Ловушка для графа, или три правила острова Скай (СИ)

Сама мисс Хартли о графе не спрашивала: ни у мистера Солсбери, чья переписка служила ей своеобразным, но утешением, ни у знакомых, по-прежнему обитающих в Лондоне. Именно потому, чтобы забыть, она и уехала прочь… Так зачем бередить лишний раз душу?
— В стойку, сэр! К бою готовьсь, — скомандовала Эмилия, и сделала выпад.
Даже занятая своими мыслями, она легко совершила полукруговой батман и оттеснила противника в сторону. Тот, совсем юный, судя по технике боя и порывистости движений, махал шпагой почти наугад — несмышленыш! — и его ответный рипост пришелся по той же линии, что и защита.
Много ждать от боя не приходилось, и мисс Хартли, расслабившись, снова погрузилась в раздумье. Ее отец был фехтовальщиком, что говорится, от бога, и Эмилия с детства махала шпагой, играя не в куклы, а в войну, как заправский мальчишка. Когда отец умер, передав ей свое мастерство, и мисс Хартли осталась одна без средств к существованию, талант фехтовальщика пришелся ей кстати: друг отца, нарядив ее парнем, взял Эмилию на испытательный срок учителем в свою школу. Она натаскивала богатеньких мальчиков в фехтовании и неплохо себя содержала, но потом объявился граф Солсбери и сказал, что отец попросил о ней позаботиться… Что ж, она была рада попробовать новую жизнь, пусть даже возненавидела женские платья, корсеты, чулки и туфли на каблуке, стеснявшие каждый шаг. А потом… новая жизнь кончилась так же стремительно, как и началась!
Не стоило и пытаться.
В зал вошел новый противник. Эмилия удивилась: бой с мальчишкой был заключительным на сегодня. Или Гаррет взял нового ученика, не сказав ей ни слова?
— Сэр, вы на спарринг? — спросила она, отводя взмокшие волосы от лица.
И сердце запнулось вдруг, узнав мужчину напротив.
— Граф Дерби, — прошептала она едва слышно сухими губами. — Что… что вы здесь делаете?
— Беру урок фехтования, разве не ясно? — отозвался он без улыбки, вскинув брови.
— Но…
— Я заплатил за урок. — И скомандовал: — К бою готовьсь! — Встал в стойку и выставил шпагу.
Ноги мисс Хартли, будто приросшие к полу, не двигались с места, а от тока крови в ушах она совершенно оглохла.
Что он здесь делает?
Как узнал?
Приехал мучить ее?
Боже мой, она и забыла, насколько он привлекателен, когда хмурит брови! А когда улыбается…
— Мистер Спенсер, мне обещали отличного фехтовальщика, а не боксерскую грушу! — Эмилия отмерла, когда кончик клинка ткнулся ей в руку.
Она не сумеет…
… снова взять себя в руки, когда он уедет.
Зачем он делает это?
Злость поднялась в ней, придав смелости сделать первый удар. А сделав его, Эмилия словно с цепи сорвалась: казалось, вложила в клинок всю обиду, разочарование, злость и махала им, как оголтелый вояка, поминутно меняя тактику и местоположение. Но Дерби, уступавший ей в ловкости и сноровке, все-таки оставался неуязвим: пренебрегая правилами, он нападал со всех сторон разом и все-таки парировал удары с удивительной точностью.
Эта борьба в конце концов вывела Эмилию из себя. Удивленная тем, что ей не удалось справиться, как ей виделось, с дилетантом, она слишком разгорячилась и начала делать ошибки. В какой-то момент, делая резкий выпад и стремясь положить конец спаррингу, она оступилась, а Дерби, отпарировав этот удар, скользнул у нее из-под руки и ткнул кончик шпаги упавшей на пол Эмилии в сердце.
Она сидела, упершись на руки, тяжело, с натугой дыша, и глядела на бывшего… друга большими, растерянными глазами. Как вышло, что она снова повержена на своем собственном поле?! Поддалась чувствам, забыла о главном правиле каждого поединка: хладнокровии. Полной сосредоточенности…
— Вставайте! — Дерби протянул девушке руку и… улыбнулся. Не насмешливо, с превосходством, а очень тепло… и…
Эмилия отвела взгляд. Померещилось или… Дерби простил ее, наконец?
