Наши хрупкие надежды (СИ)

— Я был стриптизером.
После услышанного мои губы раскрываются, а брови высоко поднимаются.
— Адам, когда я думала, что ты удивить меня уже не сможешь, то сильно ошиблась, — шокирована говорю я и смеюсь, а Адам легонько толкает меня в плечо.
— Вообще по образованию я юрист, но никогда не работал в этой сфере. Там, в клубе, я как раз и познакомился с Санни. Она была на девичнике подруги, и я не мог не смотреть на нее. Она была прекрасна.
Я искренне улыбаюсь. Когда-то у Адама была чистая и светлая любовь. Его глаза светятся и смотрят на сына — память о любимом человеке. Я и подумать не могла, что у него может быть зависимость. Может, я не думала, что снова столкнусь с этим, или может, я была слишком слаба, чтобы это заметить.
— Мы поженились после того, как узнали, что ждем ребенка. Мне было тогда двадцать пять, а она на год младше.
Я беру его за руку, пытаясь забрать тоску, что у него в душе и отражается на лице.
— Спустя три года мы обоюдно решили развестись, сохранив при этом хорошие отношения. Мы общались, звонили друг другу. Она была прекрасной матерью, мне бы хоть на половину быть таким отцом, как она мамой.
Глаза Адама смотрят в пустоту, я сжимаю его руку крепче и его глаза встречаются с моими.
— Эй, Адам, ты прекрасный родитель. Да, тебе тяжело, но я знаю, что стараешься. Сын будет гордится тобой, — шепчу уже в его губы и понимаю, что еще чуть-чуть — и они соприкоснуться, но тут приносят наш заказ, и мы отстраняемся друг от друга.
Здесь, в Макдональде. В окружении фаст-фуда, проводя время с мужчиной и его ребенком, я чувствую себя в безопасности и впервые кому-то интересной.
  
АДАМ
 
Девушка ставит на стол заказанные бургеры и картошку фри. Чарльзу и Мишель коктейли, а мне колу.
— Мама тоже любила коктейли, — неожиданно говорит сын, поглядывая на Мишель и ее коктейль.
На секунду кажется, что Мишель растерялась, услышав это, но тут же улыбнулась.
— А еще что ей нравилось? — спрашивает она, потягивая напиток из трубочки.
— Она разукрашивала со мной и любила смотреть мультики.
— Хочешь, я помогу тебе с Бэтменом?
Я наблюдаю за всем происходящим. Мне одновременно волнительно и спокойно.
— Нет. Бэтмена хочу сам, разукрасим вместе машину.
Чарльз улыбается во все свои зубки, и Мишель улыбается ему в ответ.
— Давай, приятель, ешь свой бургер, пока горячий.
Чарльз хлопает в ладоши. Он всегда так делает, когда с ним соглашаются либо ему нравится происходящее.
Неожиданно Мишель стонет, откусив бургер.
— Прости, это бомбезный бургер. Я тысячу лет его не ела, — улыбается она, и я, касаясь пальцем края ее губ, убираю сырный соус и облизываю.
Ее щеки краснеют, и она отводит взгляд. Это девушка может быть такой разной: первая целует, моля о сексе, и одновременно смущается, когда ее касаются.
— Кстати, я прислушался к твоему совету и обратился к людям, которые мне помогут, — сообщаю я, надеясь, что Мишель уже видит во мне изменения.
— Воу… честно признать, я и не думала… я очень рада. Это верный шаг и о многом говорит.
Мишель улыбается, взгляд наполнен добром и искренним теплом, будто говоря, что уже она не призирает меня.
***
— Чарльз, у тебя уже готов костюм на Хэллоуин? — интересуется Мишель у сына, опустошив стаканчик коктейля.
— Почти, но я не хочу идти в школу.
— Почему?
Мишель оставляет недоеденный бургер на подносе и смотрит на ребенка.
— Мне там не нравится.
— Чарльз, я тоже не любил школу.
Сын хмурится и после недолгой паузы говорит:
— Там только еда вкусная.
Мы с Мишель улыбаемся, и я чувствую, как наши пальцы соприкасаются на столе.
— Тебя там обижают? — уточняет Мишель.
— Нет. Мне просто не нравится, — отвечает Чарльз, тем самым заканчивая разговор.
— Пап, а ты мне купишь еще один бургер?
— Ты сначала этот начни есть и оставь Бэтмена.
— Не волнуйся, я его съем.
Я закатываю брови и обращаюсь к Мишель:
— Ему только шесть, но у него всегда на все найдутся ответы.
Вечер проходит прекрасно. Это единственный вечер, который так прошел. Не помню, когда такое было. Я заказываю еще по бургеру, чему сын радуется. Чуть позже я пью кофе, а Мишель с сыном заканчивают разукрашивать машину. Довольный Чарльз показывает мне их творения и целует в щеку Мишель в ответ за помощь. Мишель поглядывает на меня, и мы улыбаемся, молча благодаря друг друга.
   
