Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ)
73.
Его сиятельство маркиз Аллейн покрутил в холеных белых пальцах изящную ножку хрустального бокала и медленно, смакуя, выпил. Чудесное вино! Из Бургундии. В Англии такое редкость. А маркиз обожал все редкое. Считая себя тонким ценителем прекрасного, собирал картины, — весь второй этаж лондонского особняка представлял собой картинную галерею. Итальянские, французские, фламандские, испанские живописцы… И на все полотнах — любимая тематика: убийства, насилия, резня. Поэтому маркиз никогда не водил гостей на второй этаж. Зато частенько сам бродил по нему часами, — это поднимало ему настроение.
Его сиятельство дал знак лакею, и тот вновь наполнил бокал. Глядя, как льется из бутыли темно-вишневая жидкость, Аллейн слегка прищурился. Он любил красное вино. Оно похоже на кровь. А маркизу нравилась кровь. Нравился ее цвет, запах. Нравились стоны человека, из которого она медленно вытекает…
Он щелкнул пальцами, и слуга бесшумно исчез за дверью, оставив его одного. Аллейн довольно улыбнулся. У него есть все. Вышколенные слуги, лучшие вина в погребе, великолепные редкие картины… И — прекрасная женщина, принадлежащая лишь ему. Гвендолин. Мятежная, непредсказуемая баронесса Финчли.
Как приятно ставить ее на колени, упиваться ее унижением, покорностью! Какое наслаждение видеть страх в ее огромных красивых глазах, слышать ее мольбы о пощаде!..
Но проходит какое-то время — и она вновь поднимает голову. Выкидывает курбеты, встает на дыбы, как плохо объезженная лошадка. И вновь приходится усмирять ее, подчинять себе ее волю, заставлять признать себя ее властелином. Поэтому она никогда не надоедает ему. Его женщина…
Будь он простым человеком — женился бы на ней. Но он — не простой человек! Жениться, заводить сопливых, крикливых детей — это для обычных людишек. Это пошло и обыденно. Он, маркиз Аллейн — исключительное создание. Единственное в своем роде.
Он богат. Знатен. Могуществен. Его могущество и власть беспредельны. Нет того, что бы он ни пожелал, — и что не досталось бы ему… Кроме одной женщины. Даже сейчас, хотя прошло столько лет, он почувствовал глухую злобу, туманящую разум.
Та женщина предпочла ему графа Беркшира. Он, Аллейн, долго лелеял замыслы реванша. Хотелось для той, что отвергла его, и счастливого соперника чего-то особенного… Страшного. Но он наполовину опоздал: графиня скончалась. Поэтому пришлось ограничиться местью графу: написать донос, представить королю хорошо сфабрикованные доказательства… Беркшира отправили на эшафот. Аллейн присутствовал при казни, смаковал каждое мгновение, старался запечатлеть в памяти каждый миг. Вот и сейчас он вспоминал — и злость отступила, рассудок снова стал ясным, мысль заработала быстро и четко.
Думать о мертвых врагах всегда приятно. Иное дело — враги живые. На сегодняшний день маркиз особенно выделял троих. И двое из них — люди умные и обладающие некоторой властью и влиянием. Лорд Корби и виконт Мандервиль. Неразлучная парочка. Оба копают под него, Аллейна, оба жаждут расправиться с ним. Но у них ничего не получится. Скоро, очень скоро по крайней мере один из них отправится в преисподнюю!
Как это произойдет? Да очень просто. Евангелина Корби окажется в руках маркиза, он, возможно, позабавится с девчонкой, а затем убьет ее и велит подбросить труп к воротам замка своего врага. И, конечно, сердце лорда не выдержит смерти единственной любимой дочурки.
Тогда можно будет подумать и о расправе над Мандервилем. Найти подход к этому верному псу Корби.
Что касается третьего врага, то вряд ли с ним будут проблемы. Сын казненного за измену графа, беглый каторжник, промышляющий разбоем на большой дороге, — по нему давно плачет виселица. Но маркиз уже решил, что не сдаст Шелтона властям. Сам расправится с сыном Беркшира. Надо только найти негодяя, а уж как с ним поступить потом — Аллейн придумает! Он невольно дотронулся до тонкого шрама на щеке, оставленного ножом Шелтона. Пожалуй, когда ублюдок попадет к нему в руки, он первым делом изуродует его смазливую физиономию!
