Посох Мерлина (СИ)

— Отстань от нас и убирайся!
В этот момент хватка кровопийцы резко ослабла, из-за чего Брендон решил, что ударил её по голове, и поплыл к камню, собрав все силы. Адреналин позволил ему забраться на спасательный островок суши, сжать руку Кэролайн, пока обессиленный Фосети сжимал её другую руку, с которой скатилась капля крови. Картер судорожно стал осматривать гладкую поверхность воды, в любой миг ожидая нападения, пока старался перевести дыхание и почувствовать тепло своего солтора на груди. Он ощутил взгляд на своей спине и обернулся, чтобы напороться на бледное лицо русалки. Она выглядывала из воды, скалила клыки, но будто бы не могла подплыть ближе.
— Убирайся, — одними губами сказал Брендон и показательно сжал проводник в ладони. Он хотел уже наколдовать что-нибудь, но на его удивление русалка с ненавистью во взгляде ударила хвостом по воде и устремилась прочь.
— Она израсходовала почти всю магию, чтобы спасти тебя, — раздался хриплый голос Вермора, который не видел всего этого.
— А я поплыл за тобой из-за тебя, — так же хрипло шикнул кайндаймхец, борясь со сном. Тошнота всё ещё подкатывала к горлу, а голова раскалывалась.
Мальчик попытался втянуть ртом как можно больше воздуха, задрав голову, как внезапно заметил рыжего кота, прятавшегося в листьях цветка на потолке. Каффиихт внимательно рассматривал его изумрудными глазами, будто не верил, что его убежище раскрыл такой щуплый мальчишка.
«А я тебя почти нашёл», — подумал Картер и провалился в сон.
***
Крепкие руки сжимали плечи Брендона, а в воздухе витал аромат хвои и пряников. Вокруг было тепло и тихо, лёгкие больше не горели и голова не болела. Однако он чувствовал себя таким слабым, будто его только что разбудили от глубокого сна, из-за чего в мыслях сразу возникло обеспокоенное лицо Кита, который искал своего друга всё это время. С этим неприятным чувством Брендон наконец открыл глаза и сразу же увидел Себастиана в белом свитере под горло.
— Доброе утро, Брендон. Если ты думал, что можешь избежать выговора, что лежишь не в своей кровати после отбоя, уснув здесь, — обвёл рукой часть общей гостиной Эванс, — то это не так. Вставай давай и пойдём в нашу гостиную, пока не наткнулись на миссис Клиффорд. Она, как ты знаешь, очень не любит нарушение правил.
— А где Кэролайн и Вермор?
— Вермор где не знаю, но Кэролайн как раз и сказала мне, где тебя искать. Поругались или подружились?
— Не ругались, — неуверенно ответил Брендон.
— Она, вроде, хорошо на него влияет.
Брендон лишь хмыкнул, ощупывая голову в поисках шишки.
— Всё хорошо? — спросил Себастиан. — Просто сонный или что-то случилось?
— Просто сон странный. Я думал, что Кэр с Вермором были со мной всё это время.
— Ну, насколько мне известно, Фосети довёл нашу Кэролайн до гостиной около получаса назад. Но мне всегда говорили, что спать на закате — плохое дело.
Картер утвердительно кивнул, чем вызвал лёгкую улыбку у учителя, и всё оставшееся время до гостиной они шли молча. Уже за дверью, украшенной еловыми ветками, после пожелания хороших сновидений, Брендон нашёл в себе силы говорить. Тем более, у камина сидела Кэролайн.
— Как день прошёл? — будто бы невзначай поинтересовался он, когда был в пару шагах от своей комнаты.
Кайндаймхка от неожиданности слегка вздрогнула и вопрошающе посмотрела на одноклассника.
— Тебе-то что?
— Просто ты мне снилась, — пожал плечами Картер, после чего дверь за ним закрылась.
========== Глава 20. Всё пошло не так ==========
Брендон даже не заметил, как Йоль прошёл, закончились шоколадные конфеты, долгие вечера у водных зеркал, когда он говорил с папой и дядей Джером и пытался угадать свой подарок. Пока он перебирал огромную кучу вариантов подарка на Йоль, начиная от гитары и заканчивая каникулами в Факсе, прошли и йольские каникулы, за которыми тянулась учёба. Временами интересная, но чаще всего скучная, с похожими друг на друга днями и уроками, которые разбавляли разве что рыцарские бои за членство в ордене и редкие вылазки на кухню. Так пролетел январь с его белоснежным снегом и целой армадой снеговиков на заднем дворе Гринчвилда, однако за одним зимним месяцем пришёл другой с новым праздником, наполненным ещё большим количеством факелов и свечей.