«Померещилось, тебе померещилось!» — одернула она глупое сердце, наполнившееся надеждой. И подала графу руку…
Он рывком поднял ее, да так рьяно, что Эмилия впечаталась ему в грудь, лишь в последний момент отклонив в сторону голову. И, смутившись, попыталась поскорей отступить, но рука графа очень решительно удержала ее… Теплая и большая, она по-хозяйски лежала на талии, прожигая кожу огнем.
 
— Что… что вы делаете? — сипло осведомилась она. — Отпустите меня.
А он вдруг произнес:
— Я уже сделал это однажды и во второй раз совершать той же ошибки не собираюсь.
В ушах шумело, и снова мерещились странные вещи. Превозмогая себя, Эмилия повернула лицо, и губы графа оказались на уровне ее глаз.
— Не понимаю, что вы хотите сказать… — прошептала она. И попросила опять: — Отпустите, пожалуйста. Сюда могут войти!
И эти губы, изогнувшись в улыбке, почти коснулись виска.
— Если ты в самом деле этого хочешь, я отпущу, но… — Рука на талии ослабила хватку, и тело как будто мгновенно заледенело. Даже сердце, оглушавшее все это время, замерло… Внутри стало тихо и пусто. И одиноко до дрожи. — … Но я бы хотел обнять тебя крепче. Очень долго об этом мечтал! И едва могу сладить с собой… — Мужские пальцы скользнули ей в волосы и пробежались по шее, рождая бездну немыслимых ощущений.
— Граф…
— Эдвард, мисс Хартли.
— Эд… вард, а как же ваша жена?
— Она умерла, я вдовец.
— А Оуэн Галлахер как же?
— Сей «джентльмен» не имеет к нам более отношения, разве нет? — спросил Дерби, приподняв подбородок мисс Хартли и заглянув ей в глаза.
В его собственном взгляде плескалось столько горячего сожаления, столько нежности, что Эмилия, утонув и в том, и в другом, молча кивнула, пряча лицо у него на груди.
Казалось, ей это снится!
Один из тех сладостных снов, от которых просыпаешься еще более изможденным, чем от кошмаров…
А Дерби продолжал говорить:
— Я не очень силен в красивых речах, признаниях и тому подобных вещах, но… старик, дедушка Сесил, — усмехнулся он, — обозвал меня пустоголовым болваном, непроходимым тупицей и еще множеством подобных эпитетов, когда ты покинула Лондон. Заявил, что я… упустил своё счастье! Что некоторые глупцы не видят дальше своего носа, что, ослепленные гордостью, перестают замечать главное… И тогда, закрывшись в собственном доме, я много думал об этом и очень скучал… по вечерам в Линдфорд-холле, тем самым, когда мы сидели с тобой на диване, а эти мисс Хортон и Джонстон из кожи вон лезли, демонстрируя свои «недюжинные» таланты. Поверишь, Эмилия, я скучал по этим девицам…
— Так вы скучали по ним, не по мне? — спросила мисс Хартли с улыбкой.
— Я скучал по уюту, умиротворению этих моментов, потому что рядом со мной была ты. — Граф нашел руку Эмилии, стиснул тонкие пальцы. — С тобой рядом всегда было… особенно хорошо.
Она вскинула бровки.
— Я раздражала вас.
— Только лишь потому, что я толком не понимал своей глупой реакции на тебя. С первого дня хотел стать тебе другом! Неуместное, по сути желание, в отношении своего же секретаря. А после дошел до того, что ревновал тебя к Холланд и до страстного жаждал к тебе прикасаться… И это все убивало меня.
— Могу представить, — улыбнулась Эмилия. И потупила взгляд: — Я тоже… я тоже мечтала к вам прикасаться, — призналась дрогнувшим голосом. — Но боялась, вы снова макнете меня в бочку с водой!
Эдвард Дерби смутился, и они рассмеялись, не размыкая объятий.
— Прости, я был на грани. Ты так сладко сопела мне в спину, что я полдороги мечтал… как тебя поцелую. Эти мысли оказались страшнее жизни с призраком и убийства Маккинни… Я должен был что-то сделать, чтобы с собой совладать.
Его взгляд невольно скользнул по губам девушки, и мисс Хартли сглотнула.
— Теперь, кроме этого платья… нам ничего не мешает… — прошептала она.
— Я знаю, — тоже шепча откликнулся граф. И очертил пальцем контуры ее губ. — Но сначала я должен спросить: «Ты вернешься в Лондон со мной?» Старик, провожая меня, так и сказал: «На глаза мне без девочки можешь не появляться!» И выглядел очень решительно.