Что нас не убивает (СИ)

У меня официального разрешения не было, так что я просто уставился на голема в ответ. Прошло несколько секунд, по истечении которых он таки решил не связываться, угрюмо пожал своими раскаленными плечами, развернулся и отправился купаться в местном ородруине.
А я открыл божественный портал и отправился на встречу, которую неприлично долго откладывал.
  
Глава 2
 
Божественные порталы — штука достаточно удобная. Тебе вовсе необязательно задавать место, может быть, ты вообще никогда там не был. Может быть, это закрытая игровая локация, в которую невозможно попасть без приглашения или специально оформленного пропуска. Может быть, это чья-то тайная крепость, стены которой сложены из блокирующего телепорт материала, а внутри еще и глушилки стоят.
Но для тебя это не имеет никакого значения, потому что божественный допуск выше любого другого. Тебе достаточно всего лишь назвать имя интересующего тебя человека, и портал откроется рядом с ним.
Где бы он ни был.
Конечно, все это работает только в том случае, если ты — бог возмездия и путешествуешь по своим служебным обязанностям. Может быть, у других богов это как-то не так работает, но тут я ничего не могу сказать, потому что никогда с ними это не обсуждал.
Соломон Рейн качался на закрытой арене.
Это был круг пятидесяти метров диаметром, сверху накрытый куполом силового поля. Причем, купол был достаточно невысокий, видимо, чтобы летающие твари не могли взлететь и получить пространство для маневра.
Монстры уровня пятьсот плюс подавались из стационарного портала, установленного в центре арены, по мере необходимости. То есть, как только Соломон убивал одного и давал отмашку, ему поставляли следующего. Таким образом, скорость прокачки Рейна была около полутора монстров в минуту.
Таким образом, что того, чтобы поднять уровень, ему понадобится несколько недель беспрерывного кача. Ну, у каждого свои представления о здоровой конкуренции в рамках общесистемного рейтинга игроков.
Броня у Соломона была, разумеется, легендарная и очень навороченная. Словно космодесантник врезался в паладина на скорости около двухсот километров в час, и они образовали единое целое. В ней Соломон и выглядел вдвое шире обычного.
В правой руке у Рейна был двухметровый меч с огненными всполохами на лезвии, в левой — полутораметровый плазмоган. Здесь я мог бы пошутить что-нибудь насчет компенсации, но мы же все взрослые люди, так что давайте будем выше этого.
Я вышел из портала в тот момент, когда Соломон в красивом прыжке добивал какого-то очередного крюкозавра. Животина издохла довольно быстро, Соломон машинально (и практически не глядя) собрал выпавший из нее лут, сунул его в инвентарь и…
Я кашлянул.
Он обернулся.
— Лучше бы ты попробовал сделать это с кем-нибудь твоего размера, — сказал я, усаживаясь на ногу гигантского дохлого носорогодемона и прикуривая сигарету.
— Привет, — сказал он.
Выражения его лица я не видел, оно было скрыто шлемом. Но догадывался, что улыбка, если она там есть, должна выглядеть довольно неискренней.
— Привет, — сказал я.
— Значит, слухи о твоей смерти оказались несколько преувеличенными, — сказал он.
— Со слухами о моей смерти всегда так, — сказал я.
— Я рад, — сказал он. Голос у него был ровный и не особо радостный, впрочем, это тоже можно было списать на шлем.
— Да, я вижу, — сказал я. — Знаешь, быть богом оказалось довольно непросто. Ну, по крайней мере, таким богом. Знаешь, какие запросы иногда приходят? Соседи облучают меня при помощи хрустальных шаров, я уже устал ходить в шапочке из искусственного мифрила, отомсти им, пожалуйста. Одноклассники меня не замечают, вырви им кишки и развесь на деревьях. Воришка украл у меня две булки, приколоти его голову над городскими воротами. Если выполнять все запросы таких верующих, мир очень быстро превратится в кровавый кошмар.
— Да и времени на все вряд ли хватит, — заметил Соломон.
— Это да, — согласился я. — Но тут есть только два варианта. Со временем ты либо убиваешь кучу людей, которые, в общем-то, может и не заслуживали бы смерти, или учишься игнорировать эти запросы. Что, с точки зрения веры, тоже не идет богу на пользу.
 
