Наши хрупкие надежды (СИ)
— Прости… я не хотела делать больно.
Мишель грустно улыбается, в ее голубых глазах читается печаль. Печаль от того, что сделала больно мне. Но я не имею права жаловаться или винить ее… я просто надеялся, а надежды все рухнули, как во время землетрясения.
— Адам, я готова объяснить.
Руки Мишель трясутся, она сжимает их в кулаки и продолжает:
— Я хочу, чтобы наша любовь была чистой, а сейчас она… уродлива.
Она закрывает глаза, а я сжимаюсь от ее слов.
— Прости, мне нужно заткнуться. Все же я не была готова… я не хотела оскорбить или…
Мишель снова закрывает глаза, сконфуженная. Ее рот действительно нужно заткнуть, и этим должен заняться я.
Подхожу и беру ее за руку. Мишель открывает глаза, которые умоляют понять ее и как-то поддержать — начать первым.
— Сейчас это неважно. Начнем с того, что ты просила изначально… хочу насладиться тобой.
Мишель вдыхает так, что ее грудь сильно поднимается. Замечаю на ее коже мурашки и легкую печальную улыбку.
— Чарльз ведь дома, будет ужасно…
Она права. Чарльз дома, спит сладким сном, но это не значит, что я поведу Мишель к себе.
— Есть идея получше, — улыбаюсь я и жестом показываю на свою машину, ощущая новый прилив мурашек на коже Мишель.
10 ГЛАВА
АДАМ
Мишель садиться на меня, не прерывая поцелуй. Я закрываю дверь заднего сидения, и на секунду она отстраняется.
— Мы можем включить классическую музыку?
— Эээ… да, но у меня в телефоне нет музыки, — в смятении отвечаю я, придерживая Мишель за бедра.
— У меня есть!
Она улыбается, достает телефон, и уже через минуту нас окутывает прекрасная спокойная мелодия.
— У меня никогда не была секса в машине, — признается Мишель, покусывая губу.
— У меня никогда не было секса под музыку, — улыбаюсь я.
Мои руки медленно гуляют по ее нежной, как струны скрипки, спине. Мы целуемся спокойно, но долго это не длится. Мы оба понимаем, что не знаем, когда это повторится, когда я вновь смогу насладится ее губами, утонув при этом в океане ее глаз.
Мишель оперативно работает с ремнем на моих джинсах, пока я обнажаю ее грудь. Ее язык движется по моей шее, руки тонут в моих волосах.
— Мишель… постой.
Она останавливается, и, придерживая ее за талию, я ищу презерватив в месте, где всегда оставляю стаканчики от кофе.
Мишель смотрит на меня, и ее лицо так и говорит: «Боже, да! Как я могла забыть о защите!»
Наконец, кроме окутавшей машину музыки, наружу выходят непрерывные стоны.
Ее аккуратные пальчики проходят по моему прессу. Я не отпускаю ее, сжимаю ягодицы так, что она вскрикивает.
— Целуй меня, Адам. Я хочу запомнить твой поцелуй, — умоляет Мишель, и мне не нужно повторять просьбу второй раз.
Движения становятся быстрее, стекла влажнее, воздуха меньше. От моих поцелуев губы Мишель становятся красными. Я кусаю ее нижнюю губу, и она выгибается, рукой касаясь крыши машины. Хочу напоследок запомнить ее лицо, поцелуй, который, как мне кажется, навсегда отпечатается в моей памяти. Чуть-чуть, и все… еще чуть-чуть, и мы вернемся к «почему?».
От губ я перехожу к груди. Ногти Мишель впиваются, как лезвие, в спину.
— Божечки… — слышу я и откидываю ее на сиденья, нависая над ней.
Мишель тянет меня к себе, целует. Ей наплевать, что из ее губы стекает капля крови. Решаю спустится ниже: шея, ключицы, грудь, живот.
Ее руки тянут мои волосы, когда я наконец пробую ее. Хочу запомнить ее, этот момент. Увидимся ли мы снова? Или это опять будет чертова надежда?
Приблизившись к ее лицу, я незамедлительно целую, чтобы она смогла попробовать саму себя. В этот момент я в последний раз вхожу в нее, чтобы довести до уже неизбежного и приближающегося оргазма.
АДАМ
Перебираю ее волосы, лежа в душной машине. Музыка давно кончилась, мы восстановили дыхание и вернулись в реальность.
Наши тела блестят от пота, укрытые белым пледом. Чарльз порой засыпает в машине после футбола, так что я всегда оставляю плед здесь.
