Благословенный (СИ)

Сам прикован к стене и на волосок от смерти, а ведет себя так, словно Кейт и не существует вовсе. Как будто он уже на свободе, и опять может распоряжаться ее, Кэрол, жизнью. Как это понимать? Он не осознает ситуацию, в которой сейчас находится или просто отказывается ее признавать? Или по привычке забыл, что он больше не вершитель человеческих судеб, что теперь Кейт вершит его судьбу, да и Кэрол тоже, а не он. Да, он, как всегда, непробиваем. Даже сейчас мнит, что он здесь все решает, что все ему подвластно, как и прежде.
Только скоро откроется эта железная дверь, придет Кейт и продолжит свои издевательства. Что тогда он сделает? Кэрол знала, что Кейт будет его ломать. Сомневалась, что у той получится, но в том, что она сделает для этого все — была уверена.
Его самомнение и непробиваемая самоуверенность, отказ принять ситуацию и свое теперешнее реальное положение раздражало Кэрол. Да, можно оставаться сильным и мужественным, но к чему так демонстрировать, что не происходит ничего страшного, игнорировать угрозу и опасность, показывать свою уверенность в том, что он будет свободен и будет жить дальше, ее, Кэрол, спрятав в психушке, и воспитывая сына? Может, он бессмертный, а она, Кэрол, просто об этом не знает? Да, точно, он ведет себя именно так. Будто он бессмертный и ничего с ним случится не может.
Но УЖЕ случилось. Он здесь, в подвале, беззащитный, с кровавой полосой через все лицо, оставленной кнутом, как кричащее доказательство того, что он не может себя защитить. Так может хотя бы сейчас пора прекратить строить из себя всемогущего Джека? Но нет, он не хотел меняться, изменять себе, даже теперь, продолжая на все смотреть свысока. Джек есть Джек. Упрямый и несгибаемый.
Кэрол не хотела видеть то, что будет делать с ним Кейт. Не хотела видеть его униженным, страдающим. Одна только мысль об этом уже причиняла ей невыносимую боль, наполняя ее сердце ужасом. И Кэрол поняла, что на самом деле совсем его не ненавидит, как считала. И подозревала, что его боль окажется для нее не менее мучительна, чем своя собственная. А издевательства над ним обернуться в ее душе еще большими страданиями. Если бы была возможность, она бы взяла это на себя, чтобы избавить его от этого.
Она была привыкшей к унижению, издевательствам, моральным страданиям, еще с детства научившись их стойко переносить. А вот он вряд ли. К унижениям он не привык. Наоборот, он не выносил ничего подобного. Ни обид, ни оскорблений, ни тем более унижений. Не выносил, потому всегда за них мстил.
Что с ним стало, когда Кейт отхлестала его кнутом! Как он взъярился, с каким трудом успокоился потом, и то, скорее, это было показное спокойствие, а внутри у него все кипело и бурлило, Кэрол была в этом уверена, зная его. О, он просто не мог вот так легко и запросто успокоиться после такого обращения.
А ведь Кейт еще ничего и не сделала, даже еще не начинала свои издевательства.
Все начнется только завтра.
Что она придумает? Будет глумиться над ними обоими. Мучить. Одного мучить, а другого заставлять на это смотреть. И это будет невыносимо, для Кэрол, по крайней мере, она это знала. Ему-то, может, будет и все равно до того, что Кейт с ней будет делать, ведь он никак не отреагировал, когда та ее лупила кнутом у него на глазах. Даже сообщник Кейт не выдержал и заступился, а он просто спокойно на это смотрел. Сказал, что не против, если Кейт отправит ее в могилу. Кэрол говорила, что ей все равно, и Кейт, и себе, но на самом деле это было далеко не так. Это причинило ей боль. Но она никогда этого не покажет ни Кейт, ни, тем более, ему. Ни Кейт, ни ему знать об ее чувствах ни к чему. Пусть думают, что ей все равно. Было бы хорошо, если бы и саму себя удалось в этом убедить. Тогда стало бы намного легче все это перенести.
А сейчас ей оставалось только сражаться с упрямым гвоздем, не желающим ей поддаваться, да набираться мужества перед тем, что предстоит завтра.
  