— И что же ты выбрал? — спросил Соломон.
— Второе, — сказал я. — Наверное, я плохой бог. Сначала я научился игнорировать запросы, которые не соответствуют моим внутренним собственным критериям. Потом я начал игнорировать запросы, с которыми просящий мог разобраться сам, без божественного вмешательства. пусть на это уйдет время и ресурсы, пусть это может быть опасно, но если такая возможность есть, пусть рассчитывает только на себя, а не на внезапную помощь с небес. Себе я оставил только самые запущенные случаи, когда у обиженного нет вообще никаких шансов поквитаться с обидчиками.
— И ты мне это рассказываешь, потому что…?
— Потому что твое имя жаждущие произносят чаще остальных.
— Так это нормально, — сказал Соломон. — Учитывая специфику моего бизнеса.
— Да, наверное, — сказал я. — За последние… годы я узнал столько всего нового, что мои представления о нормальности сильно изменились.
Он убрал плазмоган в инвентарь, воткнул меч в землю, снял с головы шлем и повесил на эфес. По лицу Соломона струился пот.
Ну, это, видимо, тоже из-за шлема.
— Когда ты больше, чем просто никто, всегда найдутся люди, желающие тебе отомстить, — сказал Соломон. — Пусть даже и по надуманным причинам.
— Не уверен, что в твоем случае им пришлось что-то специально придумывать, — сказал я.
— Все равно, этот случай нельзя признать безнадежным, — сказал Соломон. — Пусть качаются, пусть узнают, где меня можно найти. Всегда есть способы.
— Это да, — сказал я. — В свое время я тоже так подумал. Барды молили меня об отмщении, но я игнорировал их мольбы. Это же Соломон, говорил я себе. Я знаю его почти с самого начала. Он объяснил нам, как тут что устроено. Он помогал нам, он бился рядом с нами, мы с ним вместе стояли против того рукопашного азиата в Данже Воли, ныне покойного. И тогда я тоже ничего не сделал. Но должен признать, что игнорировать остатки разгромленной тобой Коллегии было куда сложнее, чем одиночных верующих, большая часть из которых и сами были отнюдь не образцами человеческой добродетели.
— У меня были причины так поступить, — сказал Соломон.
— Да я не сомневаюсь, — сказал я. — И даже не буду выяснять мотивов. Это было… ну, довольно давно, с тех пор многое изменилось. а барды все равно поют. Им не привыкать к гонениям.
— Так в чем же дело?
— Потом ты прыгнул на меня, — сказал я. — Сломал мои статуи и вот это вот все. И, наверное, у тебя и в этот раз были мотивы так поступить. И я снова не буду выяснять мотивов. Просто когда я об этом узнал, я подумал, что нам надо поговорить.
— И вот мы разговариваем, — вяло улыбнулся Соломон.
— Да, — сказал я. — Мы разговариваем. Но сначала я представлял себе этот разговор совсем не так. Я думал, я приду и спрошу, Соломон, а что за фигня? И ты скажешь, Чапай, извини, по дурости своей наломал дров, прости, больше не повторится. А я бы сказал, ну ладно, смотри, а то ведь так и выхватить можно ненароком. И на этом, наверное, все бы и закончилось. Потому что это же Соломон, сказал бы я себе. Я знаю его почти с самого начала. Он объяснил нам, как тут что устроено. Он помогал нам, он бился рядом с нами, мы с ним вместе стояли против того рукопашного азиата в Данже Воли, ныне покойного. Прыжок на меня я вполне мог бы простить, а статуи — это всего лишь статуи, в конце-то концов. К тому же, они уже восстановились.
— Вот как?
— Да. Немного цемента и божественного чуда, — сказал я. — Но потом я узнал, что ты прыгнул на моих верующих. На тех самых, немощных, слабых, всеми презираемых, тех, кто приходил в храмы и возлагал подношения к моим статуям, тех, на которых всем наплевать, тех, кто ни при каких раскладах не смог бы отомстить сам, потому что они слабы, а их враги — слишком сильны, могущественны и облечены властью.