Обними. Поклянись. Останься (СИ)
— Не хочу тебя огорчать, но если бы не Игнат, психика твоей дочери пострадала намного меньше.
У меня отвисла челюсть.
— Ты о чем?.. Глеб!
И тут его прорвало. Чувствовалось, что голос набрал силу. Он недавней сдержанности не осталось и следа. На виске вздулась пульсирующая от гнева вена, взгляд приобрел прежнюю холодность, а пальцы, сжимавшие до этого мою ладонь, болезненно в неё впились, давая понять, насколько велика его злость. Оказывается, это Игнат открыл стрельбу во время обмена, бессердечно забрав жизни у своих «кредиторов». И только сейчас до меня дошло, как рисковал Глеб, закрывая собой Варю. Он не только прикрыл собой мою дочь, но и подставил давнего знакомого, который не единожды выручал его из беды. Этот Гарик мог запросто убить его или не сдержать обещание, но Глеб рискнул, рассчитывая только на себя и свое чутье. А вот Игнат, сволочь… О, если бы он оказался сейчас рядом, клянусь, придушила бы собственноручно.
— И?.. Никто не выжил? — затаила дыхание.
— Нет, — ответил бесцветно, откинувшись назад на подушку.
Быстро смахнув ладонью выступившие слёзы, я опустилась рядом с ним на подушку и осторожно обняла бурно вздымающуюся грудь. Глеб молчал, и молчание это было тяжелым. Я должна была идти домой. Дома Варя, пускай и уснувшая под присмотром мамы, но всё равно, она в любой момент могла проснуться и позвать меня к себе. Дома привычный уклад, мои вещи, мои мир, мои воспоминания о счастливой жизни. Сейчас я могла развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти, только… Смогу ли я это сделать без Глеба? Нужна ли она мне будет без сердца?
— Сегодня я впервые узнал, что такое страх, — прошептал тихо Глеб, прижимая меня к себе здоровой рукой. — Раньше думал, что знаком с этим чувством, но это был самообман. Не за себя испугался, а за Варю. Когда началась стрельба, я думал о многих вещах: о своей любви к сыну, ответственности за Варю, желании взять тебя за руку и начать всё с чистого листа. А потом понял… Если есть страх, если не могу дышать из-за гребаных сожалений, получается, я не настолько конченый. Значит, и у меня есть сердце.
— Ну конечно есть! — воскликнула я. — Да если бы не ты, кто знает, где бы сейчас была я или Варя? Я как никто другой знаю, что такое совершать ошибки. И как тяжело исправлять их. Но я никогда не опускала руки. Сдаться — означает умереть. А я хочу жить. Мне рано умирать, Глеб. Как и тебе.
Этим я хотела сказать, что простила его. Надеюсь, меня смогли правильно понять.
Глеб повернулся ко мне, опаляя лицо горячим дыханием.
— Когда ты спрашивала, что между нами, я не смог ответить честно, — поцеловал меня в висок, тяжело вздыхая.
— Я понимаю. Ты запутался. Думал, что не подходишь мне.
— Нет. Точнее. И это тоже. Но как тебе объяснить… Дело в том, что я разочаровался в женщинах. Я не доверяю им. То есть… Если я вцепился в кого-то или влюбился, то не отпущу ни за какие деньги. От этого и сам буду страдать, и любимым не посчастливится. Юлька… она ведь была права. Я не рыцарь на белом коне и за моей спиной куча ошибок.
— Глеб, — покраснела я, вспомнив свой недавний срыв . — Не надо. Я сказала так на эмоциях.
— Нет, всё нормально. Она поступила разумно, предупредив тебя держаться от меня подальше. Она имела все основания так считать. Уж поверь. Потому что если ты ответишь на мои чувства, если решишься на совместное будущее… Дана, поверь, я тебя ни на шаг от себя не отпущу. Я в лепешку расшибусь, из кожи вон вылезу, буду вкалывать с утра до ночи, чтобы ты и Варя ни в чем не нуждались, но ты будешь только моей. Придушу любого, кто посмотрит в твою сторону, не говоря уже об улыбке или даже самом безобидном флирте. Будешь умолять, на коленях будешь ползать — хрен отпущу. Вот такой я. Другим точно не стану. В общем, пока меня выпишут, у тебя есть время подумать.
Если честно, я была поражена такой откровенностью. Испугалась? Нисколечко. Если Глеб собственник, то я ничем не лучше. Но я и представить не могла, что Глеб возьмет быка за рога так быстро. Видимо, произошедшие события изрядно нас тряхнули, заставив посмотреть на мир иными глазами.