МИШЕЛЬ
 
После Макдональдса мы прокатились по городу, и я наконец увидела ночной Нью-Йорк. Не тот в котором живу, а тот, который показывают в фильмах: красивый, с людьми, которые торопятся по делам, с пробками известных желтых такси.
Добравшись до нашего опасного района, я прощаюсь с Чарльзом, и тот, улыбнувшись, скрывается за дверью квартиры.
Теперь я могу его спросить то, что должна была в самый первый момент.
— Адам, ответь только честно, пожалуйста!
Он вздыхает и уже понимает, о чем я.
— Есть одно место. Озеро, до него два часа ехать… Мишель, забудь, это уже неважно, не забивай голову этим.
— Если его кто-то будет искать? — тревожусь я.
— Никому он не сдался. Да и если будут. Никто не знает. Пистолет у меня, а выстрел никто не слышал. Он на дне. Там глубоко. Теперь он кормит рыб.
Глубоко вздохнув, я прислоняю лоб к его груди.
— А откуда у тебя пистолет?
— Я понял, что тут без этого никак. Я услышал твой голос, когда ты вошла в подъезд, а потом громкие хлопки дверью.
Я поднимаю голову, заглядывая в его глаза, и вижу в них отражение заката.
— Ты прав, не нужно забивать этим голову. Спасибо тебе.
— Так поступил бы каждый
— Нет. Я про сегодняшний вечер. Спасибо, что показал мне настоящего себя.
Его рука касается моей щеки, губы тянутся к моим. В ответ, мои руки тонут в его волосах, медленно спускаясь к легкой щетине.
Поцелуй становится жестче, и, почувствовав руки Адама на моей груди, я сразу же останавливаюсь, отстраняясь от него.
Мы оба стоим, пытаясь успокоить свои чувства и восстановить дыхание.
— Прости, после вчерашнего тебе тяжело. Я не должен был…
Адам аккуратно берет за руку, и я рада, что он понимает меня.
— Спасибо еще раз, — благодарю и, поцеловал в колючую щеку, направляюсь к себе.
***
Зайдя к себе, я вновь чувствую одиночество и следы прошлой ночи. Я бы успокоила себя, сыграв на скрипке, но я так и не забрала инструмент. Не успев сделать шаг в комнату и поразмышлять о сегодняшним вечере с Адамом, я слышу негромкие грохоты со второго этажа. Фиби! Боже, я совсем забыла к ней прийти. Вчера я заметила, что у нее на лице, но не было и сил спросить, но в мыслях я уже догадывалась.
Выйдя, поднимаюсь наверх, переступая через ступеньку. На пороге появляется Фиби, закрывая дверь, а в руках большая сумка с вещами. Развернувшись, она натыкается на меня. На ней солнцезащитные очки, хоть сейчас уже почти двенадцать ночи.
— Фиб, прости. Я должна была прийти раньше, — делаю маленькую паузу, чтобы сообразить, что хочу сказать дальше: — Твое лицо, Фиб… я… мне жаль. Чтобы ни случилось, это ужасно.
Подруга снимает очки, и я снова вижу ее синяк; царапина на губе чуть уменьшилась.
— Чтобы ни случилось, — шепчет она. — Эта тварь принуждала меня к вещам, которых я терпеть не могу! Я отказалась даже тогда, когда он предложил деньги… я ответила, что изначально предупреждала, что никаких веревок или скотча…
Я представила сцену, где Фиби насильно завязывают или заматывают скотчем.
Подруга вздыхает, смотря на стену, и даже в этой темноте я все равно замечаю слезу на ее щеке.
— В итоге после моих отказов он избил меня, забрал деньги, которые изначально заплатил, и напоследок сказал, что я шлюха.
Теперь я представляю другую сцену: Фиби пытается защититься, пока какой-то сумасшедший бьет ее и называет шлюхой. Но ведь эти твари сами пользуются их услугами. Когда им все нравится, они не шлюхи, а когда им отказывают, то могут быть кем угодно.