Красная нить судьбы (СИ)
Ева видела перед глазами только лицо Миши, тот момент в аэропорту, когда её разум решил записать именно этот отрывок, предупреждая о беде заранее. Не спутать ни с чем столь уникальное и страшное предчувствие. Мир делился на "до" и "после". Всё казалось психоделическим сном с размякшей реальностью в духе картин Дали. Светло-голубой коридор растянулся на километры, переполненный толпой народа, все они мешали пройти, мельтеша как белый шум, как стая пчёл. Все они были напуганы и переживали за своих родных людей, оказавшихся не в то время и не в том месте…
Данила первым заметил рыжие волосы и длинный белоснежный пуховик нараспашку поверх вязаного нежно-розового свитера под светлые джинсы с белыми уггами. Северянка, нет слов. Он не мог спутать её с кем-то другим, хоть и видел на фотографии с Мишей мельком, но почему-то именно лицо Евы запомнилось настолько отчётливо, что знал кто перед ним.
— Данила… — Ева знала парня намного ближе, чем он мог себе представить. — Вы все здесь, — потемневшие зелёные глаза заметили Платона, на котором устало с грустным личиком лежала на плече Василиса, а с другого плеча такая же подавленная Кира. Все они ждали завершения операции Миши.
— Врачи сказали что всё нормально, у него немного ногу задело, — но Данила соврал, смягчив, стараясь не пугать девушку. Перед ней он испытал странное смущение, не поняв отчего замешкался: от её характера? От её рвения? От её невероятной красоты и глаз, наполненных взглядом, который может забирать души? Она казалась нереальной, словно ангел с небес снизошел, настолько не аллегорично, что терялся в некоторых мыслях. — И сотряс… — Данила покраснел, когда Ева пронзительно смотрела ему в душу, будто проверяя каждое слово на правдивость.
— Я спрошу! — Ева направилась к дверям операционной.
Ребята оживились сразу, переглянувшись между собой. Ева появилась как ураган, вроде бы ничего не сказала такого, не сделала, а всех пробудила одним появлением.
— Это его мачеха, — пояснил Платон, когда Кира непонимающе посмотрела на Данилу.
— Серьёзно?
— Да. А мы даже его отцу и маме ничего не сообщили…
— Рано пока, всё же хорошо. Он сам просил им ничего не говорить. Тем более его мачеха тут, она и передаст как следует.
— Согласен. С Миханом всё норм, это главное, — Данила сжал кулаки, засунув руки в карманы джинс.
Ева в операционную не пустили, но дали посмотреть на Мишу через окно, который лежал на операционном столе с почти зашитым правым бедром. По словам врача осколки от стекла вагона попали ударной волной в бедро парня, разорвав мягкие ткани. Кости не задеты, но крови потерял много, сотрясение тоже прилагалось, но больше никаких увечий не замечалось, оставалось только подождать пробуждения от наркоза и через две недели ему сулили полное выздоровление.
— Счастливчик он у вас, ступайте, — заключил врач, выпроваживая перепуганную девушку в коридор.
Ева вышла к друзьям Миши.
— Через десять минут переведут в палату, я выпросила место, вы идите домой, отдохните, — заботливо и неожиданно по-матерински посмотрела Ева на взрослых деток, от которых почти и сама не отличалась, кроме взгляда: пропитанный страданием и неповторимым светом.
— Вы прямиком с самолёта, может вам какие вещи отвезти? Мы знаем где квартира Миши.
— Мои вещи все здесь, — Ева подняла рюкзак нюдово-сиреневого цвета. — Миша мне всегда о вас с такой любовью рассказывал, теперь понимаю почему он так сильно к вам привязан.
Они были настоящими друзьями, с такими не страшно нигде и с ними хоть куда.
— Завтра ведь придёте, выспитесь, идите-идите.
Кира первая потянулась к Еве, крепко обняв, как родную сестру. Данила и Платон тоже поддерживающе обняли девушку, а Василиса прижалась по-детски, крепко сжав тонкую талию Евы, отчего девушка впервые улыбнулась и погладила по золитистым косам необыкновенной Рапунцель.
Пожелав друг друг доброй ночи и условившись на скорой встрече, Ева проводила ребят и отправилась в палату к Мише, где он тихо спал.