Настроение маркиза поднялось. Он встал с кресла, в раздумьях прошелся по комнате, попутно проводя пальцем по мраморной каминной доске, по резным завиткам на бюро красного дерева, — в поисках пыли. Он ненавидел пыль и требовал безупречной чистоты от прислуги.
Ева Корби… По сравнению с яркой Гвендолин — невзрачная девчонка. Щупленькая, маленькая, робкая. Пожалуй, развлечения она ему не доставит. Он отдаст ее Рокуэллу. Тот мечтает об этом.
При мысли о герцоге Аллейн даже рассмеялся. Ему нравилось играть на людских страстях, шантажировать, использовать других в своих интересах. Так произошло и с Рокуэллом. Узнав, что помолвка герцога и Евангелины Корби расстроилась, и жених в большом гневе, маркиз явился к нему. Понадобилось совсем немного времени, чтобы выяснить: герцог жаждет отомстить. И еще меньше, чтобы предложить Рокуэллу свой план и получить от того согласие участвовать в похищении бывшей невесты.
Аллейн был доволен. Если герцога по какой-то случайности схватят люди Корби — он, маркиз, будет ни при чем. Рокуэлла сопровождали люди Аллейна, но они не выдадут своего хозяина, — у каждого из них были на то причины, каждый был чем-то обязан маркизу и зависел от него. И, что бы ни говорил Рокуэлл, — у него было достаточно причин для мести, и в то же время не было никаких доказательств причастности маркиза к похищению.
Итак, оставалось только дождаться возвращения герцога и своих людей с пленницей. Ничего, в подобном ожидании есть своя прелесть. А пока — сходит-ка он наверх, в картинную галерею. И время пролетит быстрей, и наверняка посетит вдохновение — как подольше помучить перед смертью малютку Еву Корби…
74.
Гвен, натянутая, как струна, сидела на кровати в своей комнате, вздрагивая от малейшего звука за дверью. Но, чем дальше шло время, тем больше ее охватывала уверенность: Лайсу не удалось спасти Еву, Аллейн оказался быстрее.
Ах, как ужасно это бездействие!.. Она ничего не может сделать. Лайс приказал стеречь ее. Ей не покинуть замок Корби. А ведь, выберись она отсюда, — она могла бы помочь племяннице и ее мужу!
Саймон… Жив ли он? Ведь он, наверняка, попытается защитить жену. Вдруг его убили?
Она представила себе красивого, полного сил Саймона, лежащего на земле, пронзенного шпагами злодеев, — и едва подавила рыдание. Он не заслужил смерти. Она, Гвен, и так причинила ему зло, из-за нее он побывал на каторге. А теперь он может быть мертв. Возможно, его убили прямо на глазах у Евы… И виновата в этом Гвен!
Она снова вздрогнула и поежилась, хотя в спальне было жарко: Джейн затопила камин.
Вот уж у кого было прекрасное настроение и никаких угрызений совести и страхов — так это у этой девчонки. Порхает по комнате и поет, как птичка. Да, она же заявила, что хочет взять расчет! Интересно, где она отыскала вдруг работу? Не кузина ли переманила эту маленькую дрянь к себе?
— И куда же ты собираешься от меня уйти? — спросила баронесса.
Джейн засияла улыбкой.
— Его милость виконт Мандервиль меня к себе на службу позвал. Сказал, очень хочу, чтоб ты у меня работала. Ну, я подумала да и согласилась.
Гвен усмехнулась. Ври, ври, да не завирайся!
— Едва ли он тебя возьмет на работу. Не обольщайся, милочка. Зачем холостому мужчине служанка?
— Так ведь не век ему холостяком ходить, — откликнулась нисколько не обескураженная ее словами Джейн, — женится его милость, и буду я его супруге прислуживать.
Гвен заерзала на постели.
— Это он сам тебе сказал… что женится?
— Я, миледи, о делах моего будущего господина вам докладывать не собираюсь, — нагло ответила девица, — это вы у него спросите, коли интересуетесь.
Вот нахалка! Гвен едва удержалась, чтоб не вскочить и не отвесить ей пощечину. Но взяла себя в руки и даже улыбнулась.
— Вряд ли, — вкрадчиво заговорила она, — твоей будущей госпоже придется по нраву такая горничная, как ты. Я ей о тебе кое-что сообщу, дорогая, и посмотрим, сколько ты у леди Мандервиль продержишься.