Разоблачение (ЛП)

Ее тело все еще пульсировало от желания, но теперь пульсировала и голова — совсем другой болью. Как бы ни старалась отогнать ее, Надия чувствовала, как на глаза наворачиваются горячие слезы. «Ложь, все, что говорил мне Раст, было ложью. На минуту мне показалось, что он действительно заботится обо мне. Может, даже любит меня. Но если бы он действительно хотел меня, если бы я была ему небезразлична, он бы не позволил ничему встать между нами», — с горечью подумала она. Надия забыла, что не хочет быть связанной ни с кем, кроме Киндреда, забыла, что возненавидела Раста, когда впервые его встретила.
Теперь в ее мыслях звучал только его мягкий, низкий голос, когда он описывал всё, что хотел с ней сделать… и выражение его лица, когда объяснял, что, как бы сильно он ее ни хотел, никогда не сделает этого.
  
Глава 11
 
Потребовалось почти три солнечных дня, чтобы разобраться в перемещающихся обломках, сброшенных со станции Скраджей, но наконец Меррик нашел то, что искал. Капсула представляла собой элегантный цилиндр размером не больше гроба и, как и все оборудование Скраджей, была мертвенно-черной со светящимися зелеными гравировками по бокам. Киндред втянул капсулу внутрь с помощью энергетической сети, и она едва поместилась в тесном пространстве шлюза.
Как только корпус корабля снова стал герметичным, Меррик открыл внутреннюю дверь и втащил капсулу, стараясь не задевать ядовитые руны, бегущие по ее черным бокам. Они были сделаны из металла, наполнявшего ядро родного мира Скраджей, — Меррик знал не много веществ более смертоносных.
Не торопясь, он нажал на печати по бокам длинной черной капсулы и был вознагражден слабым шипением. Значит, по крайней мере, внутреннее содержимое, чем бы оно ни было, не повреждено. Это хорошо. Если это какое-то оборудование, Меррик мог бы продать его или даже модифицировать под свой звездолет. Скраджи были злобными ублюдками, но их оборудование всегда на высшем уровне. Также…
Но ход его мыслей резко оборвался, когда Меррик распахнул крышку капсулы и увидел, что находится внутри.
Внутри спасательной капсулы, как кукла в кукле, находился полупрозрачный цилиндр поменьше. Он был сделан из чистого молочно-белого кристалла и очень слабо гудел — тихий музыкальный звук, который даже острый слух Меррика едва мог уловить. Но не сам цилиндр, который он узнал как редкую и дорогую стазисную камеру, привлек его внимание. А то, что находилось внутри.
Внутри полупрозрачной хрустальной оболочки, словно птенец, ожидающий вылупления, свернулась калачиком маленькая, хрупкая на вид человеческая женщина.
От удивления у Меррика перехватило дыхание, и он опустился на колени, чтобы рассмотреть ее ближе. Девушка была полностью обнаженной и такой маленькой, что сначала он подумал, что это ребенок. Но полная грудь и округлые бедра убедили в обратном. Кроме того, аккуратно выбритые темные кудри на ее лобке говорили сами за себя — о да, девушка была полностью зрелой, совершенной, изысканно сформировавшейся женщиной.
Она больше не напоминала ему птенца, теперь Меррик думал о причудливых историях, которые рассказывала ему мать в детстве — историях о прекрасной девушке, зачарованной в волшебный сон в сердце драгоценного камня, который не может быть разбит, пока не придет подходящий мужчина, чтобы ее освободить.
Меррик провел рукой по тонкой хрустальной оболочке — она гудела, слабо вибрируя под его пальцами. Он покачал головой. Стазисная камера — неудивительно, что его приборы не обнаружили никаких признаков жизни. Камера замедлила все ее жизненные показатели до почти полного отсутствия. Возможно, девушка дышала всего один или два раза в день — если вообще дышала. И сердцебиение тоже было замедлено, вероятно, до одного удара в час.
Меррик хотел увидеть ее лицо, но облако длинных черных волос его заслонило. На одной стороне кристаллической камеры стоял ряд кнопок, и он осторожно нажал на них в указанном порядке. Раздался слабый музыкальный звон, и верхняя оболочка камеры растаяла, как снег под теплым солнечным светом. Наконец, женская фигура была полностью видна.
 
