Рейтинг (СИ)
— Доброе утро, Ася.
— Здравствуйте, Александр.
— Сегодня работаем в обычном режиме. — Далее следовало отметить дату. — Двадцать пятое сентября. — Назвать вид работ: — Поточная профилактика. — И запускать привычный и скучный до тошноты режим проверки:
— Блок тридцать один дробь семнадцать. Сто восемьдесят кластеров. Повреждений не обнаружено. Блок тридцать один дробь восемнадцать. Разрешаю загрузку новых данных. Пароль: мышь, тридцать, шесть, облако, зэт. Дополнительный сегмент сети. Блок тридцать один дробь девятнадцать. Чисто. Блок тридцать один дробь двадцать…
Два часа работы — месяц перерыва. И так два года. Двадцать первый раз с момента перезагрузки. Символично: двадцать первая встреча с АСУФ как раз пришлась в канун дня рождения.
«Между нами есть что-то общее, — подумал, всматриваясь в привычно светящуюся синим панель управления. — Мало кто знает о существовании Аси и ее роли в жизни Рейтполиса. Мало кто знает и о существовании Гуляки. Гуляка — сетевой фантом Саши Линника. Или это Саша Линник — фантом Гуляки?»
Вспомнил, что как-то поинтересовался в одну из смен:
— Ася, сколько тебе лет?
На что Ася ответила:
— У меня нет такой информации.
— Ты серьезно не знаешь, когда у тебя день рождения? — Если бы Ася не была комплексом электронных блоков, соединенных сетью, можно было бы подумать, что она по-женски кокетничает, не признаваясь о своем возрасте.
— Я родилась вместе с Рейтполисом, это было давно. Информация устарела, и я от нее избавилась.
Помнится, что даже улыбнулся тогда:
— Хороший подход… Тебе лучше живется чем мне. Отсутствие эмоций исключает сожаления о сделанном, сомнения в правильности поступков. Трезвый математический расчет — основное, чем должен обладать модератор. Ты глобально оцениваешь ситуацию и выбираешь оптимальное решение без учета чьих-то желаний. Обычные люди не справились бы. Обязательно нашлись бы сторонники разных подходов к решению одних и тех же проблем. Я бы никогда не справился. Я могу только проводить профилактику…
Беседы с Асей вносили толику разнообразия в скучный технический режим проверки. Она могла ответить на многие вопросы, дать рекомендации и даже советы, конечно, в своеобразной манере.
Ломов ругался, что своей болтовней Гуляка засоряет эфир, но Саша все равно к каждой смене готовил очередные заковыристые вопросы.
Ася с удовольствием делилась информацией о структуре коммуникаций, строении энергосберегающих систем, термоядерном синтезе, даже в подробностях рассказала, подтверждая видео картинками о процессах за пределами купола Рейтполиса. Но, тем не менее, были и такие вопросы, на которые она не торопилась отвечать.
— Что ты помнишь о бывших модераторах?
— Эта информация блокирована.
— Кем?
— Эта информация блокирована.
— Почему ты приняла меня как модератора?
— Вы вписались в заданные параметры.
— Какие именно?
— Эта информация блокирована.
— Кем, когда?
— Эта информация блокирована.
И так было при любом упоминании о модераторах.
Петр Гольдштейн и Захар Ломов такое табу воспринимали как должное, объясняя это необходимым препятствием для хакерских атак. Тем не менее Сашу поведение Аси несколько озадачивало. Нет, конечно, все было логично. Но все-равно иногда казалось, что Ася сознательно скрывает информацию.
— Сознательно? — переспросил Гольдштейн после одного из профилактических посещений Гулякой Аси.
— Странно, правда? — ощущение, что Ася обманывает, сложно было объяснить. — На большинство вопросов она отвечает сразу. На эти — делает паузу, секундную, но с завидным постоянством.
— Хочешь уличить ее во вранье? — Петр Гольдштейн пристально посмотрел на Сашу, оторвавшись от работы на эксэте.
— Не знаю. Если информация блокирована, то блокирована. Другое дело, если она знает и не отвечает, — поделился своими сомнениями Саша.
— К сожалению или к счастью, вранье — исключительная особенность человеческого поведения. — Петр Гольдштейн ухмыльнулся, а Саша отвел взгляд.