— А мне и не нужно, чтобы ты менялся. Меня лично всё устраивает в твоем перечне недостатков. Я влюбилась в тебя именно таким. Другого Глеба я не знала и вряд ли узнаю. Ты только поклянись, что всегда будешь рядом — и обещаю, я никогда не откажусь от тебя. Ты ещё будешь умолять, чтобы я оставила тебя в покое.
Эпилог
— Мне, пожалуйста, букет во-он тех бордовых роз. Букет кустовых розовых еще и… что-то для классного руководителя на ваш вкус. И все, — наконец я определился с выбором и выбрал два самых красивых букета. Веник для училки меня волновал не особо. У нее таких много, её предпочтения мне были фиолетовы. Пока флорист мудровал над упаковкой, мне позвонила Дана.
Сейчас начнется перекличка по списку. А я ведь по-любому что-то забыл.
— Глеб, ты где? — осторожно спросила она. Ну, ясно. Что-то нужно или сломала что-то. Последнее время Дана была очень рассеянной и стеснялась своего состояния.
— Допустим, рядом. Что случилось?
— Ты все купил, что я просила?
— Смотря что ты имеешь в виду?
— Ну, ты не помнишь? Мне клубнику, а Полине селедку… Нашел?
— Конечно, нашел. Десять минут и занесу. Потерпи немного. Хорошо?
— Лучший. Я тебя люблю. Нет, мы тебя любим. Правда-правда.
Она быстро скинула, заставляя меня в который раз улыбнуться.
Дома, уже с порога оказываюсь захваченным в плен своими женщинами. Варя чуть ли не сносит меня с ног, воруя купленный ей букет, напевая под нос себе какую-то веселую песню, следом подскочила Дана, заискивающе заглядывая в пакеты.
— Если что, это все Полине. Я такое сама бы ни за что не стала есть, — поясняет, забирая клубнику с селедкой и довольно гладит себя по объемному животу, приговаривая, что сейчас они отведают самое вкусное в мире угощение. Цветы она даже не заметила, но я и не обиделся. Знаю, спустя десять минут вспомнит и начнет бегать с вазой по всей квартире. Этот сценарий уже отработанный.
Пока я разуваюсь, меня пытается подбить кот. Варя назвала его Леоном. Они с Даной подобрали его на какой-то мусорке. Принесли домой шоколадный комок, который спустя девять месяцев превратился в метиса мейн-куна с какой-то огромной собакой. Я в жизни таких больших котов не видел. Мы не особо с ним ладили, потому что кот меня игнорировал, считая своей хозяйкой Варю. Меня он использовал в роли футбольных ворот, в которые каждый раз забивал гол, как только я приходил домой.
— Леон, сгинь, — раздраженно проворчал я, пытаясь добраться до своей жены.
Если бы знал, что меня там ждало, остался бы с Леоном.
Дело в том, что сегодня был важный день. Наша дочь — Варя, шла в первый класс. Рано утром меня отправили скупать цветы для учительницы, а заодно и полмагазина продуктов по пожеланиям Даны. Дальше по плану был отвоз моих женщин на линейку и вечерний променад с финалом в местном уличном кафе в честь Первого сентября. Мы все распланировали, и я точно помнил, что среди огромного перечня моих обязательств не было «сделай косички Варе, а то я не успеваю».
Я бы домой не вернулся, если заранее был про такое предупрежден. Но Дана была неумолима. Пояснив важность моего участия тем, что она не успевает клубнику доесть, любимая вручила мне расческу с резинками и выставила нас с дочерью в коридор перед зеркалом — красоту наводить.
Варя наградила меня сочувственным взглядом и покорно присела на стул, отдаваясь полностью в мои руки. Пересекшись с ней взглядом в зеркале, словил флэшбек, вспоминая события годовой давности. Тогда она впервые назвала меня отцом.
* * *— Ну, молодец! Герой! Все знаешь, только что ты со своей правдой делать собрался? — прохрипел я и закашлялся, продолжая закрывать Варе уши. Слышала она конечно все, но я пытался уберечь ее.
— Да ничего. Меня чужие дела не волнуют, — он потер кончик носа. Ширялся что ли? — В отличие от тебя. Тебе везде надо! Ты же привык все контролировать у нас, ублюдок! — рявкнул и хотел меня пнуть ботинком, но запнулся, посмотрев на Варю. Что-то человеческое в этом жалком отрепье все-таки было.