То, что увидел Меррик, когда открылась стазис-камера, заставило его мрачно нахмуриться. Кто-то бил эту женщину — возможно, даже пытал. Полупрозрачный кристалл скрывал синяки на ее руках и внутренней стороне бедер. Кроме того, ее бледная, фарфоровая кожа была испещрена крошечными жестокими ранками.
Меррик почувствовал неожиданный прилив жалости. Боги, что, черт возьми, с ней сделали? И кто это сделал?
Несмотря на то, что Меррик не отличался умением взаимодействовать с людьми, он не одобрял причинения вреда женщинам. Хотя они пугались его покрытого шрамами лица и грубого поведения, он никогда в жизни не прикасался к женщинам в гневе и лишь презирал тех, кто это делал. Это было ниже мужского достоинства — бить или причинять боль тому, кто не может защититься при нападения. Только подонки могли так поступать.
Конечно, открытие камеры нарушило стазис. Женщина снова начала дышать, и розовый румянец на ее коже свидетельствовал о том, что ее сердце работает в обычном ритме. Но хотя жизненные показатели приходили в норму, девушка все еще не проснулась. Подумав, не было ли на ее лице клейма, Меррик расчесал шелковистые черные пряди ее волос.
На ее щеках не было ран, но кто-то поставил ей фингал темно-фиолетового цвета под глазом, омрачающее тонкое совершенство ее черт. Его большие руки сжались в кулаки при этом зрелище, и Меррик почувствовал странное волнение в груди. Может ли это быть… жалость, которую он чувствовал? Это чувство ему не знакомо, но Меррик подумал, что оно должно быть примерно таким. Против воли его тронули следы насилия, обнаруженные на бледной коже маленькой женщины.
Девушка зашевелилась, и на этот раз Меррик подумал о кукле с идеально прорисованными чертами лица. Но ни одна из известных ему кукол не морщилась во сне от страха и боли. И ни одна кукла не вздрагивала и не плакала, умоляя оставить ее в покое.
— Нет, — стонала девушка мягким контральто. — Нет, пожалуйста… только не снова. Я сделаю все, что угодно, только не надо… — последние слова потерялись в сонном бормотании, но она начала биться в своей хрустальной колыбели, а лицо превратилось в маску агонии. Казалось, что девушка не просто вспоминает боль, причиненную ей, она все еще каким-то образом ее чувствует. Меррик не знал, откуда ему это известно, но был в этом уверен.
Обеспокоенный тем, что девушка может пораниться, он потянулся вниз, чтобы взять ее на руки. Она была такой легкой и маленькой, что казалось, будто он ничего не держит. К его удивлению, девушка сразу же затихла и прижалась к его груди. Ее длинные черные волосы, как шаль, укрыли его руку, и девушка прижалась щекой к его плечу.
И что ему теперь делать? Меррик неуверенно посмотрел на девушку в своих объятиях. Когда-то она должна была проснуться, но не хотелось, чтобы напугалась, когда это произойдет. И давайте будем честными, если она увидит его, обязательно напугается. Правда. Любая женщина, очнувшаяся после травмы и увидевшая его покрытое шрамами лицо и разноцветные глаза, была бы напугана, а не успокоена. Лучше положить ее обратно. Меррик стал укладывать девушку обратно в камеру… и остановился. Она казалась такой маленькой и хрупкой в его руках — изящное украшение, которое может разбиться, если он не будет очень, очень осторожен.
«Не будь дураком, — сказал он себе. — Она такая же женщина, как и все остальные. Уложи ее, пока она не проснулась и не закричала от страха». Но вдруг девушка прижалась к нему, прильнув ближе к его теплу, и его сердце словно пропустило удар. Богиня, что с ним было не так?
Она снова зашевелилась, и на этот раз ее синяк под глазом и скула прижались к его руке. С губ девушки сорвался слабый крик, а на нежном лице появилось выражение боли. Хотя обычно не обращал внимания на страдания других, тихий звук боли что-то тронул внутри Меррика.
В глубине сознания всплыло давно похороненное воспоминание. Меррик вспомнил себя, бегущего к матери с какой-то маленькой раной — так давно это было, когда еще жил его настоящий отец. И его мать… Она поцеловала ранку. Поцеловала ее, и после этого ранка уже не болела.