции. Выпить отказался только Хок. Даже Дороти, которая практически никогда не прикасалась к спиртному, сегодня с удовольствием поднимала свой бокал и превосходным вином. Кэрол предпочла с Шоном и Рэем виски. И единственная из всех она была грустной и молчаливой. Разлука с малышами становилась все невыносимее, она с трудом сдерживала слезы, вынужденная сидеть здесь, когда все ее сердце рвалось на улицу, к ним. Она не знала, сколько еще выдержит так. Она ощущала, что ее начинает охватывать отчаяние. Как, как ей вернуть своих малышей, как воссоединиться с ними снова?
Она пыталась не показать своего настроения, улыбалась, разговаривала, не желая, чтобы Дженни что-то заметила. Но Дженни заметила. Заметили все блестевшие от сдерживаемых слез глаза, которые выдавали ее. Они всегда ее выдавали. И потому Кэрол так не нравились свои глаза. Она прекрасно умела скрывать все, что хотела, но эти глаза были словно окошками в ее внутренний мир, через которые просвечивалось все, что она прятала. Не то что непроницаемые глаза Джека или Рэя, которые умели лгать не хуже их языков и лиц. Как они так научились? Кэрол бы тоже так хотела уметь.
 
По тому, как поглядывали на нее остальные, она поняла, что все заметили, что она расстроена. Ну и пусть. А чему она должна радоваться? Тому, что была пленницей собственного мужа, который унижал, оскорблял, бил и насиловал? Тому, что никто не мог за нее заступиться, помочь, кроме Рэя, которого она вмешивать в это не хотела, потому что он все равно не смог бы ничего сделать? Джек мог сделать с ней, что угодно, и никто этому не воспротивиться. Ни Шон, который теперь избегал ее взгляда, ни Хок, беспрекословно подчиняющийся Джеку даже тогда, когда был с ним не согласен. Джек уничтожит ее, и все промолчат, сделают вид, что согласны с тем, что он имеет на это полное право, что так и должно быть. Как будто она действительно просто какая-то вещь, его собственность, всего лишь безликая и неживая игрушка, а не человек, у которого есть право самому распоряжаться своей жизнью. И она знала, что он поиграет, поломает и выбросит, как только поутихнет его похоть. Даже если она обратиться за помощью в полицию или к общественности, он все равно выкрутиться. Ему ничего не стоит выставить ее сумасшедшей, оправдав тем самым то, что держит ее взаперти, получить подтверждение от врачей и отправить ее в психбольницу. Конечно, жена-сумасшедшая — это не положительный факт для его политической карьеры, но Кэрол была уверена, что Джек сумеет провернуть все так, что ему это ничем не навредит. Наоборот, еще и героем себя выставит, преданным несчастным мужем, который не бросает жену, которая после длительного плена у сумасшедшей сама окончательно рехнулась. И все будут восхищаться, какой он молодец. И кто станет слушать саму сумасшедшую жену? А еще Кэрол не могла забыть разговор с Джорджем Рэндэлом, который позвонил ей, чтобы сказать, что никогда ей не простит того, что она похоронила заживо его внука, что если его сын окажется слабаком и простит, то он — никогда. Это была не обида, это была угроза, Кэрол поняла. Она нажила себе двух врагов, для борьбы с которыми у нее сил было недостаточно. Они сотрут ее в порошок. Даже одного из них для этого было более, чем достаточно, что уж говорить об обоих. Но Кэрол не боялась. Она давно заставила себя смириться с тем, что обречена. Она помнила о своем видении, о своей смерти. И она больше не верила в благословенного, в то, что он способен ее спасти. Даже если и способен, то возможности быть с этим благословенным у нее все равно не было. Единственный вариант — это забрать детей и сбежать с Рэем на край света. И жить в страхе, что Джек их найдет и, скорее всего, на этот раз к поискам присоединиться и его отец, чтобы вернуть внука. Фокус со смертью на этот раз вряд ли прокатит, даже если получиться опять его провернуть. И Рэндэлы, объединившись, их найдут, в этом Кэрол даже не сомневалась. Рэй умрет, она, скорее всего — тоже. Что будет с лисятами — неизвестно. Так какой тогда смысл, если она все равно умрет, только в этом случае утянет за собой и Рэя? Нет, так она не хотела. Не хотела больше никого подвергать ради себя опасности. Это неправильно. Рэй сейчас выглядел таким счастливым. Веселый, озорной, он сейчас так походил на того Рэя, которого она знала, каким был раньше. С радостью Кэрол заметила, с каким обожанием снова смотрит на него Патрик. Благодаря Рэю ужин был оживленным, веселым, радостным. Шон и Хок явно симпатизировали ему, с охотой общаясь и поддерживая оживленную беседу. Все смеялись над его шутками. Даже Дженни выглядела счастливой, расслабившись и окончательно утратив все свои страхи и опасения. И одной только Кэрол хотелось плакать. Рэй пытался ее развеселить, и она изо всех сил старалась сделать вид, что у него получается. Она мало ела, зато много пила, но сама этого не замечала.