Мишель смотрит на время в телефоне и, сев на сиденье, надевает белье. Она не смотрит мне в глаза, как несколько минут назад. Я решаюсь тоже подняться и, поискав свое белье, одеваюсь.
Мишель, в одном бюстгальтере и трусиках, разворачивается, но притягивает к груди весь плед. Она сидит, прикасаясь спиной к влажному окну двери.
— Мишель… и мы…
Я не знаю, как начать, и должен ли начать я?
— Нет, пожалуйста, не смей говорить фразами из сопливых фильмов, чтобы я осталась. Это не прокатит, ты знаешь!
Она вздыхает, трет лоб, не зная, как объяснится.
— Я говорила, что наша любовь уродлива… так и есть… нет, мне было приятно проводить время с тобой и твоим прекрасным сыном…
Она сжимает ладони в кулаки, ужасно волнуясь, и я решаюсь взять ее за руки, поддержать, как бы больно мне самому не было. Одними глазами Мишель благодарит меня и продолжает:
— Ты спасал меня неоднократно. Пусть часть меня еще ненавидит тебя, что ты употреблял, но я рада, что тогда, вечером, ты решил подвести меня, но… это не вовремя.
Мишель всхлипывает, ее глаза блестят. Из океана скоро польется вода.
— Не вовремя, — эхом отвечаю я.
— Сейчас мы оба не готовы. Мы помогли друг другу, были опорой. Судьба нас познакомила, но не планировала, что мы можем влюбиться друг в друга.
Я уже не скрываю, что плачу. Мои щеки мокрые, и самое ужасное, что Мишель отчасти права. Нам нужно выбраться из прошлого, понять, чего хотим, а потом создавать отношения. Но мы могли бы попробовать это вместе, разве нет?
— Кажется, теперь я заговорила фразами из сопливых фильмов, — смеется она, и в маленьком свете я замечаю веснушки на прекрасном личике, пусть даже мокром, как у меня.
— Не провожай меня, не надо, ладно? Я не хочу думать, что поступаю неверно. Мы можем общаться, не прерывать контакт… возможно, в будущем у нас получится, когда мы оба будем готовы, если ты не найдешь свою чистую любовь.
После последней фразы она с опаской поглядывает на меня. Найти кого-то? Нет, точно нет. Я и не думал, что влюблюсь в эту рыжую ведьму с голубыми глазами, но нас действительно свела судьба, чтобы мы были друг другу спасательным кругом, а любовь добавили мы сами.
— Я хочу держать контакт с тобой, Мишель.
Она впервые улыбается и облегченно выдыхает. Ее рука касается моей колючей щеки и убирает слезу. Мы хочется крикнуть: «Нет, не отпускай меня!», но не могу. Просто не имею права.
— Ты будешь прекрасным отцом, Адам. Ты уже им становишься. Ты пройдешь лечение. Ты, черт возьми, его уже проходишь. Уедешь из этого опасного района, покинешь темноту, что в твоей душе. Ты будешь жить, счастливо жить, а Чарльз будет радовать тебя.
Она сдается и уже даже не пытается вытереть слезы. Я решаю поддержать ее такими же словами, в которые верю:
— А ты станешь известной скрипачкой, открывшую свою музыкальную школу. Ты найдешь прекрасных друзей, которые будут радовать тебя. Уйдешь от прошлого, преследующее тебя. Больше не будешь думать о других и страдать. Будешь улыбаться. Будешь счастлива.
Мишель еле заметно кивает, облизывая соленые от слез губы, и, чуть приблизившись к моему лицу, шепчет:
— Знай, что ты всегда будешь дорогим мне человеком, которого я полюбила.
С этими словами она забирает вещи, телефон, и, открыв дверь, покидает машину… Покидает меня.
11 ГЛАВА
МИШЕЛЬ
В аэропорту очень свежо и даже прохладно. Мой рейс днем, так что за окном приятное осеннее солнце. Вокруг полно людей: ожидающие своего рейса и те, кто прощаются с родными.
Мне прощаться не с кем. Я попрощалась уже. Так что сейчас только я, мой голубой чемодан, а на плече — скрипка.
Вчера я последний раз прогулялась по знакомым улицам города. Зашла в любимую кофейню, в наушниках звучал любимый Бочелли. А сегодня я наконец полностью распрощалась с квартирой. Это многое значит для меня. Уйти оттуда — означало уйти и забыть прошлое. Да, прошлое всегда будет на твоих плечах, но какая разница, когда тебя ждет прекрасное будущее… даже если тебе пришлось отказаться от любви?!