Глава 16
  
- Ну что, голубки, наворковались?
Кейт с любопытством разглядывала своих пленников.
Кэрол никак на нее не отреагировала, но она сейчас и не интересовала Кейт. Ей сейчас был интересен ее новый пленник, который с таким видом на нее смотрел, будто собрался встать и убить ее прямо сейчас. Она не сомневалась, что он бы так и сделал… если бы мог. Но он не мог. Зато могла она. Могла делать все, что захочется.
— Что ты так на меня смотришь, Рэндэл? Любуешься тем, что со мной сделал? Тебе нравится мое лицо?
— Оно тебе идет. Как раз подходит для такого чудовища, как ты, — Джек изогнул губы в презрительной ухмылке, не пытаясь скрыть свое отвращение. — Мерзкая уродливая морда для мерзкой уродливой твари.
Кейт побагровела, глаза ее загорелись яростью. Присев перед ним, она схватила его за подбородок, не позволяя отвернуться, и приблизилась настолько близко, что почти коснулась изуродованным носом его носа. Джек напрягся, пытаясь отстраниться, скривившись от отвращения.
— Нет, не отворачивайся, ублюдок, смотри! Смотри, во что ты меня превратил! За что? Что я лично тебе сделала? Кэрол — понятно, у нас давняя вражда. Но ты какого хрена ко мне полез, удумал вершить надо мной расправу? Что тебе я сделала?
— Ничего. Мне достаточно того, что ты сделала Кэрол.
— Она попросила тебя помочь мне отомстить?
— Нет, я сам ей предложил. Сам все придумал и устроил. Она даже просила меня потом остановиться, после собаки, но я не захотел.
— Но почему? Ты меня так ненавидишь, что ли? Но за что? Только за то, что мы враждовали в детстве с Кэрол?
— Нет, тогда я тебя не ненавидел. А что тебя так возмущает, я не пойму? Ты еще с детства считала себя вправе расправляться с тем, с кем хочется. Думала, ты одна такая? Нет. Я вот тоже такой. Люблю чинить расправу. Тебе просто не повезло попасться мне на глаза. Не все безобидны, детка. Когда-нибудь можно не на того напасть, нарваться. Вот и ты нарвалась.
— Но я тебе ничего не сделала!
— Вот заладила! Ну и что? Мне — нет, зато моей жене. Я вполне имею право наказывать ее обидчиков, если она сама не может. На то я и муж, разве нет? Но ты и меня лично задела. Мне не понравилось, как ты смотрела на мою жену тогда, на открытии мотеля, с презрением, высокомерием. С чего ты взяла, что можешь так на нее смотреть, так с ней себя вести? С чего возомнила себя чем-то лучше, выше?
— Да потому что так всегда и было! Она всегда была грязью, отбросом, ничтожеством. Мразью.
Кэрол посмотрела на нее, продолжая лежать на своем матрасе. Она ничего не сказала, но губы ее поджались от неприязни. Кейт не видела, но Джек заметил.
— Ты могла так говорить о Кэрол Мэтчисон, но о Кэрол Рэндэл — нет. Вот за то и поплатилась, поняла?
— Поняла. Тогда у меня еще один вопрос, который не давал мне покоя с того самого дня… как такой, как ты, мог на ней жениться?
Джек закатил глаза и так вздохнул, словно его придавило бетонной плитой.
— О, как я уже устал от этого вопроса! Почему меня все время об этом спрашивают? И почему я должен отвечать, что-то кому-то объяснять? Пошла ты в жопу, ясно? Еще я перед обезьяной какой-то не отчитывался!
— Урод! — вскричала Кейт и ударила его кулаком по лицу.
Джек резко взбрыкнулся и умудрился пнуть ее ногой. Тяжелый зимний ботинок попал прямо в живот, и девушка со стоном опрокинулась на спину, отлетев от него. Резкий звон цепи насторожил ее. Схватившись за живот, она приподнялась и вскрикнула, когда вокруг ее шеи вдруг обвилась рука и с силой сдавила.
 
Кэрол, безучастно наблюдающая за ними, отреагировала мгновенно, когда увидела, что Кейт оказалась в зоне досягаемости. С быстротой, достойной зверя, поджидавшего в засаде, она набросилась на Кейт. Ни измученное истерзанное тело, ни начинающие ее покидать силы из-за скудного питания и малой неподвижности, не помешали ей в этом рывке. Наоборот, никогда она не ощущала в себе такой прилив сил.