Мише снился замечательный сон, как будто Ева поцеловала его в губы, проговорив, что она рядом, теперь всегда рядом с ним. Он дышал любимым ароматом медных волос и духов, смешанные с ароматом её тела, напоминавшие собой все времена года, как отдельная композиция нечто прекрасного…
37. Пробуждение
Миша пробудился, чувствуя горячее прикосновение к руке, мягкая ладошка таяла под его линиями судьбы, снова… Бледное личико, мягкость медных волос, он любовался сонной Евой под лучами тусклого солнца, лениво выползавшее из-под баррикад туч.
— Ты мне снишься, — Миша не сомневался, что это сон. Тела вовсе не ощущал, только рука к руке Евы и её аромат. — Ты мне всегда снишься…
Веки Евы вздрогнули, она похлопала глазками, покинув царство Морфея, как только услышала голос Миши.
— Привет… — бледное личико залилось румянцем. — Если ты ещё раз ко мне не прислушаешься, я тебя лично прибью, — сладкий голос не мог угрожать, как бы не пыталась.
Его солнце лучилось сильнее любой звезды во Вселенной.
— Да ладно, — Миша улыбнулся, но из-за боли на щеке прекратил. Как-то непривычно тянуло от щеки к виску.
— Не напрягайся.
Лицо тоже пострадало: с левой стороны над щекой до виска содрало кожу, когда от взрыва оттолкнуло назад, припечатав к стене вагона. Внезапные воспоминания поочередно промотали личную плёнку в голове парня, отчего он понял, что не спит.
— Ева! — его рука сжала руку Евы, перенимая её живой образ, не фантазию! — Ты здесь! — он даже привстал на локти, вглядываясь внимательнее. Стальная нога заявила о себе и о том какие на ней повреждения. Но разве оно волновало, когда Ева рядом!
— А ты думал, ты бредишь! Вот так вот мне не перезванивать, — Еве легче шутить, потому что её сердце больше не могло страдать. — Я сразу купила билет, зная, что с тобой произошло.
— Откуда ты узнала? — телефон был разбит, всех раненных отправляли в больницу без разбора. При Мише не оказалось никаких документов, это уже потом, Платон примчался сразу в больницу, собрав всех, найдя в списке имя Миши.
— Я и до этого всё знала, а ты меня не слушал… — он мог бы и избежать всего ужаса, если только прислушался к ней.
— Если бы послушал, тебя бы не оказалось рядом… — улыбнулся, без разницы что больно.
— Мой глупышка, — Ева потянулась к нему и прижалась губами к не повреждённой щеке. Ей бы не было никакого смысла ходить по земле, если бы Миши не стало. Она не могла больше думать об этом, всё хорошо… Он жив!
Ладонь Миши коснулась щеки Евы, притягивая к себе, но дверь в палату открылась, Данила вошёл первым и увидел только он, то, чему помешал случиться. Взгляд Миши дал чётко понять, что Даниле не избежать расправы за его появление.
— Привет! А мы к вам, — Даниле и самому стало неловко, но что поделать, если они пришли… И да, он не ошибался, Мишка мачеху то свою любит покрепче, чем просто родственницу.
Ребята тоже улыбались, радостные от встречи с оживлённым и уже не окровавленным в полуобморочном состоянии Мишей.
Встречу друзей нарушили люди в форме, которые пришли для допроса потерпевших, выявляя причину взрыва. Дело оказалось очень громким.
Ева целую неделю практически жила в больнице, на квартире появлялась, чтобы вымыться, приготовить еды, более щадящей и повкуснее, чем подавали в больнице, и всё делала украдкой, чтобы никто ничего не заметил. Выходило. На работе ей сильно поспособствовал руководитель, который оформил отпуск на три недели. Про работу забыла, пока её телефон не стало разрывать от звонков, потеряли на рабочем месте Давыдову Еву.
Кирилл позвонил сыну сразу, как только узнал о происшествии по новостям. Не дозвонился. Но с утра уже разговаривал с сыном по телефону Данилы. Миша не стал рассказывать, что с ним случилось, лишь сказал, что телефон украли, поэтому не мог ответить. Кирилл был рад, ведь многого родителю не требуется, главное, чтобы ребёнок жив и здоров. По сути, Миша не так много соврал, он же жив и вскоре будет здоров. Матери Миша тоже сообщил, что потерял телефон, поэтому не отвечал, она как никогда вся изнервничалась и заплакала, услышав голос сына, понимая, что все её опасения были лишь напускным. Обещала приехать в конце апреля и сразу его всего расцеловать, ибо соскучилась до дрожи.