 
На Имболк вокруг атенеума целые сутки горели костры. На этот раз никаких балов и игр не было — в священство Имболка верили даже те, кто слышал о нём в первый раз, из-за особой атмосферы. Свечи Самайна считались погребальными, йольские фонари зарождали надежду, а костры Имболка связаны с возрождением. Остатки снега быстро таяли, как таяли долгие холодные ночи, высвобождая чёрную землю с пожухлой травой, которая приносила особенный запах свежей весны, хоть по календарю до неё был ещё месяц. Ученики ходили в белых и светло-розовых одеждах, на руках можно было найти браслеты из шёлковых лент всех цветов радуги, а в каждый приём пищи многие отдавали предпочтение молоку из кувшинов и творожному сыру с разными сухофруктами. Венки из молодых веток с зачарованных балконов висели в главных помещениях Гринчвилда: от Церемониального зала до гостиных, особенный запах листвы разносился по всему замку и зелёный цвет поднимал настроение. Рыцари, которые претендовали на членство в ордене, и Короли года принимали ванны, усыпанные цветами, в свете свеч, и всё второе февраля ходили полностью облачённые в шёлковые одежды.
Первых в своём роду и многих метисов такой почёт традиций удивлял и забавлял одновременно. Все расступались перед Избранными, словно волны, которые наплывают на волнорезы, чтобы разглядеть рыцарей или королей в церемониальных одеждах. Смотрели на них, вытягивая головы, запоминали все детали их одежд, ведь по слухам рано или поздно Избранные окажутся на службе владыки эльфов, возглавляющего Неистовый гон. Публику обдавало можжевеловым запахом, и таким необычайно вкусным, что просыпалось желание ходить за Избранными по пятам, из-за чего даже образовывались маленькие кучки последователей. Однако с наступлением вечера все короли и рыцари внезапно пропадали из поля зрения учеников и уходили с молодыми учителями в лес, чтобы совершить древние обряды и попросить богиню Морриган продолжать освещать их пути светом и спасать от бедствий.
Когда же все вернулись в атенеум, начался дождь. Даже для Шотландии гроза в феврале была необычным делом, так что в некоторых спальнях слышались беседы о том, насколько такое погодное явление было хорошим знаком. Многие считали, что это к беде, однако первым человеком, который бы с этим не согласился, был Сауней Конноли.
Учитель истории был одним из немногих взрослых, который жил в Гринчвилде почти весь год, так как у остальных были семьи в Гринхолле или других городах, связанных с Петси. И в ночь со второго на третье февраля он был рад этому факту, несмотря на то, что нередко встречал раздражающе наглых подростков даже ночью, а с недавних пор из атенеума не выпускали даже взрослых.
Он ещё не ложился, когда услышал первые крупные капли дождя, бьющие по окну. Медленно подкрадывающийся сон как рукой сняло, а кровь забурлила в жилах, стоило пальцам нащупать в шкафу плащ. Мужчина стремительно вылетел из комнаты, на ходу просовывая руки в рукава, с целью выбраться из атенеума. Несколько раз он замедлял шаг, вслушиваясь в звуки, ждал, сжав челюсти, когда другие учителя завернут за поворот, чтобы не натолкнуться на них и не придумывать причины, которые заставили бы его покинуть Гринчвилд в грозу поздней ночью.
Сауней не пошёл к массивным дверям главного входа в замок, а повернул в слишком хорошо изученный коридор, который вёл к затопленному подвалу. Пара поворотов, пугающая скрипучая дверь, которая наверняка могла разбудить добрую половину учеников и учителей, непонятный холод, веющий из одного прохода, и, наконец, он наткнулся взглядом на люк. Взмахом руки мужчина открыл проход, трансформируя люк в чугунную лестницу. Прошло ещё несколько секунд, и он почувствовал противную сырость под ногами. Сам воздух был пропитан этой сыростью и запахом тухлой рыбы, из-за чего его каждый раз тошнило. Конноли обвёл взглядом гладь воды, в глубине души радуясь отсутствию русалки. Воспоминания об их последней встрече приносили лишь злость и приглушённую боль в шее, хоть он и обработал рану эликсиром. Поэтому столкнуться с водной бестией не хотелось хотя бы из-за затаившегося в груди страха и слишком важного дела.