Гольдштейн умел смотреть как-то по-особенному. «На то он и службист, чтобы чувствовать, что собеседник что-то скрывает», — подумал Саша и с тех пор больше не заводил подобных разговоров с Гольдштейном. Этот короткий разговор надолго остался в памяти. По сути после него они больше не обсуждали ни поведение Аси, ни сомнения Гуляки. А Гуляка с тех пор удосужился не один раз проявить «исключительную особенность человеческого поведения», в результате чего последнее время старался лишний раз не попадать Гольдштейну на глаза.
Закончив программу профилактики, Саша Линник выбрался из симулятора, отметился у охраны и зашел в комнату отдыха выпить воды. Аппарат с газировкой ответил привычным шипением, наполняя одноразовый стаканчик живительной влагой. Осушил стакан одним махом. При общении с Асей приходилось давать виртуальные голосовые команды, что означало, что реальных причин для того, чтобы пересыхало горло, не было. Но, несмотря на это, каждый раз после смены оставалось ощущение, что эти два часа он проговорил голосом.
В комнате отдыха в это время находилось еще несколько человек, среди которых оказался и Петр Гольдштейн. Хотя Саша и старался избегать встреч с ним, но на этот раз, занятый своими мыслями, поздно его заметил. Разворачиваться и уходить не поздоровавшись было неудобно.
— Что-то ты сегодня кислый, братец. Привет. — Петр наскоро жевал бутерброд, запивая кофейным напитком. По всей видимости, заскочил в комнату отдыха ненадолго. Он бросил пустой стаканчик в мусоросборник возле входной двери и подошел, подавая руку для приветствия.
«Торопится, значит долго приставать не будет», — пришлось изобразить подобие улыбки, пожимая руку в ответ.
— Заходи в гости. Валя все мозги мне прожужжала. Где Саша? Почему исчез? А что я скажу? Приходи, расскажешь, как живешь-поживаешь. Рады будем видеть тебя. И Аня, и я. Давай-давай, ждем. — Наскоро похлопал по плечу и убежал.
Как поживаешь?
Рассказать, что с очередной поездки к отцу привез двадцать таблеток неборы? Если по одной в день, то «небесного рая» хватит на двадцать дней. Спасибо, Гольдштейн, за карточку. Код СБР исключает личный досмотр при пересечении кордона.
Двадцать дней иллюзии своей значимости в этом мире и реализации своих фантазий. Таких, каких ни здесь, ни внизу он себе позволить не может. Единственный выход из сложившейся в реале безысходности.
Почему исчез Саша? Потому что Тина добралась до двадцатого уровня и уверенно идет дальше. Потому, что проговорилась, что однокурсник предложил ей создать семью. И она, конечно, отказалась. И сказала, что оформление отношений юридически, — это не цель всей жизни, и что есть гораздо более интересные задачи, чем объединение своих рейтингов. И вообще, рейтинг — это то, от чего давно уже следовало бы отказаться, и для нее он никакого значения не имеет. И даже если она никогда ни с кем не оформит отношений, это не будет катастрофой, потому что у нее есть Гуляка — самый лучший на свете, и никто ей больше не нужен.
Как будто бы Гуляка не понимает, что означает отказ от установленных правил.
Катастрофу для нее означает.
А для него? Гуляка и так — ходячая катастрофа. Само его существование — нарушение правил. И все, к чему он оказывался причастным в своей жизни до сих пор было либо проявлением нарушения этих самых правил, либо тянуло за собой разрушительные последствия.
«Без служебной карточки Гольдштейна ты никто, Гуляка, — лезли в голову назойливые мысли. — Ты и с ней никто, что бы Тина ни говорила». «Ты сын своего отца и брат Майи» — мысленно всплыл ответ Тины. Но отец уже привык жить один, сестра — самодостаточна, Тина… Отношения с Тиной — единственное, что держало его на плаву. До того момента, пока она не шагнула на двадцатую ступень рейтинга.
Ей девятнадцать. Удивительное сочетание прагматичности и веры в сказки про любовь. Но пройдет несколько лет и прагматичность возьмет свое. А любовь как была, так и останется сказкой.